каких богов почитает, но теперь границы мира для него раздвинулись шире, и даже знакомая с рождения долина изменилась. Теперь она была не просто частью Квиттинского Севера или даже Морского Пути, а частью всего земного мира, который оказался так велик, что у него даже нет названия.

— Да ты меня совсем не слушаешь! — с обидой сказала Сольвейг.

Как разбуженный ее голосом, Эрнольв обернулся. Четырнадцатилетняя Сольвейг, маленькая и сероглазая, в облаке длинных золотистых волос казалась похожей на светлого альва, случайно заглянувшего в каменистый Аскрфьорд. Чуть поодаль ее братья Сёльви и Слагви выбирали поставленные на ночь сети, а Сольвейг сидела на носу лодки и с упреком смотрела на Эрнольва.

— Я ведь не выдумываю, как ваша Ингирид, я всегда говорю правду, — продолжала девочка. — А завтра вас всех уже здесь не будет, и только норны знают, увидимся ли мы еще. Все может быть.

Эрнольв кивнул. Сольвейг была совсем не такая, как Ингирид, — она не смеялась, не дразнила его, не морщилась при виде его уродливого лица, а обращалась с ним по-старому, как будто ничего не изменилось. Пока Халльмунд был жив, Ванбьёрг хозяйка надеялась со временем сосватать младшему сыну именно Сольвейг и даже намекала ее отцу, Стуре-Одду, что не сейчас, но будущей зимой или даже через зиму было бы совсем неплохо справить свадьбу… Теперь же с этим было покончено, и Эрнольв испытывал искреннюю и нежную грусть при мысли о том, что надолго расстается с такой хорошей девочкой. Давно ли он носил ее на своей спине, играя в «похищение великаном»? Ей это очень нравилось. И она совсем не боялась тролля из Дымной горы, возле которой стояла усадьба Стуре-Одда.

— Тебе вовсе незачем быть таким грустным, — продолжала Сольвейг. — Я слушала всю ночь и вчера, и сегодня тоже. Если бы вас ждал неудачный поход, то наш тролль обязательно дал бы знать. Он, знаешь, выходит каждую ночь и поет. Имен не называет, но поет. А ты такой хмурый, как будто он уже назвал тебя самого.

— Я… я как будто нездоров, — неохотно признался Эрнольв. — Меня то ли лихорадит… То ли я не знаю что. Погляжу на воду — то какое-то золото светится, то опять мертвец…

— Страшно? — с заинтересованным сочувствием спросила Сольвейг.

— А, теперь он рассказывает ей страшные саги! — решил Слагви, услышав обрывок разговора.

— Пусть поболтают! — одобрил Сёльви. — А то уплывем, и всю зиму ее будет веселить только старый тролль.

— Нет, сейчас вроде бы уже не страшно, — с сомнением, прислушиваясь к себе, ответил Эрнольв. — Как рассвело, так мне сразу полегчало. Знаешь, одним ударом… Как будто веревку разрубили. Или молния ударила.

Сольвейг понимающе кивнула. Ингирид непременно заметила бы, что его лихорадит от страха предстоящего похода, но Сольвейг была совсем не такой. Она была умна не по годам, проницательна, слышала землю и богов не хуже самой Тордис, но не уставала от людей, а очень любила их.

— Ой, смотри, — вдруг тихо, восторженно шепнула она, глядя в сторону далекого устья фьорда.

Позади них задушенно охнул Слагви и тихо просвистел его брат. Обернувшись, Эрнольв глянул и оторопел. Высоко на скале над блестящей водой фьорда, на фоне серовато-розовеющего неба виднелся силуэт высокой, стройной девушки в блестящей черной кольчуге. Ее длинные, вьющиеся колечками черные волосы густой волной медленно вились по ветру, огромные глаза горели ярким синим огнем, а рука со сверкающим мечом указывала на юг. Прибрежные горы, поросшие редким ельником, дремлющая вода фьорда, отливающая стальным блеском, красноватое, отражающее пролитую где-то кровь, небо — все замерло в восторге перед величественной и прекрасной Всадницей Бури, посланной богами. Где-то вдали медленно и величаво перекатывались по облакам отзвуки грома.

