провести их по этой дорожке. Вальгард не умел успокоить тех, кого растревожила старая Трюмпа — в нем самом не было покоя. Была только сила, дух Отца Битв, и была твердость, способная отразить и отбросить. Но надолго ли?
Гул позади нарастал, земля ощутимо задрожала. Что-то ухнуло, точно за самыми их спинами вздохнул дракон. Хотелось припуститься бежать со всех ног, но страшно было оставить Вальгарда, вырваться из охраняющего ритма его песни-заклинания. Даг обернулся на ходу и охнул: там, где только что стояла избушка, зияла глубокая пропасть. Духи проглотили ее сразу, как только щит Вальгарда перестал ее укрывать. С шумом рухнула ель, оказавшаяся на самом краю и не сумевшая удержаться, ее корни рванулись вверх, как живые, далеко разбрасывая мерзлую землю. В пропасть с шумом сыпались земля и снег.
— А жалко котелок! — крикнула Атла. — Он был не дырявый.
— Бежим! — крикнул Брендольв. Так и казалось, что пропасть будет расти и вот-вот окажется под ногами.
— Держитесь за мной! — рявкнул Вальгард и широким прыжком бросился с уступа.
Бежать под гору было легче; при виде Вальгарда с секирой в одной руке и щитом в другой деревья отшатывались в стороны, кусты пригибались. Пропасть позади закрылась, а то место, где стояла охотничья избушка, выглядело перепаханным исполинским плугом. Все пятеро задыхались, не чуяли под собой ног, в ушах стоял гул, но ветер постепенно стихал. Чем ближе было подножие горы, тем больше редел лес, а деревья обретали подобающую неподвижность. Даже Брендольв уже узнавал знакомые места.
Наконец впереди показались холмы, отделяющие лес от моря. Атла первой остановилась, задыхаясь, обняла березу и привалилась к ней в поисках опоры. Остальные задержались тоже, кто ближе, кто дальше, Брендольв сел на холодный валун, ловя воздух широко открытым ртом. Хельга висела на плече Дага, не в силах стоять на ногах.
— Вот пусть попробует… кто-нибудь… посмеяться… — едва сумел выговорить Брендольв. — Сам… пусть… сходит!
— Пойдемте домой! — взмолилась Хельга, как только смогла вымолвить хоть слово. — Уж у нас там все в порядке!
Вальгард невозмутимо вскинул красный щит на плечо и знаком показал: я готов. Брендольв торопливо поднялся с камня и пошел впереди, показывая дорогу. Не хватало еще, чтобы этот берсерк или великан, кто он там, пришел в усадьбу первым, а они за ним, точно он взял их в плен!
Черный ворон, сидящий на буром валуне под елью, внимательно наблюдал, как трое мужчин и две женщины дружно уходят к усадьбе. Хельга ощущала провожающий взгляд, но не смела оглянуться. Ведь он сказал ей тогда: «Не оглядывайся».
Были в округе люди, которые возмущались и негодовали, узнав, что за тролли столько дней наводили на всех страх. Но больше было таких, кто смеялся.
— Ну, мы и герои! — приговаривали то хирдманы, то бонды, то рыбаки, заезжавшие в усадьбу Тингфельт купить-продать что-нибудь или просто узнать о новостях. — Сам Сигурд не постыдился бы такого подвига! Ха-ха! Где они, ваши тролли, можно на них поглядеть? Только держите меня кто-нибудь за руку, а то я боюсь! Ха-ха! Не укусят? А ребеночка с острыми ушками можно посмотреть? Моя жена велела, чтобы я непременно посмотрел и ей рассказал!
Однако, на самом деле смешного было немного. Многим из хозяев и гостей усадьбы хотелось знать, что пережили Вальгард и Атла, что случилось с их усадьбой, как они оказались вдвоем так далеко от дома. И они рассказывали: Атла со сдержанной злостью, поскольку ей не хотелось в воспоминаниях переживать все это еще раз, Вальгард с равнодушием к прошедшему, которого не вернуть и не изменить.
— Но у вас же была большая усадьба! Почему же все вышло так бесславно? — расспрашивали Даг, Ингъяльд, другие мужчины Тингфельта. — Ваш Перекресток, вы говорите, был недалеко от усадьбы северного хёвдинга. Почему же он не собрал войско и не встретил раудов как подобает?
