— А, от носа до глаз недалеко! — отмахнулась фру Оддборг. — Сначала привяжи лыжи, а побежишь потом! Или мне самой придется ложиться в могилу с тремя горшками и железными застежками? Ведь ночью этот дохляк околачивается под дверями добрых людей, того гляди, и до нас доберется! А его курган стоит пустым, если не считать золота. Ты понял или мне позвать Тейта Придурка, чтобы он тебе растолковал?
Еще засветло четверо Стролингов — Кольбьёрн хёльд, Скъёльд, Гейр и Ярнир — приехали на двор Грима Опушки.
— Ты, старая, сможешь узнать, ушел ли мертвец из кургана? — спросил Кольбьёрн у Боргтруд. — Если ты без обмана скажешь нам, когда путь будет свободен, я дам тебе золотое кольцо.
— Кольцо из кургана? — ехидно спросила старуха, но гордый хёльд этого не заметил.
— Из кургана, — уверенно подтвердил он. — Что, можешь ты это сделать?
Боргтруд налила воды в плоскую глиняную миску, пошептала над ней и поставила возле порога.
— Пусть кто-нибудь из твоих людей сидит здесь, — сказала она. — Когда мертвец пройдет мимо нашего двора, вода дрогнет.
— Вот еще! — возмутились разом Гейр и Ярнир. — Мы — мужчины, а не бабы-ведьмы! Это твое дело — колдовство, ты и сиди над своей водой!
— Это не колдовство, а гадание! — поправила их Боргтруд. — Ведь сам конунг участвует в жертвоприношении, а хёвдинги смотрят волю богов во внутренностях жертвенных животных.
— Это охота! — хохотнул Кольбьёрн. — И вы будете наблюдать за следом зверя. Посиди ты, Гейр, а то этот длинный заснет и бухнется кувырком с лавки! Мордой в миску!
Со вздохом Гейр уселся на край скамьи и уставился в воду. За прошедшие дни ему так надоел мертвец, что даже мечты о золоте не взбадривали. Пропади оно пропадом, это золото! Это у Сигурда Убийцы Фафнира все получалось легко и просто, а им, людям из усадьбы Хьёртлунд, все попытки прославиться принесли пока только одни насмешки и тревоги. Наверное, в Века Асов все было по-другому, а теперь старые пути к славе не годятся. Или люди измельчали?
К полуночи Кольбьёрн и Скъёльд начали зевать, Ярнир задремал, опираясь руками о рукоять меча, поставленного между колен. Гейр таращил глаза в миску с водой, боясь заснуть и позорно рухнуть лицом в воду. И вдруг вода дрогнула. Гейр поспешно наклонился над миской, боясь, что ему померещилось в дреме. Но и Боргтруд, сидевшая в женской стороне покоя возле спящих невестки и внучки, вдруг подняла голову.
— Он прошел! — шепнула она, и Стролинги без суеты стали подниматься, оправлять оружие.
— А почему мы не слышали звука шагов? — подозрительно спросил Скъёльд. — Ты не врешь, старая? Смотри — если он ждет нас в могиле, мы снесем тебе голову!
Кто из них в этом случае вернется, чтобы выполнить угрозу, Скъёльд не задумывался. Он вообще не имел такой привычки — задумываться. Это подходит какому-нибудь увечному или дурачку, который видит духов наяву. А здоровому сильному мужчине она ни к чему. Замечая за младшим братом подобную склонность, Скъёльд бранился, приписывая это тому, что Гейр с детства больше дружил с Рагной-Гейдой, чем с кем-то из братьев.
— Он прошел не здесь, а под землей! — вразумила Боргтруд. — У мертвых свои тропы. Теперь он выйдет на поверхность не ближе усадьбы Оленья Роща…
— Да ты никак смеешься? — возмутился Ярнир, и от его громкого голоса все в покое проснулись, приподняли головы, моргая от света факела.
— Брось ее! — оборвал брата Скъёльд. — У нас есть дело поважнее, чем спорить со старой троллихой. Пойдем.
