меньше говорить о ней.
— Почему он не отпустил ее?
— Да, почему она остается у Торварда? — спросил и Хеймир конунг. — Разве она не предпочла бы вернуться к своим друзьям?
— Торвард конунг не имел пока возможности дать ей достаточно надежных провожатых, — ответил Снеколль. — В Трехрогом Фьорде вы найдете ее живой и здоровой. Поистине велико ее желание снова увидеться с Хеймиром конунгом и его семьей!
— Он держит ее силой! — воскликнул Эгвальд. — Он не отпускает ее, чтобы быть уверенным в нашей дружбе! Он знает — пока она у него, мы…
— Остановись, сын мой! — прервал его Хеймир конунг. — Не давай нашему гостю подумать, как будто мы без залога не сохраним верность данному слову!
— Но с таким залогом он может быть уверен, что все будет только так, как сам он захочет! — горячо продолжал Эгвальд. — Вы слышали о дележе Квиттинга, о новом конунге! Кто он, этот новый конунг, откуда Торвард его взял? Наверняка это его побочный сын, хорошо еще, если не от рабыни! Ты подумай, отец, много ли чести нас ждет в этом походе? Мы будем воевать, терять людей, а распоряжаться всем станет Торвард! Он знает, что, пока Ингитора у него, мы согласимся на все!
— Откуда же ему знать об этом, сын мой? — с мягким упреком ответил Хеймир конунг и показал глазами на Снеколля. Этими криками Эгвальд сам давал в руки противника оружие.
— Он знает! — мрачно ответил Эгвальд. Он плохо помнил, что говорил в те первые мгновения, когда узнал о гибели «Серебряного Ворона» и пленении Ингиторы, но догадывался, что полностью выдал Торварду свое отношение к ней. — И пусть он знает вот что! — сурово продолжал Эгвальд, обращаясь к Снеколлю. — Если ему нужна помощь слэттов, пусть он сначала вернет нам Деву-Скальда. Пока Ингитора дочь Скельвира не будет здесь, в этом самом доме, я не сделаю ни шагу! Пусть Торвард конунг один сражается с квиттами, их ведьмами и великанами!
Хеймир конунг нахмурился. Ему совсем не понравилось то, что его сын решил такое важное дело, даже не спросив отца-конунга, да еще и объявил об этом в гриднице. Заставить Эгвальда против воли идти в поход невозможно. После плена его упрямство приобрело крепость камня. Хеймир конунг уже не раз встречал в нем сопротивление, которое не удавалось сломить ни уговорами, ни доводами, ни даже просьбами матери. Единственным человеком, который, как думалось Хеймиру, мог уговорить на что-то Эгвальда, была Ингитора. Она стала смыслом жизни Эгвальда. Получить назад Ингитору для Эгвальда стало тем же самым, что для Торварда было раздобыть отцовский меч.
А Вальборг слушала горячий спор мужчин с бледными от волнения щеками. Она еще не опомнилась от бурной, хотя и тайной радости, что Торвард конунг жив. Брошенные со зла слова Эгвальда о побочном сыне Торварда неприятно задели ее: ей вовсе не хотелось, чтобы у него оказались какие-то дети. И угроза миру между слэттами и фьяллями встревожила ее так, словно гибель грозила ей самой. Когда же она теперь увидит Торварда конунга? И кем он будет для них — другом или врагом? И если врагом, то кто в этом виноват? И как этого избежать?
«Опять Ингитора! — с неожиданной злобой подумалось Вальборг. — И зачем она только явилась к нам в Эльвенэс! Она послала моего брата в поход на Торварда! Из-за нее они оба пошли на Бергвида! Торварда смыло в море из-за нее! Он мог погибнуть! Каждый день ему грозит опасность! А теперь она снова натравливает их с Эгвальдом друг на друга! Она приворожила его, не иначе! О боги, пошлите ей смерть! Тогда все у нас успокоится, и Торвард…»
Вальборг не решилась продолжить свою мысль. Если Ингитора в который уже раз делается поводом к раздору, то, может быть, она, Вальборг, сумеет доставить средство к согласию?
Весь день Вальборг не знала покоя, обдумывая то, что услышала от Снеколля. Ей хотелось расспросить его подробнее обо всем: каким образом Торвард конунг спасся, как сумел достать Дракон Битвы, как встретил Бергвида и каким вышел их поединок? Любопытство не пристало дочери конунга, но благодаря Рагнару, благодаря способности женского сердца делать чужое родным Торвард конунг стал ей так же близок, как отец и брат. Может быть, даже ближе. Отец и брат были ветвями того самого дерева, на котором выросла она сама. А с Торвардом вместе они могли бы образовать новое дерево, из которого вырастет новый славный род. Своя семья — это корни прошлого, а новый союз — это ростки будущего. Вальборг уже твердо знала, что никого другого из всех мужчин, известных ей хотя бы понаслышке, она не хотела бы видеть отцом своих детей больше, чем Торварда конунга. Но эта война, этот новый раздор из-за Ингиторы грозил снова все поломать и сделать их врагами.
