Обрадованный Ван Цзэ распорядился устроить пир, который продолжался до самого вечера. Во время пира он сказал Ма Сую:
— Помню, как в детстве мы вдвоем сочиняли парные стихи[4], но потом я увлекся военным делом и совершенно забросил литературу. Давай вспомним старину и сочиним по стихотворению, в которых выразим свои заветные желания.
— Что вы! — воскликнул Ма Суй. — Я так бездарен, что даже в детстве не смел с вами тягаться. Где уж теперь! Но если уж вы так хотите, сочиняйте первым, а я попробую подражать.
Ван Цзэ, слегка захмелевший, велел подать тушь, бумагу, тушечницу и кисть и одним росчерком набросал четверостишие:
— В первой части стихотворения я говорю о том, как раздал деньги и рис шести тысячам воинов, обиженным правителем округа, за что они помогли мне восстать, — пояснил он. — А в последних строках содержится намек на то, что я не забываю старых друзей.
— Великий ван, ваше стихотворение великолепно! — воскликнул Ма Суй. — Мне ли состязаться с вами!?
— Ничего, пиши! — сказал Ван Цзэ. — Потом сравним и посмотрим, кто из нас ученее.
И Ма Суй написал четверостишие на те же рифмы:
Ван Цзэ прочитал и громко рассмеялся:
— Да, мечты твои прекрасны! И не только потому, что выражены в стихах!
Они продолжали пить, пока совсем не опьянели, и только тогда разошлись...
На другой день Ма Суй пришел благодарить Ван Цзэ за теплый прием. Ван Цзэ назначил его начальником своей личной охраны, оставил во дворце, поселив вместе с Чжан Ци, и часто приглашал к себе беседовать.
Между тем Ма Суй только и думал, как бы покончить с Ван Цзэ, но не знал, как это сделать. И вот как-то ночью, когда они сидели с Чжан Ци за вином, между ними завязался разговор о дружбе, о том, насколько она верна и крепка, и Ма Суй как бы между прочим заметил:
— Я слышал, что здесь у вас все владеют чудесным искусством даосов. А каким волшебным могуществом владеете вы?
Чжан Ци рассказал ему о горлянке воды и огня. Убедившись, что Чжан Ци совершенно пьян, Ма Суй попросил его показать чудесную горлянку. Чжан Ци приподнял полу халата — на поясе у него висела привязанная тонким шнурком горлянка. Он показал ее Ма Сую, однако отвязывать не стал.
В эту ночь Ма Суй, сославшись на то, что он сильно пьян, остался ночевать у Чжан Ци. Но спать он не собирался — ему нужна была горлянка.
Когда наступила полночь, он слегка потормошил спавшего Чжан Ци и тихонько окликнул: «Брат Чжан!» Тот ничего не ответил и продолжал храпеть. Ма Суй попробовал отвязать горлянку, но не смог — она была привязана мертвым узлом, к тому же он боялся, как бы Чжан Ци не проснулся. Немного помешкав, он вытащил пузырек со смесью нечистой крови и чесночного сока, который постоянно носил при себе, открыл горлянку, накапал в нее немного смеси и снова заткнул пробкой.
Проснувшись на рассвете, Чжан Ци никак не мог припомнить, что произошло с ним накануне...
Однако вернемся к Вэнь Яньбо. Так как после ухода Ма Суя прошло много времени, а никаких вестей от него не поступало, он приказал войскам начать штурм города. Сунь Фу должен был штурмовать западные ворота, Дун Чжун — восточные, Лю Чуньшэнь — южные, а Лю Яньвэй — северные. Войска подступили к городским стенам и ударили в барабаны, вызывая противника на бой.
При виде неприятеля Ван Цзэ срочно созвал военный совет. Все явились, кроме Цзо Хромого, который был до того пьян, что его не могли добудиться. Послали за Святой тетушкой и Ху Юнъэр.
Поднявшись на городскую стену, чтобы лично наблюдать за действиями противника, Ван Цзэ подозвал Ма Суя:
— Ты говорил, что в войсках Вэнь Яньбо не хватает провианта! Почему же они опять штурмуют город?
— А что им остается делать? — возразил Ма Суй. — Без провианта воевать нельзя — можно лишь отступать. Вот Вэнь Яньбо и решил сделать последнюю попытку. Он боится, как бы вы, потерпев в прошлый раз неудачу, не уклонились от боя. Сейчас вам следует предпринять нечто неожиданное. Если вы разобьете хотя бы одну из его армий, остальные сразу отступят.
Все это Ма Суй говорил для того, чтобы посеять раздор между Ван Цзэ и его сообщниками. Ничего не подозревая об истинном замысле старого друга, Ван Цзэ согласился.
— Кто пойдет в бой? — спросил он.
Чжан Ци, надеясь на свою горлянку огня и воды, с помощью которой он прошлый раз одержал победу, вызвался первым:
— Однажды я уже нанес удар Сунь Фу — позвольте добить его окончательно.
Ван Цзэ одобрил его, и Чжан Ци, спустившись со стены, сел на коня.
— Думаю, что Чжан Ци понадобится помощь, — снова сказал Ван Цзэ и при этом выразительно поглядел на У Вана.
Драться У Вану никак не хотелось, ибо он был труслив, но выхода не оставалось — пришлось подчиниться.
Ван Цзэ уселся на скамью и, облокотившись о парапет, решил наблюдать за ходом боя...
Между тем передовой отряд войск Сунь Фу подступил к городским стенам. Неожиданно ворота распахнулись, и навстречу ему ринулись мятежники. Сунь Фу немного отступил и, подняв копье, стал ждать начала боя.
Рядом с ним, держа наготове горлянку, стоял Чжан Ци. При приближении государевых войск он произнес заклинание и открыл горлянку. Огонь не появлялся. Он обратился с заклинанием к духу воды — все напрасно. Потряс горлянкой — не вылилось ни капли воды. Заглянул внутрь и вдруг почуял запах гнилой крови. Тут он понял, почему его колдовство потеряло силу, и, подхлестнув коня, пустился наутек. Сунь Фу пустился за ним в погоню.
Еще в самом начале, когда Ван Цзэ женился на Ху Юнъэр, она научила его двум колдовским способам: сковывать движения людей и самому превращаться в невидимку. Стоило ему прибегнуть к первому способу, как его преследователи тотчас останавливались и в течение двух часов не могли
