Катя замотала головой.
— Уверены? Вы же сказали — это был ваш близкий друг…
— Не в этом смысле.
— Я тоже — не в этом смысле, — произнес Селгарин. — А в том, что вы можете быть посвящены в его… дела.
— Нет! — Катя сказала это чересчур пылко. Селгарин покачал головой.
— Вы мне не верите? — воскликнула Катя.
— Я — верю. Но другие… Другие могут не поверить. У него могли остаться друзья, которые сочтут вас виновницей его гибели. Могут?
— Могут… — прошептала Катя. Она вспомнила покрытые серой шерстью лапищи тролля, передушившие ее похитителей, как цыплят…
— У него могут остаться враги, которые знают о вашем существовании. Они могут счесть вас нежелательным свидетелем.
— Могут… — прошептала Катя.
Наверняка знают… Ведь какой-нибудь час назад ее едва не украли.
«Беда никогда не приходит одна, — говорила Катина мама. — Всегда — с детками».
«Мама… — подумала Катя. — Мама и папа…» Сесть на поезд и уехать домой, в Псков. Прямо сейчас. Но паспорт ее остался в мансарде. И деньги тоже. Выбегая из квартиры, она захлопнула дверь, но ключ, к счастью, оказался в кармане. Хоть в этом повезло…
— Не стоит, — сказал Селгарин.
— Что — не стоит?
— Вы думали о том, чтобы вернуться в квартиру. Так вот: этого делать не стоит. По крайней мере — сейчас. Ведь кроме товарищей и врагов вашего друга есть еще и правоохранительные органы. Не думаю, что вам стоит с ними встречаться именно сейчас.
— А что изменится потом?
— Потом, Катенька, может измениться многое, — сказал Селгарин. — Не забывайте, что эта мансарда всё-таки не ваша, а наша. То есть принадлежит нашей фирме. И заострять внимание на вашем пребывании там совсем не обязательно. Так удобнее и вам, и нам. В первую очередь — вам, потому что мы умеем правильно общаться с правоохранительными органами, а вот вас они могут обвинить в чем угодно. Им же главное не убийцу найти, а дело закрыть.
— Но зачем его искать! — воскликнула Катя. — Он же тоже разбился!
Селгарин молчал. Многозначительно. И Катя вспомнила, как толстый опер Асов пытался ее арестовать… Он ее наверняка узнает…
— Так что же мне делать, Эдуард Георгиевич? — беспомощно спросила она.
Селгарин погладил ее по руке. Ничего эротического не было в этой ласке: так прикоснуться к ней могла бы и женщина.
— Мы вас не бросим, — пообещал он. — Вы наш сотрудник. Более того, вы — юная красивая девушка. Если я оставлю вас на произвол судьбы, я себя уважать перестану!
— Спасибо… Спасибо вам… — прошептала Катя. Ей вдруг стало легко и спокойно. Она снова была не одна… И тут Катя вспомнила Карлссона и опять разревелась.
Селгарин не стал ее утешать. Дал выплакаться, а когда Катя успокоилась, кликнул официанта, и тот принес позаимствованную у кого-то косметичку.
— Туалет — там, — сказал Селгарин. — Приведите себя в порядок, Катенька. А я пока займусь решением вашей проблемы.
Когда Катя вернулась, Селгарин как раз закончил говорить по телефону. Причем не по мобильному, а по обычному, который принес ему официант.
— Ну вот! — сказал он. — Вопрос вашего временного жилья решен.
— Эдуард Георгиевич, спасибо вам большое! Но можно… Можно я сейчас к подруге поеду, ладно?
— Конечно, — кивнул Селгарин. — Я понимаю. Только от подруги — никуда, хорошо?
— Хорошо. А можно я позвоню?
— Конечно, можно. — Официант снова принес телефон.
— Лейка, это я… Да, случилось. Никуда не уходи, я скоро приеду.
— Ну вот, — сказала она. — Спасибо вам, Эдуард Георгиевич! Я вам, правда, очень благодарна. Я поеду, ладно?
— Не ладно, — возразил Селгарин. — Я вас сам отвезу.
— Ну-у… Мне неудобно… Я могла бы и на метро… — Катя замялась. Она хотела всё-таки быстренько заглянуть домой: взять деньги, документы…
— Мне будет очень неудобно, если с вами что-то случится, Катя! — отчеканил Селгарин. — Поэтому я вас всё-таки отвезу. И сдам подруге с рук на руки!
Катя не посмела спорить.
— Пойду расплачусь, — сказал Селгарин, доставая карточку.
Он подошел к стойке, но платить не стал.
— Какой номер? — вполголоса спросил он официанта.
— Сто четырнадцать-восемнадцать-семнадцать.
— Чей?
— Еще не пробили, Эдуард Георгиевич! Но Веня уже работает.
— Хорошо. Пусть отзвонит мне на мобильник, когда закончит. Мы уходим. Приберись тут… Ну, ты знаешь… Коньяк дай!
Селгарин вернулся в столику.
— Держите, Катя! — он протянул ей треугольного сечения бутылку из темного стекла.
— Зачем это?
— Это, Катя, лекарство! — строго сказал Селгарин. — Никаких возражений. Выпьете вечером… с подругой. Всё, поехали!
— Ну ты даешь, Катерина! — воскликнула Лейка, когда Катя возникла у нее на пороге с кое-как припудренным зареванным лицом, бутылкой коньяка под мышкой и красавцем Селгариным за спиной.
Впрочем, сказала она это уже после того, как Селгарин удалился.
— Ну, что там у тебя стряслось?
Катя села на полочку вешалки, поставила рядом коньяк.
— Карлссона убили, — сказала она.
— Это что, шутка такая? — неуверенно проговорила Лейка. — Ты пошутила, да?
Катя ничего не сказала, только посмотрела на подругу снизу…
Губы Лейки задрожали, лицо ее некрасиво искривилось…
— З-за что? К-как?
— Застрелили. А потом он упал… Сверху на асфальт. С нашей площадки.
Лейка опустилась на полочку рядом с Катей.
— Вот, блин, такая… Что за жизнь, ну что за говно такое всегда… — проговорила она вдруг осипшим голосом, уткнулась Кате в плечо и заревела.
А Катя сидела, как каменная. Она уже всё выплакала.
«За что? За что?» — вертелись у нее в голове сказанные Лейкой слова.
И всё вдруг стало таким ненужным, бессмысленным… И институт. И Дима. Вообще всё.
— Ты знаешь, какой он, какой… — бормотала Лейка сквозь рыдания. — Он такой добрый… был. Такой сильный… Я, Катька, всегда о таком старшем брате мечтала… Я как его увидела… И мне, знаешь ли, плевать было, что он богатый, что иностранец…
«Знала бы ты, какой он „богатый иностранец“, — подумала Катя.
А Лейка всё бормотала и бормотала… Катя не сразу поняла, что она такое говорит…
Оказалось, Карлссон был здесь, у нее. Что тогда, после вечеринки, она всё-таки заманила его к себе домой. И не только домой, но и в постель… Катя почувствовала легкий укол ревности. Хотя не укол, так…
