порог.
Лондон. Апрель 1934 г .
Гурьев сел в такси на переднее сиденье. Шофёр удивлённо на него покосился, но не возразил. Гурьев повторил адрес, и они тронулись.
Русский, решил Гурьев, рассматривая таксиста. Вот точно – русский. Мой тип. А что, рискнём? И он беззаботно засвистел мотив 'Варяга'.
Реакция не заставила ждать себя слишком уж долго, – к середине первого куплета шофёр нажал на тормоз так, что со всех сторон раздались возмущённые вопли клаксонов. Гурьев посмотрел на вытаращившегося на него шофёра и усмехнулся, забросив следующий крючок:
- Немножко подзабыли, как красиво швартоваться, не так ли, господин капитан? – первым начал он по-русски. – Ну, это ничего. Это службишка, не служба. Дело поправимое.
- Вы… кто? – хрипло спросил шофёр, тоже по-русски.
- Гурьев. Яков Кириллович. Будем знакомы, господин капитан? – он развернулся лицом к шофёру и протянул тому правую руку, – ту самую, на которой браслет.
- Господин Гурьев? Или товарищ Гурьев?
- Сочту за честь стать вам товарищем, господин капитан, – рука его упрямо висела в воздухе.
Шофёр, видимо, всё ещё колеблясь, взял руку Гурьева и чуть повернул, рассматривая браслет. И, приняв пароль за верный, кивнул:
- Осоргин. Вадим Викентьевич. Капитан второго ранга, минный крейсер 'Переславль', Черноморский флот. Ныне, кажется, краснознамённый?
А вот теперь пришла очередь Гурьева удивляться.
- Не может быть, – он так сдавил руку Осоргина, что тот поморщился против воли. – Не может быть.
- Ну, отчего же, – печальная усмешка искривила губы моряка. – И небывалое, как известно, бывает. А вы разве…
Гурьев знал. Перед ним сидел человек – живая легенда. Капитан Осоргин, уведший свой корабль из-под носа у красных, взяв на борт всех, кого мог утащить из охваченного паникой Новороссийска. Осоргин, протянувший на двух винтах и одной турбине через Дарданеллы и всё Средиземноморье – до самого Гибралтара. Не может быть, подумал Гурьев. Просто не может такого быть. Таких совпадений не бывает. Вот не бывает такого, и всё.
- Я думал, вы в Париже.
- Я тоже так сначала думал, – вздохнул Осоргин. – А зачем? Не люблю я французский… Несколько моих офицеров остались там. А остальные, кто со мной, – сюда. Теперь здесь вот… перебиваемся. Кому повезло, кто помоложе был – под торговый 'юнион джек'. А кто рылом не вышел – под шашечки пожалуйте.
- Пройдёмся ещё под Андреевским, господин капитан, – озорно улыбнулся Гурьев. – Давайте поедем, поднимемся ко мне. Посидим, как у нас, флотских, положено.
- Я за рулём, – усмехнулся невесело Осоргин.
- Ничего, Вадим Викентьевич, – Гурьев отпустил его руку. – Переночуете у меня, места хватит. А с завтрашнего утра вы на службе. Поедем. Я всё объясню.
- Гурьев, – Осоргин прищурился, посмотрел в лобовое стекло. – Гурьев. Легенда Корпуса. Единственный, кажется, в истории флота мичман при выпуске. 'Гремящий', кажется? У Эзеля где-то их потеряли. Откуда браслет?
- Шестерых спасли датские рыбаки. Его не спасли, а браслет он велел передать мне. Браслет и наградной 'Браунинг'. Полозов и передал. Константин Иванович Полозов.
- Его плохо помню. Неважно. Как это произошло?
- Приняли бой с 'Аугсбургом' и 'Бременом'. Шансов было – ноль, не мне вам объяснять. Но не сдались.
- Погибаю, но не сдаюсь, – Осоргин кивнул и снова взглянул на руку Гурьева с браслетом. – Ах, как это романтично, – погибаю, но не сдаюсь. Что ж, Яков Кириллович. Поехали, пожалуй.
Они остановились у дома, где находилась студия, снятая Рэйчел для Гурьева. Осоргин закрыл машину, и они поднялись наверх.
Гурьев быстро собрал на стол, открыл бутылку виски:
- Извините, господин капитан. Водки нет. Не готовился.
- Это хорошо, что не готовился, – кивнул Осоргин. И, разлив спиртное, поднял рюмку на уровень груди: – Помянем, Яков Кириллович. Погибаю, но не сдаюсь. Эх!
Он опрокинул виски в себя таким движением, как будто это всё-таки была водка. Его примеру последовал и Гурьев.
Осоргин опустился на стул, дождался, пока сядет Гурьев, налил по второй, легонько стукнул ножкой своей рюмки по его посудине:
- За встречу?
- За встречу, господин капитан.
Они снова выпили. Помолчали. Гурьев не торопился, – ждал, пока Осоргин созреет, чтобы задавать вопросы. Ожидание его длилось не слишком долго:
- Каким же ветром вас в Лондон-то занесло, Яков Кириллович?
Гурьев и сам не ожидал, что сможет уложиться в десяток предложений. Но уложился. Некоторые, особо пикантные нюансы – вроде шаровой молнии – он пока что опустил. Не так уж и много рассказывать. Дослушав, Осоргин разлил третью порцию:
- Легки вы на подъём, однако.
Это еврейская кровь, усмехнулся про себя Гурьев, но промолчал. Осоргин посмотрел на него исподлобья:
- А где же вы повоевать-то успели, Яков Кириллыч?
- Успел, – Гурьев чуть прищурился. – А что, разве заметно?
- Заметно, – кивнул моряк. – Хотели бы скрыть – я бы не заметил. А вы ведь и не скрываете.
- Нет, – улыбнулся Гурьев, – и не думал. Стыдиться нечего. Успел. В Трёхречье. В Маньчжурии.
- На чьей стороне, если не секрет?
- Ни на чьей, – Гурьев покачал головой. – Не был я тогда готов ни на чьей стороне воевать. Людей защищал, как умел. Плохо умел, конечно. А теперь займемся кое-чем поинтереснее.
- И что же это?
- Делом. Теперь нам предстоит множество дел, Вадим Викентьевич. В основном не очень весёлых и уж точно не слишком приятных. А также, возможно, кровавых. Вы как?
- Что это значит?
- Это значит, что можно попробовать.
- Попробовать – что?!
- Вернуться, Вадим Викентьевич. Только не приползти на карачках к большевикам, как некоторые это делают сейчас, а вернуться по-настоящему.
- Это чепуха, – махнул рукой Осоргин. – Они убивают всех, кто пытается хотя бы делать вид, что шевелится. Барон Врангель, генерал Кутепов…
- А мы никому не скажем, – наклонился через стол Гурьев. – Никому из посторонних, я имею ввиду.
- Вы представляете, сколько людей…
- Три десятка. Пока больше не нужно.
- Это смешно.
- Нет. Вы просто ещё всего не знаете. Я вам расскажу и покажу. Тогда вы, возможно, измените своё мнение. То есть наверняка измените, потому что вы боевой офицер. Я прекрасно понимаю, что вы сейчас
