красавицами все хотят полюбоваться! – К нему подошел Хьёрлейв Изморозь и повел прочь. Эренгерда бросила ему вслед благодарный взгляд.
Железная голова квитта лежала на земле возле ствола священного ясеня, и фьялли тянули шеи, чтобы на нее посмотреть. Асвальд ярл уже давно повествовал о своем походе; Эренгерда слушала, лукаво посмеиваясь, но Борглинда видела, что та очень гордится своим братом. Она бы тоже гордилась, если бы Асвальд погиб в Битве Конунгов, а ее собственный брат Свейн собирал дань с фьяллей и рассказывал об этом в гриднице Лейрингов. Борглинда старалась не слушать, даже не искала случая уличить славного ярла во лжи. Ведь что-нибудь он да приукрасит, как же без этого? Но кто ей поверит? Кто станет ее слушать, когда у всех на виду лежит голова квитта, которую ведьма затем и сделала железной, чтобы ее можно было привезти?
Только когда впереди кто-то назвал имя Гельда, Борглинда подняла глаза. Гельд вышел вперед и остановился в нескольких шагах перед Торбрандом конунгом; Хьёрлейв Изморозь говорил что-то, видимо, перечисляя конунгу его заслуги, а Гельд стоял, слегка склонив голову. Борглинда отдыхала душой, впервые за этот тягостный вечер отвлекшись от неприятного, и любовалась Гельдом, будто он был ее братом. Как хорошо он держится перед конунгом: ни постыдной робости, ни глупой заносчивости, а одно спокойное, непринужденное достоинство! И как он хорошо одет: зеленая рубаха с легким коричневатым отливом, совсем новая, и накидка из рыжеватых куниц, сразу видно, что говорлинские – такой гладкий и блестящий мех. Золотое обручье на руке, какое не у всякого ярла найдешь, и пояс весь в литых бронзовых накладках. Открытое, приветливое лицо Гельда показалось ей вдруг таким красивым, что дух захватило и в груди стало тепло. Хотелось смотреть на него без конца.
– Этот, я слышала, ездил с вами? – шепнула ей на ухо Эренгерда, но Борглинда, засмотревшись, не сразу расслышала ее вопрос. – Он что, каждый день так одевается?
– Что? Одевается? – Борглинда наконец посмотрела на соседку, не поняв, о чем она.
– Должно быть, его торговые дела идут хорошо, раз он так нарядился? – с любопытством продолжала Эренгерда. – По одежде его можно принять за ярла, а не за торговца.
– Если бы каждый ярл так умел воевать, как он торгует! – сказала Борглинда. На язык просился намек, что без Гельда и доблестный Асвальд ярл не много успел бы.
– Должно быть, он не только это умеет, если конунг нашел, о чем с ним поговорить, – опять сказала Эренгерда. – Наверное, это умный и знающий человек?
В ее голосе была непонятная насмешка, и Борглинда обиделась.
– Он поумнее многих, кого я знаю! – пылко воскликнула она. – Если бы не он, твой брат едва ли бы хвалился этой железной головой! Скорее его собственная голова досталась бы в добычу кому-то другому! И он солжет, если скажет, что это не так!
– О-о! – удивленно протянула Эренгерда. Но ей было приятно, что барландца так расхваливают. Всегда приятнее, когда тобой восхищается достойный человек, а не какой-нибудь лентяй и болтун!
– Я рад, что Асвальд ярл сумел привлечь на свою сторону такого достойного человека! – долетел до них голос Торбранда конунга, и Борглинда забыла об Эренгерде. – Я рад принять тебя в Аскефьорде, и надеюсь мы будем друзьями.
– Не моя вина будет, конунг, если наша дружба не сложится! – ответил Гельд. – Кто бы на моем месте не ценил дружбы такого человека, как ты!
Торбранд конунг слегка улыбнулся уголком рта, в котором по привычке держал соломинку. Гельд не знал, как редко улыбается конунг фьяллей, но чувствовал, что понравился ему. Не так плохо для начала.
– Думаю, ты не откажешься принять кубок от одной из наших женщин, – сказал Торбранд. – И оставить его себе в залог нашей дружбы.
– Если я не прошу слишком многого, мне бы хотелось, чтобы кубок поднесла мне вон та красивая девушка. – Гельд вежливо, но уверенно кивнул на Эренгерду, будто и не знал, кто она. – Если ты, конунг, позволишь, – скромно добавил он.