— Встретишь его в Валхалле — спроси! — огрызалась в ответ Атла. — У нас никто не собирал никакого войска. Каждый остался сам за себя. А началось все с того проклятого золота! Кольбьёрн из рода Стролингов со своими сыновьями разрыл старый курган, где сидел старый оборотень, и выпустил его на волю. Нашел время тревожить нечисть! Они забрали его золото и много всяких волшебных вещей: копье все из золота, серебряное блюдо для колдовства и всякое такое. Только из-за этого золота у них вся округа передралась, а одну усадьбу спалили со всеми людьми прямо во время свадьбы хозяина[14]!
Слушатели качали головами со смешанным чувством ужаса и недоверия. Это было похоже на саги о древних героях: о Сигурде, добывшем золото дракона Фафнира, о том древнем конунге, что сам сжег себя в доме со всей дружиной и с дочерью, лишь бы не стать добычей вражеского войска, и о других, подобных им. Но все это в прошлом, в тех временах, когда боги ходили по земле и запросто являлись к конунгам в гости. Не верилось, что не так уж далеко отсюда нечто подобное происходит прямо сейчас!
— Из-за золота — очень может быть! — говорил Хельги хёвдинг. — Еще сыновей Гьюки погубил клад Фафнира. С тех пор золото всегда приносит людям одни беды.
— На той проклятой свадьбе погибло множество людей, а все остальные перестали друг другу доверять! — продолжала Атла. — Каждый хотел спасать сам себя или свою честь. Наш хёльд выбрал честь и решил погибнуть в битве. Чего и добился! У него было человек сорок — все наши и кое-кто из окрестных, всякие бонды, торговцы и те, кто убежал с самой границы. Они даже радовались, что наконец-то перестанут убегать и будут драться! Теперь они все у Одина! От нашей усадьбы осталась куча угля и костей! Не думаю, чтобы рауды потрудились их похоронить!
За внешней злобой Атла пыталась скрыть свою боль. Эти милые люди, не видавшие беды хуже подгоревшей каши, глазеют на нее с недоумением и не могут взять в толк, как приключились все эти несчастья. Знали бы они, что она, Атла Сова, видевшая все своими глазами, понимает не больше них! Как могло получиться, что Квиттинский Север, пространная и достаточно населенная область, где было так много славных воинов и просто нетрусливых мужчин, рассыпалась, как гнилой пень, с первого же вражеского удара!
— Может, хоть вы будете поумнее! — скорее с раздражением, чем с надеждой, закончила Атла. — Может, хоть вы сумеете собрать толковое войско и поотрывать головы этим мерзавцам! Если бы кто-нибудь напал на них сейчас, когда они устроились в наших усадьбах и ссорятся из-за добычи, то передавить их было бы не так уж трудно!
При этом она глянула прямо на Дага, точно призывала к мести именно его.
— Ах, что ты! — испуганно ахнула Хельга. Мысль о том, чтобы собирать войско и идти навстречу врагам, наполнила ее ужасом. При всей своей нелепости происшествие с «Логвальдом Неукротимым» убедило ее в том, что в войне нет решительно ничего забавного. Все это было перед ее мысленным взором: безликие полчища врагов, огонь над крышей, треск ломаемых ворот, крики умирающих… Даг с поднятым копьем, рот открыт в неслышном крике… Ингъяльд прижимает обе ладони ко лбу, между пальцами стремительно течет горячая ярко-красная кровь и падает на пол… Стены гридницы, увешанные оружием, плыли и дрожали вместе с дымом очага, через дом тянуло стылым ветром — вестником смерти. Прочные опоры дома шатались, потому что где-то неподалеку были кровь и смерть. Безумие — идти им навстречу.
— Да уж, искать беду не следует! — заметил Хельги хёвдинг. — Она сама найдет. И мы постараемся сохранить мир на своей земле, пока это только возможно.
— Мир — это важно, — согласился Даг, слегка хмурясь. Рассказы беглецов наполняли его возмущением, горечью и стыдом, будто враги выгнали из собственного дома его самого. Атла смотрела вызывающе и насмешливо, точно прикидывала, на многое ли хватит его храбрости. — Но если мы будем слишком осторожно пятиться от войны, нас не будут уважать.
— Даг, я хочу, чтобы ты был жив! — воскликнула Хельга. Это звучало по-детски, но в этом было ее самое горячее и важное убеждение. — И пока нас не трогают, я не хочу, чтобы ты искал себе чести в битвах!
— Вот как! — язвительно воскликнула Атла. — Странные же у вас люди! Я, бедная служанка, бродяжка, хочу мести, а ты, дочь хёвдинга, прячешься, как трусливая рабыня! Тебе не стыдно?
Люди загудели, возмущенные такой дерзостью; Хельга ахнула, покраснела и отвернулась, пряча слезы обиды. За всю свою жизнь она ни от кого не слышала таких резких слов.
