оскорбленных хозяев Тингвалля. Только в помрачении ума после Битвы Конунгов он мог воображать, что его простят, как только он появится в родных местах! Когда-нибудь снова разговаривать с Хельгой и Дагом по-дружески казалось так же невозможно, как перейти Хравнефьорд просто по воде. Пленником слоняясь по собственной усадьбе, Брендольв был противен сам себе.
— Теперь получается, что я бегу от войны, — сказал Брендольв матери, когда она предложила ему уехать.
— На войну тебе все равно больше не попасть. Хельги не возьмет тебя в войско. Остаться дома, когда все уйдут, будет не более почетно. Ты уже навоевался побольше всех здешних. Пусть это тебя утешит. За морем тебе будет о чем порассказать. Даже ссору с хёвдингом можно обратить тебе на пользу.
Брендольв вздохнул. Да, в рассказе это может выглядеть просто прекрасно: он ушел в битву один, заклеймив презрением оставшихся дома трусов. Но на душе было так скверно, как будто это он не мог расплатиться за нанесенное ему оскорбление.
Весть о том, что хозяева Лаберга снова спаряжают корабль, достигла Тингвалля в тот лее день.
— Они вытащили из сарая последний корабль, тот, на котором ходил еще Аудкир — «Морскую Лисицу», — рассказывали челядинцы. — В нем всего-то скамей пятнадцать, да у Гудмода и дружины осталось не густо!
— Наверное, Брендольв задумал бежать за море! — заметила фру Мальгерд. — На месте его матери я давным-давно посоветовала бы это! Здесь каждый день приближает его к могиле, он не может этого не понимать!
Вся усадьба была в тревожном возбуждении, требовалось немедленно что-то решать.
— Стоит попробовать захватить его, когда он пойдет на корабль, — предложил Хеймнр ярл. —Или даже захватить сам корабль. Если сейчас дать ему уйти, то потом искать его за морем будет гораздо труднее. У нас, ты понимаешь, найдутся и другие дела.
— Это верно, — протянул Хельги хёвдинг. — Но если захватывать корабль, то придется положить столько народу… И Гудмодовых, и наших…
— Ни славы, ни чести без крови не бывает, — сдержанно напомнил Хеймир, не сводя с удрученного хёвдинга своих острых глаз. Он все время подозревал будущего родича в желании уклониться от выполнения долга перед собственной честью. — А с несмытым оскорблением не стоит вставать во главе войска. Я не могу представить, как расскажу своим людям, когда они будут здесь, что род моей невесты был оскорблен и я до сих пор за это не рассчитался.
— Отец, ну неужели ничего нельзя сделать? — не отставала Хельга. — Неужели никак нельзя помириться с ним? Подумай — он уплывает куда-то далеко и больше не вернется, может быть, никогда! Неужели ты хочешь прогнать его из родных мест насовсем?
— Его нужно прогнать с земли насовсем! — резко ответил ей Даг. Эти разговоры только понапрасну терзали его. — Мы уже довольно говорили с тобой об этом! Если бы он не хотел уезжать из родных мест, то давно уже сам попробовал бы помирится. А теперь он уезжает, чтобы за морем смеяться над нами и на пирах у кваргов хвастать, как назвал трусом хёвдинга и ничего не получил за это! Он нас ославит трусами и рохлями на весь Морской Путь!
После этого ни слэтты и никто другой не захочет нам помогать. И от Квиттинга останется пустое место! Должна ты это понять наконец!
— Нельзя позволить всякому юнцу сгоряча оскорблять уважаемых людей! — добавил Ингъяльд. — На пользу дела это не пойдет. Каждый мальчишка может вообразить, что лучше хёвдинга знает, что и как делать. А если станут править мальчишки, то мы все быстренько скатимся в пасть к Мировой Змее!
— Ты сама должна заботиться о своей чести — она ведь самая важная часть твоего приданого, — намекнул Хеймкр ярл. — Мне странно видеть, что такая умная девушка не понимает такой простой вещи.
— Ты так заботишься о нашей чести, будто она твоя собственная! — звенящим от слез голосом воскликнула Хельга. — Ты здесь чужой, ты не знаешь, что у нас и как! Ты не знаешь, что Брендольв воспитывался с нами…
— Я знаю! — вставил Хеймир, удивленный этим порывом, гневным блеском глаз и вызовом в голосе тихой молчаливой девушки. — Тем хуже…
— Ты не знаешь! — с напором перебила Хельга, имея в виду не события, но чувства, которые были У них и не было у Хеймира. — Ты не знаешь, что он был нашим другом! У тебя самого никогда не было друзей! У тебя только хирдманы и челядь! Ты никого никогда не любил! Ты не можешь, у тебя одна голова, а сердца нет! Ты не знаешь, что такое мстить своему другу! А мы знаем! И ты не можешь нам давать никаких советов! Мы лучше тебя знаем, что нам делать с Брендольвом!
