хотела, чтобы он проиграл свою голову. Хорошо хоть без кукушки обошлось. Правда, здесь и окон-то нет…
Ты о чем думаешь, Лисица-С-Границы? — спросил где-то в глубине души суровый голос, похожий то ли на отцовский, то ли на голос самого Вигмара в дурном расположении духа. — Ночь-то проходит! Для дочки Кольбьёрна, помнится, только так стихами и сыпал! Как горох из мешка! А собственная голова что, не дорога?
Скальду, сочиняющему «Выкуп головы» следует начать с того, как его угораздило попасться. Один по морю не туда заплыл, другой в битву пошел не на той стороне… Перепутал. А тут попросту: никогда не знаешь, где и на чем попадешься злой судьбе. Норн приговор у мыса узнаешь.
Вигмар сел, обхватил руками колени и принялся подбирать слова. Размер сам собой получался дротткветт — шестисложник с тремя ударениями. Вигмар и раньше предпочитал этот размер, кроме последних «Вис Рагны-Гейды», которые получились восьмисложными. Стало быть, никогда не знаешь, где и на чем попадешься. Скальд судьбы не ведал…
Утром пожилой гест, довольно бодрый и полный надежд на победу жеребца Бурой Гривы, явился в клетушку и долго не мог добудиться рыжего квитта.
— Ну, ты, пятнадцатихвостый! — покрикивал он, теребя Вигмара за плечо. — Вставай! Успеешь еще отоспаться. Не на этом свете, так на том! Конунг уже сидит за столом!
— Так рано? — зевая, промычал Вигмар.
— А чего ждать? — Гест хмыкнул. — Когда в доме много еды, то чего же не сесть за столы пораньше? Не умеете вы жить, квитты! Да, правда, какая у вас там еда! У вас там хоть чего-нибудь растет, кроме мха и железа?
— Нет, — гордо ответил Вигмар. — Копаем болотную руду и из нее печем хлеб. Так что зубы у нас у всех — любой тролль позавидует!
— Пойдем, пополоскайся! — Довольный веселым собеседником гест кивнул ему в сторону двора. — Не пойдешь же к конунгу с такой заспанной мордой! А покормят тебя уж там, если понравишься. А нет — так жить недолго, не проголодаешься!
— Умный правду без подсказки скажет! — одобрил Вигмар и пошел за гестом умываться.
Когда он вошел в гридницу, Бьяртмар конунг уже сидел на своем обычном месте в окружении бесчисленных гостей, а второе почетное место оставалось пустым.
— Ты уже здесь! — обрадовался Бьяртмар конунг, увидев Вигмара. — Эй, сходите за Сторвальдом! — крикнул он гестам. — Пора нам начинать!
Бьяртмар конунг довольно хихикал и потирал ручки. Вигмар смотрел на него, с трудом скрывая омерзение. И такому-то человеку, вот этим самым ручкам, больше похожим на троллиные лапки, он сочинил хвалебную песнь! Может, не самую лучшую из тех, что пелись под луной за все прошедшие века, но достаточно хорошую, чтобы она сделала свое дело: закрепила удачу конунга и призвала на него новые дары судьбы.
Посланные за Сторвальдом не возвращались довольно долго, и гости удивленно гудели.
— Неужели не успел за ночь? — бормотали люди. — Нет, он сочинил такую длинную песнь, с такими сложными припевами, что сам в ней запутался и теперь не может дойти! Никак не донесет! Нет, он расчесывает свои роскошные волосы!
— А вот это вернее всего! — тихо сказал Вигмару Бальдвиг, сразу вставший возле него. — Сторвальд говорит, что его поэтическое мастерство — в волосах. Он всегда их вытаскивает из-за пояса, когда сочиняет или рассказывает свои стихи.
Из женских покоев показалась Ульврунн, за ней шли Уннгерд и Ингирид. Ингирид сразу впилась глазами в лицо Вигмара, как будто хотела сказать ему что-то очень важное, и его передернуло: весь ее вид говорил, что она задумала что-то новое. И ужасное, как бурные валы возле крутых скалистых берегов. Вигмар мысленно воззвал к богам о помощи. И гнев, и любовь Ингирид дочери Бьяртмара были опаснее буйства пьяного Эгира, и последняя Вигмара ожидала, как видно, во всей полноте.