Над темной равниной светился серпик молодого, серебристого, чуть желтоватого месяца. Бледный свет падал в разрывы облаков, но облака неслись с огромной скоростью — должно быть, там, наверху, дул сильный ветер. Желтоватые лучи то падали на землю, то исчезали и опять появлялись где-то в другом месте, но все же их свет позволял не сбиться с пути. Кольбьёрн был спокоен, но трое его сыновей изо всех сил старались скрыть дрожь, которую не могли одолеть никакими силами. Однажды они уже были здесь по этому же самому делу, и пережитый ужас напоминал о себе. Напрасно они надеялись, что прогнали его — он лишь затаился в глубине души, как гадюка под корягой, и ждал, когда они вернутся к знакомому месту. А если старуха вольно или невольно обманула их? А если мертвец ждет в могиле?
Вот и курган. Увидев его еще издалека Гейр, почему-то сразу успокоился. Курган не следил за незваными гостями исподтишка, как в прошлый раз, пристальным и злобным взглядом. Старуха не обманула, мертвец ушел отсюда. Пологий холм с кучами земли на макушке был мертв и тих, как пустое, невесомое осиное гнездо. В глубине его земляного нутра зияла бездыханная пустота.
— Факелы будем зажигать? — вполголоса спросил Ярнир.
— Не сейчас, — ответил Кольбьёрн. — Только когда полезем вниз. А пока незачем кому-то еще нас здесь видеть.
Оставив коней у подножия, все четверо поднялись на курган. Земля, выброшенная из ямы, была порядком утоптана, их старых следов почти не виднелось — зато во множестве были следы оленьих копыт. Следы мертвого оборотня. Они вели и в яму, и из ямы, перекрывали друг друга, отмечая многократные переходы мертвеца туда и обратно.
Отверстие ямы было полно густой чернотой. Казалось, у нее вовсе нет дна, и в глубине ждет безрассудного сама Хель.
— Я полезу! — твердо, с вызовом сказал Скъёльд, готовый спорить даже с отцом. После позора, испытанного в прошлый поход за золотом, для Скъёльда стало жизненно важно первым побывать внизу и вернуться с добычей.
— Полезай! — добродушно согласился Кольбьёрн. — Там, я думаю, хватит на всех.
Возле ямы еще валялись осиновые бревна, служившие опорой в прошлый раз. Даже веревка осталась старая, но прикасаться к ней никому не хотелось, и привязали новую. Бревно подтащили к яме, положили сверху, и Скъёльд стал спускаться. Гейр тем временем выбил искру и раздувал огонек на клочке сухого мха. Ярнир держал наготове факел, то и дело заглядывая в яму, хотя разглядеть там что-нибудь было совершенно невозможно.
Стиснув зубы, Скъёльд спускался, изо всех сил гоня прочь воспоминание о цепкой руке, впившейся ему в щиколотку. Ему было нестерпимо жутко, но он не давал воли страху; по лицу тек холодный пот, рубаха противно липла к спине, но руки делали свое дело. В полной темноте не было ни времени, ни расстояния; Скъёльд задыхался в холодном неподвижном воздухе, умершем много веков назад.
И вдруг ноги его коснулись какой-то неровной, сыпучей поверхности. Не выпуская веревки, Скъёльд поставил сначала одну ногу, нажал. Нога не провалилась, и тогда он поставил другую. Под подошвами сапог скрипели и проминались какие-то твердые обломки, слышалось легкое позвякивание. Под ногу попалось что-то большое, твердое, острым краем резануло подошву даже через сапог.
— Давайте факел! — сдавленно крикнул Скъёльд, подняв голову к смутно светлеющему пятнышку, видному далеко-далеко наверху. Пустота внутри кургана задрожала, возмущенная вторжением в ее холодный многовековой покой.
— Ты на дне? — прозвучал в ответ голос отца, изломанный и искаженный в стенках колодца. Он был неузнаваем и странен, как отзвук другого мира. Да так оно и было — родичи остались в мире живых, а Скъёльд вступил в мир мертвых.
— Да, — глухо ответил он, и от звука его голоса трое оставшихся наверху невольно содрогнулись.
У Гейра мелькнула жуткая мысль, что им отвечает мертвец, неслышно расправившийся со Скъёльдом и теперь ждущий их.
Конечно, Гейр никому не сказал об этом, а торопливо зажег факел и передал его отцу. Кольбьёрн держал, а Ярнир привязывал веревку к рукояти, и от волнения никак не мог справиться с узлом.
— Быстрее! — крикнул Скъёльд, нетерпеливо сжимая кулаки.
Он видел наверху отблески огня, и ему страстно хотелось скорее получить факел, осмотреться и убедиться, что мертвец не затаился в углу и не бросится на него вот сейчас. Хотелось прижаться спиной к
