то же, что и я. Увез девицу, которую тебе не отдали бы. Похоже, это доказательство покрепче, чем амулеты и родимые пятна. Кар напророчил... Старый дурак! Впервые в жизни стал ясновидящим, и то – нечаянно. Помнишь, как он обозвал тебя моим побочным сынком? Только ты никакой не побочный. Сигурд Всезнайка дал ей приданое, так что ты законный, как и я сам. У меня в Речном Тумане остались кое-какие вещи из того приданого. Я собирался их взять с собой, когда поеду в Хель... Ты знаешь, что Сигурд еще жив?
Гельд покачал головой:
– Я вообще не знал, что такой человек есть.
– Теперь он живет один. Обе его дочери умерли. От младшей осталось двое детей. Его внуков то есть. Девчонка замужем за Хеймиром Наследником – она будущая кюна слэттов. Она же дочь Хельги Птичьего Носа, я тебе говорил. А парень, Даг, тоже достойный человек.
– Я помню, – Гельд кивнул. – Это он водил в славный поход Эйвинда Гуся?
– Он самый. А ведь он помоложе тебя. Ему сейчас лет двадцать или двадцать один.
– Так ты, выходит, родич конунгу слэттов? – прошептала со своего места Борглинда.
Она была так потрясена, что не верила сама себе. Буря и крушение «Кабана», бегство и собственная участь несостоявшейся жертвы начисто улетучились из ее памяти. Гельд, которого подозревали в самом низком происхождении и который даже сам себя в час уныния назвал сыном рабыни, оказался родичем таких людей – хёвдинга Квиттингского Востока, конунга слэттов!
– Выходит, что да. – Гельд пожал плечами и наконец усмехнулся. Ему не верилось, что его шутки о «сыне конунга» оказались недалеки от правды, и почему-то было неловко оттого, что он никак не может этому обрадоваться. – Правда, не слишком-то я нужен такой родне... Да и она мне тоже. На славные подвиги меня не тянет. Хватит с меня. Это я уже пробовал.
Он вспомнил Эренгерду, но без обиды на судьбу, которая не дала ему узнать все это раньше, в первую встречу с Рамом. Привез бы он такие новости вместе с железом кюны Даллы... Даже надменный Асвальд не сказал бы, что родич конунга слэттов недостаточно для них хорош... Но нет. Эренгерда отвергла его не за низкий род, а за низкий дух. За то, что он никогда не научится ради чести убивать людей, которые ничем его чести не задели. И этого никакие открытия не переменят.
– А все-таки к Сигурду тебе стоит съездить, – сказал Рам. – Родню не выбирают, а отрекаться от того, что дали боги – до добра не доведет. Выходит, они хотели, чтобы ты... чтобы мы с тобой об этом узнали. А Сигурд имеет право знать, что у него два внука, а не один. Он же дал ей приданое... Я сам поеду с тобой. Не слишком-то мне там обрадуются, но... Подарки судьбы не сразу распознаешь: что к добру, что к беде...
Гельд промолчал. Ему вспомнилось предсказание неведомой старухи, что звалась Норной. «Он будет плохим помощником квиттам». Старуха заслужила свое прозвище: она оказалась права. Поход Асвальда ярла в Медный Лес... Железо кюны Даллы... Битва в Пестрой долине... Сколько подвигов он насовершал во вред своему родному племени! Гельд смотрел на Рама и сомневался, рассказывать или нет. Разве он знал? Он думал, что в войне квиттов и фьяллей он ни при чем и может следовать простым человеческим побуждениям, никого не стыдясь.
Его взгляд упал на Борглинду. Она смотрела на него огромными потрясенными глазами, и в полутьме черные зрачки стали такими большими, что совершенно скрыли карий цвет. Гельд подмигнул ей, чтобы немного расслабилась, и она послушно улыбнулась. Хотя бы этим, последним «подвигом» он теперь может гордиться совершенно спокойно: он спас дочь Лейрингов, которую хотели погубить враги ради своих злых вражеских дел! Да славится вечно великий герой, Гельд сын Рама!
В памяти всплыло лицо Слагви: исхудалое после похода, с легким румянцем на высоких скулах и светлыми кудряшками на висках, с усмешкой добродушного смущения. «Ну что ты уж так сразу...» Вот, например, один из врагов. Злобных, коварных, ненавистных... Тьфу!
Гельд потряс головой. Так и с ума сойти недолго. Хотя куда ему теперь еще сходить?
