— Так, — подтвердил Даг. — Я хочу поговорить с тобой.
Наследник ждал, спокойно и с неким интересом разглядывая лицо собеседника, и Даг вдруг растерялся, забыл, что хотел сказать. Наследник был старше всего лет на семь, но выглядел мудрее, будто живет не в первый раз. Они с Дагом казались людьми каких-то разных пород. В лице Хеймира отражался ум, глубина, уверенность, готовность быстро осмыслить все, что придется услышать, связать с уже известным, принять решение. Даг же выражал само чистосердечное и честное невежество, жажду истины и справедливости.
— У вас, я думаю, каждый кузнец не позволяет себе распоряжаться рукой дочери конунга? — спросил Наследник, намекая на только что услышанный спор, и улыбнулся, точно хотел подбодрить собеседника.
От звука его голоса у Дага несколько полегчало на сердце: всегда приятно, когда с тобой разговаривают.
— Да! — тут же согласился он и торопливо продолжил: — Я говорил со Стюрмиром конунгом и с другими нашими людьми. Стюрмир конунг живет здесь четвертый месяц, потому что вы не можете решиться ни дать ему помощь, ни отказать в ней. Не подумай, что я хочу обидеть тебя или твоего отца, но почему вы медлите, позволяя чуть ли не рабам обсуждать ваши решения! Почему вы не созовете тинг, не принесете жертвы, не попросите совета у богов!
— У богов? — повторил Наследник и даже приподнял брови, точно его очень удивило это предложение. С поднятыми бровями он стал вдруг очень похож на отца, и Дагу на миг померещилось, что перед ним стоит сам конунг слэттов.
— Да, — подтвердил Даг. — Все же так делают…
Лицо Наследника выразило сомнение. Он снова стал самим собой, то есть чем-то большим, чем просто конунг. «Делают-то все, но всем ли это приносит пользу?» — казалось, хотел он сказать. А Даг вдруг заметил, что Наследник чуть ниже его ростом. Это его удивило: сын Хильмира конунга держался так величаво и уверенно, что казался выше всех.
— Когда у нас на Остром мысу был осенний тинг, Стюрмир конунг принес жертвы и попросил совета у богов, — продолжил Даг, но сам уже невольно усомнился, а правильно ли это было. — И сами боги через Волчий Камень велели квиттам искать помощи у слэттов…
Наследник слегка кивнул и на миг опустил веки, намекая, что это он знает и повторять не стоит.
— Пойдем-ка, — сказал он и знаком предложил Дагу идти вперед. Вокруг них уже скапливались любопытные, так что это было вполне своевременно.
— Почему вы не соберете тинг? — повторил Даг.
— Потому что люди должны решить, что им говорить на тинге. Решить, чего они хотят, — ответил Хеймир, глядя куда-то в толпу, но не останавливая взгляда ни на ком в отдельности. — Иначе будет не тинг, а женская перебранка. А боги… Видишь ли, боги хотят того, чего хочет большая часть народа.
— Что? — Даг нахмурился и заглянул в лицо Наследнику. Этих простых слов он не понял. — Ведь люди хотят того, чего хотят боги!
— Ну, да, — невозмутимо согласился Наследник. — Так оно и есть. Боги вкладывают в головы людей свою волю, а люди даже не знают об этом. Тинг всегда кричит то самое, чего хочет Один, голос тинга и есть голос богов. Запомни на всякий случай, — Наследник вдруг остановился и посмотрел в глаза Дагу, и Даг против воли, не замечая этого, пригибал шею, чтобы не смотреть в серые, проницательные глаза Наследника сверху вниз, — уверенно править людьми будет только тот конунг, который поведет их в ту сторону, в какую они сами хотят идти. Пусть люди думают, что конунг ведет их — ответственность приятнее спихнуть на чужую шею. Но на самом деле конунг — только штевень корабля. Ведь корабль несет штевень, а не штевень тащит за собой весь тяжелый корабль, верно? Что бы там ни говорил Эгиль о своей замечательной «Жабе».
Наследник усмехнулся, и Даг перевел дух. А Наследник вдруг спросил:
— Так ты уверен, что квитты хотят получить помощь от слэттов?
— Конечно. — Даг вскинул глаза, не зная, зачем задавать вопрос, на который может быть только один ответ. — Квитты вообще не хотят никакой войны! — вдруг вырвалось у него. Другому он не сразу решился бы признаться в этом, чтобы не навлечь подозрения в трусости на себя и на все племя, но глаза Наследника говорили: ему можно. — Нам и так неплохо! У нас на восточном побережье живут мирные люди!
— Это хорошо! — Наследник задумчиво кивнул и двинулся дальше, и Даг пошел рядом с ним, как привязанный. — Вот что! — через несколько шагов сказал Наследник. — Ты, я вижу, не отличаешься робостью, Даг сын Хельги. Поговори со своим конунгом. Меня он не любит и мои слова пропускает мимо ушей. Но с тобой, мне кажется, у нас одна цель. Я тоже хочу, чтобы на Квиттинге оставалось как можно больше неразоренных земель. Так скажи ему…
Наследник на миг запнулся, глядя мимо Дага, взгляд его стал сосредоточеннее и острее, а потом он произнес:
Что там говорил Эгиль вчера на пиру про Сторвальда? Так и сыпет стихами, как обычной речью? Выходит, не он один здесь такой. Наследник складывает стихи не хуже, насколько Даг мог судить. И не медленнее. Впрочем, Даг был уже настолько высокого мнения о сыне Хильмира конунга, что не удивился. Было бы странно, если бы тот не владел всеми девятью искусствами[32] лучше всех ныне живущих.
— Ты понял? — окончив вису, Наследник остро глянул Дагу в глаза.
Даг кивнул. Сейчас он еще не очень понял, чего хочет от него Наследник, но его строчки так глубоко отпечатались в памяти Дага, что он мог их вспомнить и обдумать на досуге как следует.
Кивнув на прощанье, Наследник пошел прочь. Через три-четыре шага он обернулся:
— Да, вот еще что. Даже если Стюрмир конунг собирается отплыть в ближайшие дни, ему нет надобности беспокоиться о хлебе и корабельных канатах. Все будет ему доставлено.
Даг опять кивнул, имея в виду поблагодарить. Спокойно, с видом непринужденного достоинства, которое сильнее любой заносчивости, Наследник удалялся куда-то к морю через суетливую, деловитую толпу Эльвенэса, и три хирдмана по бокам создавали вокруг мохнатого пятна белой накидки небольшое, но неприкосновенное пространство.
После отплытия кораблей в Хравнефьорде стало пустовато и скучно. Почти на каждом дворе и в каждой усадьбе не хватало сына, брата, мужа — тех, кто отправился или на юг с Брендольвом, или на юго- восток с Дагом. Сразу обнаружилось, что зима, что дни коротки и пасмурны, а ночи — долги и темны. Раньше, при наплыве гостей и новостей, этого как-то не замечали, но теперь зима заявила о своих правах во всей полноте.
Вечерами все оставшиеся дома пораньше собирались в кружок к очагу, но разговоры велись вялые. По привычке принимались за саги, но довольно скоро подвиги Сигурда или Вёлунда наводили на мысль об отсутствующий близких, и языки начинали молотить обмолоченную солому — толковать о том, о чем никто не мог сказать ничего нового. «Хотелось бы знать, благополучно ли сойдет дорога… Любопытно, легко ли найти подходящий ночлег по пути к слэттам… Как-то их там примут? Говорят, Хильмир конунг учтив и гостеприимен… Ну, да! То-то Стюрмир конунг у него загостился… Ну уж такого знатного человека, как сын