Вот так. Я у вас человек чужой, новый, мне простительно не знать, на ком ваш конунг подумывает жениться. Спрос не вина, как говорят у говорлинов. Зато если он позволит... Гельд сам не знал, что ему это даст, но принять кубок из рук гордой Эренгерды, да еще на виду у всех фьяллей... После этого она уже не сможет делать вид, что не замечает проезжего торговца.
– Йомфру Эренгерда! – негромко позвал Торбранд конунг.
Девушка встала – высокая, стройная, золотоволосая – береза злата, как сказал бы иной скальд. Конунг сделал ей знак подойти, и она плавно, с ловкостью обходя сидящих и стоящих, приблизилась к священному ясеню. Торбранд двинул кистью, и служанка подала Эренгерде серебряный кубок заморской работы – со стенками, как бы составленными из крупных земляничных листьев, но с ровными краями. В нем мягко пенился тепловатый мед, пахнущий малиной.
Торбранд конунг легким движением указал Эренгерде на кубок и на Гельда. Она часто подносила кубки гостям, которым Торбранд хотел оказать честь, но эта просьба ее удивила. Эренгерда недоумевающе глянула на конунга.
– Ты, я думаю, будешь не прочь подать кубок человеку, который так помог твоему брату, – сказал Торбранд. – Ведь вы приняли его в своем доме?
–Ах... – сказала Эренгерда, стараясь справиться с растерянностью. – Мой брат столько времени уделил тебе, конунг, что я не успела узнать...
Она все же была смущена: конунг вправе оказывать честь кому угодно, но подносить кубок торговцу, у которого собираешься разве что купить пару бронзовых булавок...
Конунг смотрел на нее спокойно, даже с проблеском добродушной насмешки, но это добродушие было как тоненькая пленочка подтаявшей воды на поверхности льда. Весь Аскефьорд отлично знал крепость его воли и неизменность решений. И особенно она, которой предстояло стать его женой и которая думала о нем так много, как никто другой.
Эренгерда взяла кубок и повернулась к Гельду. Гордость – не то же самое, что спесь. Как говорится, чести ждут от того, у кого ее много. Пусть барландцу будет много чести – у нее-то ведь не убавится.
– Я приветствую тебя в Аскефьорде и в доме нашего конунга, Гельд сын...
– Воспитанник Альва, – вполголоса подсказал кто-то, кажется, Хьёрлейв Изморозь.
– Гельд воспитанник Альва, – поправилась Эренгерда.
Она только сейчас заметила эту странность и мельком удивилась: у него что, и отца нет? Торговец слегка улыбался ей, больше глазами, чем ртом, и взгляд его на миг напомнил ей взгляд Торбранда конунга: внутренняя твердость под внешней мягкостью. Он тоже совсем не так прост, как притворяется!
– Мы рады приобрести такого друга и надеемся, что дружба наша продлится долго и принесет много отрадных плодов! – закончила Эренгерда, не выдавая своих догадок, дружелюбно улыбнулась и радушно протянула Гельду кубок.
Он улыбнулся ей в ответ. Девушка умная и гордая – понимает, что заносчивость делает смешным. Молодец! Куда умнее своего брата! Принимая кубок, Гельд подвинулся к ней несколько ближе, чем требовалось, и незаметно погладил ладонями ее руки, обхватившие земляничные листья из серебра. Вот уж это лишнее! Эренгерда быстро глянула ему в лицо, в ее глазах было выразительное удивление. «Что ты себе позволяешь воспитанник Альва? Ты не забылся?» – ясно сказал ее взгляд, а Гельд уверенно и открыто улыбнулся в ответ. «Именно это. Ничуть».
Асвальд провожал Эренгерду глазами, и взгляд его враждебно похолодел. Он тоже кое-что видел и чуть было не раскаялся в том, что привез Гельда в Аскефьорд.
Эренгерда отошла назад к своему месту. Квиттингская заложница сидела по-прежнему хмурая и не поглядела на нее, когда Эренгерда подошла.
– А он у вас не страдает застенчивостью! – сказала Эренгерда, смеясь над собственным горячим румянцем.
Это происшествие взволновало ее: ей хотелось и возмущаться, и смеяться, а сердце так сильно билось, что она была удивлена: с чего это? Гости поглядывали на нее, и Эренгерда смеялась, чтобы скрыть смущение, ей было чего-то стыдно и притом весело.
Борглинда не ответила, ее напряженный взгляд был устремлен куда-то в сторону.
– Кого ты там нашла? – обратилась к ней Эренгерда, стараясь отвлечься. – Тебе кто-то нравится?