Лучше подумать о чем-нибудь другом. Отец... Гельд смотрел на Рама, ничуть на него не похожего, и пытался нащупать в себе чувство кровного родства с этим человеком. Нет, ему очень нравился Рам Резчик. Из всех знакомых ему людей, кроме Альва и Бьёрна, никто не показался бы Гельду более подходящим отцом. Просто он еще не знал, что это такое – чувство рода, которое направляло и определяло поступки почти всех вокруг него – от Гримкеля до Эренгерды. Только что он был наедине с огромным миром – и вдруг оказалось, что он не один, что его больше. Сейчас – два, а где-то еще есть дед, Сигурд Всезнайка, двоюродный брат Даг, и его сестра, та девушка, о свадьбе которой с Хеймиром ярлом он столько слышал два года назад. Слышал и даже сам пересказывал другим, и при всем богатстве его воображения ему и в голову не приходило, что все это имеет к нему самое близкое отношение. Он и сейчас еще не уяснил себе всего этого. На осознание такого перелома требуется время.
Гельду пришел в голову еще один вопрос.
– Рам! – окликнул он кузнеца по привычке и тут же подумал, не стоит ли теперь называть его родичем... отцом... – А как ты меня назвал?
Рам задумался на миг, потом хмыкнул и стал опять похож на прежнего Рама.
– Сигурдом, конечно. Мальвин так хотела.
Гельд усмехнулся. Что ни говори, это имя для великого героя!
В первую же ночь после битвы в тумане Торбранду конунгу приснился сон. Весь день он с четырьмя товарищами уходил от Ступенчатого перевала по лесистым горам на северо-запад – туда, где, как помнил Бранд Костоправ, имелся еще один выход из Медного Леса. Из собственной дружины Торбранда с ним был только один – Рагнар Полосатый, один из самых старших хирдманов, помнивший еще походы Тородда конунга, отца Торбранда. В одной из давних битв у него был содран длинный лоскут кожи со лба, отчего широкий морщинистый лоб и сейчас украшала белая полоса. Трое других были чужие, прибитые к конунгу мешаниной битвы. Хаград, парень лет двадцати, чувствовал себя сиротой после смерти своего вождя, Модольва Золотой Пряжки, и в его светлых глазах застыло тревожное недоумение. Арнгрим Пепельный, хёльд из внутренних областей Фьялленланда, снарядился в этот поход по ратной стреле; двенадцать человек своей дружины он растерял и теперь угрюмо прикидывал про себя, мог ли хоть кто-нибудь из них уцелеть. Бранд Костоправ был хирдманом Асвальда Сутулого, и за него Торбранд конунг втайне особо поблагодарил богов: Бранд уже был с Асвальдом в этих местах и знал дорогу к Совьему перевалу.
Ступенчатый перевал к концу битвы был занят квиттами, и оставаться рядом с ним означало обречь себя на скорую встречу с Повелителем Ратей. На месте Ингвида Синеглазого Торбранд обязательно приказал бы устроить на перевале засаду и прочесывать окрестные леса в поисках всех тех, кто не успел выйти за время битвы. Особенно если знать, что конунг фьяллей тоже не успел. Торбранд был достаточно умен, чтобы не считать своих противников дураками, а Ингвид сын Борга на деле доказал, что заслуживает самого серьезного отношения.
Весь день они шли, почти не останавливаясь, хотя трое из пятерых были ранены, и у самого Торбранда левая рука была рассечена от кисти почти до локтя. Хотя и не слишком глубокая, рана постоянно болела, и полотно повязки было мокрым от крови. Но сильнее боли его мучило сознание произошедшего. Сейчас Торбранд не считал себя способным быть вождем даже для четверых. Одной неудачной битвой боги могли лишь испытывать его твердость, но два поражения подряд означали одно: удача от него отвернулась. Мечи троллей не оправдали надежд, но мечи Торбранд не винил. Оружие сильно руками, которые его держат. Его удачи не хватило, чтобы обеспечить фьяллям победу. И это не может быть случайным – что он, после двух поражений, оказался заперт в Медном Лесу, в самом сердце вражеской земли.
Это не случайно. Его, конунга, боги подвели и поставили лицом к лицу с самым главным противником. Та ведьма, что своим колдовством губила фьяллей в первой битве, когда-то сказала Асвальду Сутулому: «У Медного Леса нет других конунгов, кроме меня. И если конунгу фьяллей что-то от меня нужно, пусть приходит сам». «Приходит сам... приходит сам...» – высвистывал ветер в ветвях Медного Леса, и Торбранд слышал это так же ясно, как голос человека. Так она хотела, квиттингская ведьма, его злая судьба, и она сделала так, что он пришел к ней сам.
Открытых пространств и даже больших полян они старались избегать, а идти по лесу было трудно, и к сумеркам даже выносливые мужчины валились с ног от усталости. Когда начало темнеть, фьялли остановились в глубоком овраге.
– Пожалуй, на сегодня хватит, – пробормотал Рагнар Полосатый и покосился на Торбранда. – А то