Затаив дыхание, трое мужчин рассматривали чудесное видение, и им казалось, что прошла целая вечность. Но вот фигура валькирии побледнела и растаяла. Все осталось как было — горы, вода фьорда, рассветное небо. Только ее не было. Но Сольвейг продолжала смотреть туда, где она была; девочка прижимала руки к груди, по ее щекам текли счастливые слезы, а в глазах горел такой восторг перед красотой и мощью небесных миров, что сама она казалась гостьей оттуда. Мир, к которому стремилось ее сердце и который умели видеть ее глаза, потаенно жил в ней самой и отзывался светлым отблеском на всякий небесный луч.

— Это она… Она, Регинлейв! — благоговейно шептала Сольвейг. — Она вернулась! Вернулась! Теперь все будет хорошо!

— Но она же… — озадаченно начал Сёльви.

— Ее же столько лет не видели! — окончил за него Слагви.

— Вы забыли, — упрекнула братьев Сольвейг, все не решаясь отвести глаз от высокой скалы. — Она ушла, потому что Торбранд конунг женился. А теперь кюна умерла, он опять свободен. И Регинлейв должна была вернуться. Она вернулась. Это и есть то знамение, которого конунг ждал, и все люди ждали. Боги теперь с нами. Поход будет удачным. И мы все еще увидимся!

Сольвейг всхлипнула, слезы побежали из ее глаз быстрее, как будто сердце не вмещало счастья. Она вдруг подпрыгнула, порывисто обняла Эрнольва за шею, торопливо поцеловала куда попало и побежала обнимать братьев.

— Она показалась нам, вам троим, вам троим! — нараспев, с ликованием твердила девочка. — Значит, вы все трое останетесь живы, все трое! Ах, как хорошо!

— Я бы скорее подумал… — начал было Слагви, но брат сделал свирепое лицо, и тот умолк. Сёльви тоже скорее подумал бы, что валькирия показалась тем воинам, кого ей предстоит вскоре забрать в Валхаллу. Но глупые домыслы следует держать при себе и душить на корню. Оба брата были уверены, что Сольвейг сумеет истолковать знамение гораздо лучше них. Может быть, Регинлейв и хотела показаться именно ей, а им уж так, заодно.

— Скорее! Скорее поплывем в Ясеневый Двор! — Смахнув слезы рукавом, Сольвейг от нетерпения подпрыгивала на месте. — Скорее поплывем к конунгу! Конунг так ждет, так ждет этого знамения! Скорее! Чтобы все люди скорее узнали!

Бросив сети, братья стали толкать лодку с берега. Эрнольв, забывший про ночное нездоровье, налег обеими руками с такой силой, что лодка на четыре шага влетела в воду, окатив брызгами братьев.

— Ну, тролль одноглазый! — с дружеским возмущением закричал Слагви. — Ты давай бери весло да греби получше! Тоже мне, морской великан!

Сольвейг засмеялась. Эрнольв легко подхватил ее на руки и перенес в лодку. И вот они уже плывут по сероватой воде Аскрфьорда, где в мелких волнах поблескивают стальные отблески, словно дно выложено острыми мечами, а сверху их красит розовым рассветный свет небес. Наверное, не зря валькирия показалась и ему, Эрнольву сыну Хравна, который больше всех сомневался в нужности этого похода. И он, пожалуй, верно поступил, решив идти со всеми, хотя по-прежнему не уверен в правоте всего затеянного дела. Правду знают боги. Людям она открывается со временем, и желающим ее знать приходится терпеть.

Часть вторая

Каменные врата

Настоящий герой никогда не суетится и не бегает по всем окрестным усадьбам с криком: «А вы слышали, какой подвиг я совершил?!» Даже если люди и спросят, почему он опоздал к ужину и отчего у него такой потрепанный вид — уж не бился ли он с каким-нибудь чудовищем? — герой только пожмет плечами и небрежно скажет: «Мало ли какая безделица случается к ночи?»[18]

Вернувшись домой с копьем Гаммаль-Хьёрта, Вигмар не стал рассказывать эту сагу никому, кроме своих домочадцев. Слава, как и месть, требует умения выждать. Но по округе побежали слухи: мертвец больше не напоминал о себе, и нашлись герои, которые отважились в ясный полдень побывать возле обрушенного кургана. Всем хотелось знать имя победителя, однако Вигмар и теперь не спешил складывать о себе хвалебные песни и выкрикивать их с верхушки самой высокой сосны. Даже услышав от Грима

Вы читаете Спящее золото
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату