знаю, я его только что видел у Гисля Серебряного. Можешь мне поверить!
— Попробую! — весело ответил Сторвальд и, обернувшись, подмигнул Дагу: — Держись, сын хёвдинга! Сейчас увидишь своего ненаглядного конунга!
Даг покачал головой. Его задевало, что слэтты говорят о конунге так буднично, точно они все тут ровня ему.
Гисль Серебряный жил в довольно большом доме, который стоял на отдельном дворе в окружении нескольких хозяйственных построек. Но ворота стояли раскрытыми нараспашку, и даже стучать не пришлось. Никто не спросил, кто и откуда, лишь кто-то из челяди крикнул несколько слов в сени. А Сторвальд сам знал, куда идти: никого ни о чем не спрашивая, он уверенно поднялся на крыльцо и прошел через сени в покой. Даг, Вальгард и еще трое хирдманов, которых он взял с собой, потянулись следом.
В сенях Даг в первое мгновение вздохнул с облегчением. Наконец-то он оставил позади толкотню и шум: тут было просторно и почти тихо. Но вот Сторвальд открыл дверь в покой, и оттуда вырвался резкий, уверенный, знакомый голос. Даг вздрогнул: это был голос Стюрмира конунга.
Конунг квиттов Стюрмир, по прозванию Метельный Великан, стоял возле стола, на котором были разложены какие-то вещи, тускло блестевшие серебром в полутьме покоя. Конунг ничуть не изменился за те три месяца, что провел здесь: так же буйно разметались по широким плечам полуседые, густые, плоховато расчесанные пряди волос, так же сквозили в каждом движении сила и нетерпение. Красное морщинистое лицо конунга сейчас было еще краснее от досады. Уперев руки в бока, он настойчиво спорил о чем-то с таким же рослым и плечистым слэттом, который стоял напротив него.
Пожалуй, этот слэтт был настоящий великан. Его широченная грудь напоминала бочку, а руки — бревна. Светлые волосы были тщательно заплетены в косу, как носят все слэтты, лицо с крупными решительными чертами обрамляла небольшая рыжеватая, как бывает у светловолосых, бородка. Хмуря брови, он сверлил глазами Стюрмира и с нетерпением выжидал, когда можно будет вставить слово.
— Все знают: если я чего-то хочу, я всегда добиваюсь! — горячо и напористо восклицал Метельный Великан, и Дагу стало не по себе, хотя гнев конунга предназначался вовсе не ему. — Я первым увидел эту вещь, и она будет моя! Не родился еще такой человек, которому я уступил бы!
— Я пришел сюда намного раньше тебя, и никому еще на этом берегу не уступал Рагнвальд Наковальня! — яростно отвечал великан-слэтт, вклинившись в первую же заминку. — Что там о тебе знают твои квитты — это их дело! А здесь, в земле слэттов, мой род не уступит никому! И тот, кто хочет перейти мне дорогу, сначала должен будет меня сдвинуть! А это не так уж и легко!
— Я сдвигал и не такие горы! — не отступал Стюрмир. — Видывал я и не таких великанов, у которых на деле оказывалась глиняная голова и сердце кобылы!
— Посмотрим, из чего сделана твоя голова! — рявкнул слэтт и схватился за рукоять меча.
Стюрмир мгновенно повторил это движение, у Дага оборвалось сердце. Первый его порыв был броситься на помощь конунгу, но он не посмел вмешаться.
К счастью, здесь нашелся кое-кто посмелее. Сторвальд решительно бросился вперед и встал между противниками, оттирая плечом Стюрмира и придерживая руку слэтта.
— Стойте, стойте! Опомнитесь! Рагнвальд! Наследник тебя не похвалит за такую удаль! И конунг не будет рад! Вы нашли не слишком подходящее место для поединка! — приговаривал он. — Подумай, Рагнвальд, что о тебе станут говорить уже сегодня! Надо быть сдержаннее! А ты, конунг, прибереги свой меч — для него найдется лучшее применение!
Стюрмир конунг с досадой отвернулся. Рагнвальд убрал руку с рукояти меча. Стоявший по другую сторону стола лысоватый темнобородый человечек вздохнул с облегчением. Как видно, это был сам хозяин дома, Гисль Серебряный.
— Из-за чего ссорятся такие почтенные люди? — осведомился у него Эгиль. Вид у корабельщика был бодрый и оживленный, словно все это происшествие, так напугавшее Дага, ему доставило одно удовольствие.
— Стюрмир конунг увидел у меня эти застежки. — Гисль показал на стол, где лежали, среди прочих украшений, две наплечные женские застежки, выкованные в виде воронов с распростертыми крыльями[27]. — А доблестный Рагнвальд как раз зашел и тоже захотел их купить. Я уж не знал, что делать! — пожаловался Гисль, опасливо поглядывая на обоих знатных покупателей. — Хотел даже послать кого-нибудь за Наследником — кому еще под силу усмирить двух таких людей?
Застежки и впрямь были хороши — черненое серебро украшали тонкие узоры из напаянной проволоки, в глаза одной вороньей головы были вставлены зеленые камешки, в глаза другой — красные. Те и другие красиво и загадочно мерцали, как живые. Соединялись застежки тремя толстыми серебряными цепочками разной длины и искусной работы, тоже разного вида. Все вместе тянуло на… весом марки три, а цену работы Даг не взялся бы определить. Но показаться с такими застежками на платье не стыдно даже жене конунга!
Впрочем, он приплыл сюда не для того, чтобы любоваться женскими украшениями.
— Здравствуй, конунг! — Кашлянув, чтобы прочистить горло, Даг шагнул вперед. — Ты узнаешь меня?
Стюрмир нахмурился, взглянул ему в лицо, потом кивнул:
— Даг сын Хельги! Узнаю! Мы не так уж давно виделись, хотя мне порой кажется, что я уже год сижу здесь, в Эльвенэсе!
— Квиттам тоже кажется, что тебя нет уж слишком долго! — смелее заговорил Даг, подбодренный тем, что конунг его узнал. — Меня привело сюда желание увидеть тебя.
— Я бы рад был вернуться скорее! — с досадой ответил Стюрмир, и видно было, что он много и часто думал об этом. — Но тут у слэттов… — Он обернулся к враждебно молчащему Рагнвальду, потом махнул рукой. — Здесь так же трудно добиться толка, как сплести сеть из гнилой соломы!
— Я хотел бы поговорить с тобой, — продолжал Даг. — Я привез новости, которые тебе покажутся занимательными.
— Да? — Стюрмир двинул бровями. — Какие же? А впрочем, — он снова оглянулся на Рагнвальда, — будет лучше, если мы поговорим в другом месте. Идем!
Не прощаясь, он зашагал прочь из дома. Даг, Вальгард и его хирдманы поспешили за ним, а Эгиль и Сторвальд остались у Гисля и живо переговаривались, глядя вслед ушедшим.
В душе Дага царило смятение: он был рад, что так быстро и легко нашел конунга живым и невредимым, но чувства облегчения не было. Угрюмое, озабоченное лицо Стюрмира, враждебность Рагнвальда Наковальни, который даже не кивнул ему на прощание, отстраненное любопытство слэттов, провожавших их беглыми взглядами — все говорило о том, что конунгу здесь приходится нелегко. И долгожданная встреча с ним не исправила разом всех бед, как он по-детски надеялся в глубине души.
Щит получился на славу. О таком стоит сложить «щитовую песню»[28], и не одну. Агнар Оружейник хорошо знал свое ремесло. Большой, круглый, обтянутый ярко-красной кожей, в небольшом покойчике, где жил Агнар, щит сразу бросался в глаза. Если повесить его в гриднице на резной столб возле почетного сидения, так, чтобы на него падал свет очага, то гости весь вечер будут им любоваться. И занимающий сидение под щитом покажется им словно Один, освещенный лучами солнца.
Крупный умбон в середине щита был украшен тонкой чеканкой, а по красному полю вокруг умбона располагались серебряные фигурки, из которых складывались узнаваемые картины. Вот мужчина с маленькой острой бородкой и женщина в платье с крупными застежками на груди стоят в тени огромного дерева — это Ливтрасир и его жена Лив спасаются в роще Ходдмимир от обломков разрушенного мира. Но напротив уже сияет солнце — дочь погибшей богини Суль снова вывезла его в колеснице по обычному, давным-давно и навсегда установленному богами пути. Чуть пониже девы солнца стоят двое мужчин, одинаково могучих, держащихся вдвоем за огромный молот — Моди и Магни, сыновья Тора, приняли Мйольнир, наследство отца. С другой стороны охотник Видар вонзает меч в широко, от земли до неба, раскрытую пасть Фенрира Волка — вот-вот хлынет черная река волчьей крови и погибнет убийца богов. В самом низу щита распростер крылья улетающий дракон, а под крыльями его виднеются крохотные фигурки людей. «Нидхёгг умерших уносит под перьями — скрыться теперь ему время пришло…»
— В общем, «Горе забудется, Бальдр возвратится», — произнес Хеймир сын Хильмира, по прозвищу