Наконец в переходе зазвучали шаги, раздались изумленные крики. Ингирид поджала губы и приняла вид гордой неприступности. Вигмар смотрел на дверь, ожидая появления своего противника. Сторвальд ступил на порог, и его встретил общий крик изумления. Даже Вигмар не удержался.
Где же они, краса и гордость конунгова скальда? Роскошные волосы Сторвальда были обрезаны, притом так неровно и нелепо — одни пряди висели ниже, другие выше, одни были срезаны прямо, другие косо… Даже конунг привстал на своем месте, охнул и рассмеялся: скрипучий и довольно мерзкий, этот смех все же звучал приятнее вчерашнего, потому что в нем была искренняя непосредственность. Бьяртмар конунг не умел любить или ненавидеть, беспокоиться или сочувствовать, но он умел забавляться. И сейчас он забавлялся от души, уже зная, что не зря затеял это состязание.
Впрочем, очень быстро он взял себя в руки и сел.
— Что с тобой случилось, Сторвальд? — приторно-участливым голосом спросил он. — Уж не отъели ли крысы за ночь твои прекрасные волосы? Ты, кажется, так часто мыл голову! Уж не повыдергала ли их мара?
— Как видно, без мары тут не обошлось, — спокойно ответил Сторвальд, держа изуродованную голову так же высоко и гордо, как и вчера. — Кто-то обрезал мне волосы, пока я спал.
Было видно, что он с трудом сдерживает дикую ярость, досаду и обиду на незаслуженное окорбление, но не знает, кого именно в нем обвинить. И, по мнению Вигмара, он держался просто отлично.
— Это очень опасно! — с преувеличенно заботливой тревогой сказал Бьяртмар, качая головой. — Очень опасно! Наверное, тебя хотят сглазить. Хотят навести на тебя порчу через твои волосы!
Больше никто в гриднице не смеялся: ворожбой через волосы человека легко свести в могилу, и это вовсе не смешно.
— Не думаю! — Сторвальд качнул головой, но тут же скривился от бессильной горькой досады, поскольку это легкое движение опять дало ему ощутить потерю. — Все обрезанные пряди лежали там же, на подушке. Не похоже, что этот ночной гость забрал с собой хоть что-то. Я думаю, что просто кто-то хотел помешать мне складывать стихи. Но он опоздал: когда я заснул, песнь уже была сложена.
При этом он не сводил глаз с лица самого Бьяртмара, а в сторону Вигмара даже не посмотрел. Зато посмотрел кто-то другой.
— Я знаю человека, который мог желать помешать тебе! — отчеканила дочь конунга Ульврунн, переглянувшись с Уннгерд.
Все посмотрели на Вигмара.
— Спроси у твоих людей, конунг, выходил ли я ночью хоть куда-нибудь? — невозмутимо произнес он, но тут же испугался: а что если эти добродушные рауды скажут, что выходил? После увиденного ни на что нельзя положиться.
— Он никуда не выходил! — отрезал Бальдвиг. — Я сам сидел всю ночь возле дверей и могу поклясться богами: он не выходил ни на миг, и никто к нему не входил!
«Ах, вот как!» — отметил Вигмар. Он был благодарен верному другу, который, оказывается, всю ночь охранял его от возможных покушений. Но как же он не заметил Альвкару? Разве такую красавицу можно не заметить? Стой! А была ли она на самом деле?
— Значит, это сделал кто-то из его тайных друзей! — непримиримо подхватила Уннгерд.
Она не знала, что один такой «тайный друг» стоит с ней плечом к плечу. Вигмар перехватил взгляд Ингирид: он просто жег и резал, его было нельзя не заметить. Она подавала ему такие откровенно- ликующие знаки глазами, что не заметить мог только слепой. Однако, к счастью, на нее-то сейчас никто не смотрел. И Вигмар торопливо отвел глаза. Пропали его вчерашние мольбы к Фрейе! Ему было стыдно, что ради него девчонка придумала такую подлость. Так опозорить человека! Если бы кто-нибудь покусился на его собственные пятнадцать кос, Вигмар готов бы был в бешенстве задушить святотатца. Нет, вот ведь придумала! А вдруг кто-нибудь решит, что он с ней в сговоре! Вот сраму-то!
Сейчас Вигмар так сочувствовал своему противнику, что готов был пожелать ему победы в состязании. Он-то знал, что сила скальда не в волосах, как сила воина не в мече. Либо ты хороший скальд — либо нет. Учить-то всех учат, но о путешествии Одина за поэтическим мёдом тоже не зря