Под вечер Вальборг не выдержала и послала служанку на поиски Рагнара. Та вернулась, не найдя его; люди видели, что он ушел куда-то вместе со Снеколлем. Это подтвердило догадку Вальборг, что они и раньше были знакомы, и нетерпение ее узнать побольше разгорелось сильнее. В воздухе висело предчувствие каких-то значительных событий. Вальборг не обладала способностями к ясновидению — для этого у нее был слишком строгий рассудок. И именно этот рассудок теперь подсказывал ей, что скоро что-то случится. Что-то такое, что решительно повернет судьбы слэттов и фьяллей к новым рубежам.
Надеясь отвлечься хоть немного, Вальборг пошла в молочную — поглядеть, вняла ли Хильда хозяйка ее советам хоть в чем-нибудь. Дверь в молочную была смазана и не скрипела — такое внимание к ней не говорило ни о чем хорошем, так как позволяло служанкам и рабам незаметно наведываться к припасам всякий раз, как хозяйка не запрет дверь. Вальборг вошла в сени. Внутри молочной раздавался тихий голос. Вальборг замерла — голос Рагнара она не спутала бы ни с каким другим.
— Только не рассказывай мне, что Торвард сам влюблен в эту язвительную деву! — говорил Рагнар, и Вальборг застыла, почти перестав дышать. Никогда ей и в голову бы не пришло, что дочь конунга может унизиться до подслушивания, но слова «Торвард влюблен» приморозили ее к месту. Узнать, свободно или занято его сердце, вдруг стало необычайно важно для нее. Правда об этом была дороже достоинства.
— А почему ты так уверен, что нет? — отвечал ему голос Снеколля. — У тебя белая борода, Рагнар, и взрослый сын, которому тоже пора жениться. Неужели ты совсем забыл, каково быть молодым и влюбленным?
— Но не в нее же! Или ты забыл, как он ее ненавидел! Как у него сжимались кулаки при одном ее имени? Он не мог и слышать о ней…
— Он не мог о ней слышать, потому что ее не видел. А когда увидел, все стало по-другому. Впрочем, так болтают женщины, а мы с тобой вовсе не должны повторять глупости. Ты с рождения знаешь Торварда — разве он станет кому-то раскрывать свое сердце? Может быть, ничего подобного и нет. Но он твердо решил держать ее у себя, пока Хеймир и особенно Эгвальд ярл не поклянутся хранить с ним мир и не мешать править новому конунгу квиттов. Да, с Эгвальдом ярлом очень и очень приходится считаться. Он — наследник, будущий конунг слэттов. А когда у человека столько седины в бороде, как у Хеймира, наследник может ему понадобиться в любой день.
— А Эгвальд ненавидит Торварда и будет ненавидеть всегда! — убежденно ответил Рагнар. — Я нагляделся на него и до того похода в Аскрфьорд, и после. Раз он сказал, что не пойдет на помощь, пока не получит свою Деву-Скальда, то так и будет. Его никто не сможет уговорить.
— А Торвард не отдаст ее, пока не получит их клятв! — со странным удовлетворением ответил Снеколль, словно черту подвел. — Вот это и называется — ведьмино кольцо! Они не сговорятся никогда! Ты знаешь Торварда — можно ли его переупрямить?
— Да, упрямством он пошел в мать! — со вздохом согласился Рагнар. — Но здесь я вижу мало поводов для радости. Раздор — всегда зло, а сейчас наихудшее время для раздоров. Никто толком не знает, что делается на Квиттинге. Ты говоришь, что Торвард убил какое-то тамошнее чудовище, но я не поручусь, что оно было последним. И что на смену ему не выползет еще сотня чудовищ. А Тролленхольм? Духов четырех колдунов не смогла обезвредить даже кюна Хёрдис. Никто не знает, сколько там осталось усадеб, где они, сколько в них людей. И чего хотят эти люди — мира или войны? Сила никак не помешает ни Торварду, ни Эгвальду. Оставить Квиттинг нельзя, воевать на нем поодиночке — настоящее безумие!
— Ты во всем прав, мой друг! — спокойно согласился Снеколль. Даже такая страшная картина не поколебала его добродушия и уверенности, что рано или поздно все сложится к лучшему. — Ты не зря славишься мудростью. Посоветуй, что теперь делать, а я отвезу твой совет Торварду. Если ты сам не хочешь оставить здешнюю кюн-флинну…
Услышав упоминание о себе, Вальборг вздрогнула, будто проснулась, разом устыдилась, испугалась