— Я вижу, ты хочешь оставить все как есть! — гневно крикнул Хеймир. — Того гляди, люди подумают, что ты жалеешь о нем! О том, кто так оскорбил нас!
— Когда он… Уж он-то не толкал моих родичей к убийствам! — горячо воскликнула Хельга, и правда готовая сейчас пожалеть. О прежних обидах на Брендольва она сейчас не помнила: он был своим, хорошо знакомым и почти родным, а этот человек, от которого приходилось защищаться чужим и холодным.
— Перестань! — злобно, как никогда в жизни прикрикнул на сестру Даг. Хельга испуганно умолкла. — Иди в девичью! — приказал Даг, покрасневший и гневно щуривший глаза. Ее слова резали его сердце, потому что какая-то правда в них была. — Иди в девичью и занимайся там своими делами! И не лезь в дела мужчин! Когда тебя надо будет спросить, тебя позовут!
Хельга повернулась и бросилась вон, плохо видя дорогу от слез. Весь мир казался рухнувшим: мало того что Брендольву грозит смерть от руки ее брата, так еще и ей самой Даг стал чуть ли не врагом! В эти мгновения Хельга так страдала, как будто брат вдруг умер! Даг всегда был с ней, хотя бы в мыслях, и вот сейчас его рядом нет, одна холодная пустота! А все Хеймир! Все этот слэтт с холодными умными глазами! Сейчас Хельга ненавидела своего знатного жениха, как никогда и никого в своей мирной жизни. Он казался виновным во всем, даже в этом раздоре с Лабергом. Если бы не он, если бы никто не напоминал хёвдиигу об обязанности мести, то примирение могло бы получиться. Жених! Хельга не могла и подумать о том, что она обручена с ним и когда-нибудь станет его жсной. Фенрир Волк сейчас казался ей более подходящим женихом.
После ее исчезновения в гриднице некоторое время стояла тишина. У всех было тяжело на душе, и даже лицо Хеймира казалось потемневшим.
— Пожалуй, мы не будем нападать на усадьбу — все же надо уважать вдову конунга, — проговорил наконец Хельги хёвдинг. — Мы подождем, пока Брендольв сядет на корабль и отплывет. Все равно ему придется плыть мимо Тингвалля.
— Вдова конунга! — проворчала Троа. — Если бы она стоила уважения, то давно уговорила бы этих из Лаберга прийти попросить прощения. Да она, как видно, умеет только ссорить. Не принесет она удачи нашим местам, я сразу это сказала!
Впервые в жизни поссорившись с братом, Хельга ощущала себя потерянной, как будто внезапно исчезла половина ее самой. Проснувшись наутро, она с трудом верила во вчерашнюю ссору и в то же время знала — все это было наяву. Но как теперь жить с этим дальше? Самое простое дело валилось из рук, и даже разговаривать с домочадцами стало трудно, точно язык онемел. Она была, как орех в скорлупе, и совершенно не понимала, как это вышло. Даг, согласный с Хеймиром и не согласный с ней, — такого она раньше и во сне не могла увидеть. Где он был, этот Хеймир, когда они с Дагом на Седловой горе… Но к Седловой горе приближаться мыслями было опасно — ведь там был и Брендольв. Правда, потом Хеймир спас Дага из горящей усадьбы там, в Эльвенэсе… Обрывки мыслей кружились в голове, точно их носило вьюгой, и Хельге хотелось плакать от растерянности и тоски.
— И правильно тебе попало! — шепнула ей Атла. — Ты по второму разу невеста, а не знаешь таких простых вещей!
— Каких? — Хельга торопливо повернулась к ней. Атла, все еще бывшая чужой среди домочадцев Тингвалля, сейчас показалась ближе всех. Она, как валькирия, все знает.
— А таких! Ты так переживаешь, будто хочешь броситься Брендольву на шею! Конечно, славный Хеймир ярл разозлился! Он же ревнует!
— Но я вовсе не… — начала Хельга, сама не знавшая, чего же ей хочется.
