Джо Гудмэн
Все, что я желал
Перевод с английского Л. И. Желоховцевой
Самый забавный, самый невероятный, самый закрытый клуб лондонского света - клуб «Компас». Четверо закоренелых холостяков, поклявшихся никогда и ни при каких обстоятельствах не стать жертвами женских чар. Однако мужчины предполагают, а женщины - располагают!
Виконт Саутертон, один из членов клуба, всегда готов прийти даме на помощь, даже если эта дама - крайне независимая, эксцентричная, известная своими скандальными выходками мисс Индия Парр, вполне способная обойтись без защитников. От такой девушки стоило бы держаться подальше, но именно она пробудила в сердце виконта неодолимую страсть. Страсть, во имя которой стоит рискнуть жизнью.
Пролог
Это была ловушка. Мэттью Форрестер, виконт Саутертон, сознательно и по доброй воле пошел на это. А разве можно найти игру без азарта и опасности? И он заверил своих друзей, что с ним все будет в порядке. Это представлялось вызовом, дерзанием, риском. И в конце концов оказалось западней. Саут не стал бы называть это состязанием в хитроумии, потому что было совершенно очевидно: все хитроумие досталось ему и оттого интрига становилась скучнее и даже вызывала зевоту. И все же игра вносила разнообразие в их времяпрепровождение в воскресный вечер.
Прошло всего лишь несколько месяцев после того, как Мэттью отпраздновал свое одиннадцатилетние, но его вполне можно было бы назвать долговязым. Мать говорила, что мальчик еще растет и не встал по-настоящему на ноги. Отцу же это весьма не нравилось, хотя он и сам именно так объяснял неуклюжесть своего наследника. Услышав за завтраком суждение графини, граф с кислой миной уставился на своего отпрыска; служанка тем временем убирала со стола недоеденные мальчиком яйца и печеные помидоры.
– Я полагал, что пока что в процессе роста только его мозги. Черт возьми! Этот мечтательный малый весь в тебя!
Слушая ворчание мужа, графиня лишь снисходительно улыбалась и ободряюще подмигивала сыну.
Теперь же Мэттью принял позу, которую считал непринужденной и даже немного вызывающей; откинувшись на спинку стула, он вытянул перед собой ноги и скрестил на груди руки. Сидя таким образом, Мэттью намеревался кое-кого поразить. Позу же он перенял от одного из знакомых отца - тот сидел в библиотеке графа точно так же. Причем этот джентльмен еще и выпячивал подбородок. Вспомнив об этом, Мэттью тоже вскинул подбородок и вдобавок ко всему еще изобразил на лице дерзкую и вызывающую улыбку.
– Он ухмыляется, как форель, - заметил один из членов Трибунала. - Как-то раз мне довелось видеть форель, улыбавшуюся точно так же.
Мэттью подался вперед и, упершись ладонями в стол, окинул взглядом собравшихся - конечно же, это была весьма агрессивная поза.
– Именно так форель улыбалась перед тем, как я ее разрезал на тонкие ломтики.
Остальные члены Трибунала одобрительно захмыкали, но вовсе не потому, что замечание показалось им остроумным, а потому, что оно явно произвело впечатление на юного виконта. Мэттью судорожно сглотнул, улыбка сошла с его лица, и он, выпрямившись на стуле, принял самую обычную позу - нисколько не вызывающую и вовсе не агрессивную.
– Потом я ее съел, - продолжал рассказчик, - но рыба по-прежнему ухмылялась мне в лицо.
Мэттью снова сглотнул и уставился в стену; при этом его светло-серые глаза тотчас же утратили свойственную им живость и действительно приобрели некоторое сходство с рыбьими.
Архиепископ поднял руку, призывая к серьезности, и члены Трибунала, сидевшие за длинным обшарпанным столом, тут же умолкли и закивали. Настало время поразмыслить и принять решение.
– Итак, Форель? - Архиепископ обвел взглядом членов Трибунала, и те дружно расхохотались. - Полагаю, это имя прекрасно тебе подходит, - продолжал оратор, когда смех утих. - Неужели друзья не называли тебя Форелью?
Мэттью наконец-то моргнул; ему хотелось вытереть слезившиеся глаза, но он опасался, что подобный жест будет неправильно истолкован: ни один из членов Трибунала не приписал бы это обилию чадящих свечей, все подумали бы, что виконт Саутертон готов разреветься. Уж лучше пусть называют его рыбой, чем девчонкой.
– Так тебя называли Форелью или нет? - В голосе архиепископа звучало нетерпение. Этот молодой человек был не старше любого другого члена «Общества», однако главой избрали именно его, так как он обладал всеми необходимыми качествами, прежде всего -уверенностью в себе. Мэттью потупился и пробормотал:
– Нет, не называли.
Архиепископ чуть приподнял бровь, а члены Трибунала неодобрительно загудели.
– Ты что же, не знаешь, как следует отвечать? - осведомился архиепископ.
– Нет, ваше преосвященство, не называли, - ответил Мэттью с дрожью в голосе.
Архиепископ, он же лорд Барлоу, снова приподнял бровь, и Мэттью проговорил:
– Нет, ваше преосвященство, мои друзья не называли меня Форелью.
Элбион Джеффри Годвин, лорд Барлоу, едва заметно улыбнулся.
– Отличный ответ, - сказал он после недолгого раздумья. - И все же я не могу не удивляться его неправдоподобию.
Мэттью взглянул на него с удивлением, и тот вкрадчивым голосом проговорил:
– Разве мы не друзья, Форель?
– Я полагаю, что вам, ваше преосвященство, еще предстоит подумать об этом.
Юный лорд Барлоу одобрительно кивнул, затем покосился на друзей. Снова взглянув на Мэттью, он сказал:
– Разумеется, мы проголосуем, но голосование - всего лишь формальность. Ты здесь, среди нас, по нашему приглашению. А приглашения мы раздаем не так просто. В члены «Общества епископов» попасть нелегко.
Вышеупомянутое «Общество» облекало свои намерения в весьма удобную и лестную для его членов форму. Сказать, что виконт Саутертон был приглашен сюда, означало полностью пренебречь тем фактом, что на него напали двое членов «Общества» во дворе Хэмбрик-Холла. Причем нападавшие отличались преторианским ростом и сложением «Преторианцы в Древнем Риме - первоначально воины из личной охраны претора, представителя высшей судебной власти; позже - солдаты императорской гвардии, отличавшиеся высоким ростом и могучим телосложением.». Они притащили его связанным, с завязанными глазами и с кляпом во рту в эту полутемную и сырую комнату, расположенную в дальнем конце школы.
Называть присутствующих членами «Общества», в то время как они скорее являлись членами судилища, - вот еще одно свидетельство того, что «Общество» имело склонность облекать горькую правду в
