это обещание люди пойдут за ним куда угодно.
— Мой отец, Хильмир конунг, обещал дать квиттам войско, чтобы они могли защитить себя! — не напрягая голоса, начал говорить Хеймир, но его услышали все, и каждая душа ловила его слова, как капли воды в жажде. — И он не отступит от своих обещаний. Но помогать стоит тому, кто сам помогает себе. Есть поговорка: никто не спасет обреченного. Стюрмир конунг принес на Квиттинг новый раздор и смерть. Если вы, люди Квиттинского Востока, сочтете его достойным вашего доверия и дадите ему войско — слэтты будут биться вместе с вами. Но если вы не пойдете за ним, то мой отец не пошлет слэттов умирать вместе с конунгом, от которого отвернулась удача. Конунг без людской веры — дерево без корней. Решайте, квитты. Ваша судьба в ваших руках.
И снова наступила тишина, но это была другая тишина. Каждый из собравшихся был польщен тем, что сам конунг слэттов устами своего сына как бы советуется с ними, с хёльдами, бондами и рыбаками, но эта честь внушала и ужас. Каждый ощутил себя стоящим на тонкой грани между прошлым и будущим, между двумя разными мирами, каждый из которых был его судьбой. И сейчас будет сделан выбор, которого за тебя не сделает никто. Великие герои древности выращивали свою судьбу сами. Но здесь собрались не герои, а люди, которые хотели жить и каждый из которых имел на это право.
— Неужели вы покажете себя трусами! — ясно и зло в общей тишине выкрикнул Брендольв, обводя глазами молчащее поле тинга. Он тоже ощутил качание весов, и бросал на свою чашечку последнее, что у него было: презрение. — Слэтты хотят вас купить, и вы ради них предадите своего конунга! Хотите быть рабами конунга слэттов!
— Мы не хотим быть рабами чужой злой судьбы! — сдержанно и сурово ответил ему Гельдмар хёльд. Хёвдинг по-прежнему молчал, и этот старик, когда-то бывший воином, а теперь немощный и хромой, вдруг стал общим голосом тинга. — Если у конунга злая судьба — зачем нам гибнуть вместе с ним? Мы не хотим, чтобы о нас складывали саги. У нас — дома и семьи. Мы хотим защитить их. И если ты, — старик обратился прямо к Хеймиру, больше не глядя на Брендольва, — от имени твоего отца поклянешься дать войско, чтобы вместе с нами защитило наш берег, то мы пойдем с тобой.
Он сказал именно так — «пойдем с тобой», хотя Хеймир вовсе не звал кого-то за собой. Но все знали, что это так, что он — их новый предводитель, которого они сами уже выбрали, выбрав в нем свою судьбу.
— Трусы! Предатели! — яростно крикнул Брендольв, уже зная, что это бесполезно, и стремясь хоть чуть-чуть облегчить душу. — Вы предали конунга, вы предали всех квиттов! Дрожите за свои воры, за свои шкуры! Вам дела нет, что север разгромлен, что запад и юг…
Толпа загудела, сначала сдержанно, потом все громче: она сделала выбор, ока была едина и сильна, и одиночка больше не имел права осыпать людей оскорблениями, которые уже ничего не решают. Но Брендольв яростно кричал, не заботясь, слушает ли его хоть кто-нибудь и не зная, что его слова больнее всего ранят именно того человека, который в душе был с ним согласен, но молчал, уважая право правды большинства — его бывшего лучшего друга, стоявшего в шаге позади.
— Нет, вас поманили хвостом от селедки, вы и разбежались! Как хотите! — выкрикивал Брендольв, желая одновременно и раздавить эту подлую толпу силой своего презрения и убраться от нее подальше, как от навозной кучи. — Сидите дома, трусливые крысы! Сидите! Если никто из вас не хочет драться и умереть, как пристало мужчинам, — я пойду один! Я никого не зову за собой! И если понадобится, я один буду драться за весь Квиттинский Восток! И за тебя! — Брендольв обернулся к молчащему, красному и потному Хельги хёвдингу. — Хёвдинг! Ты достойная глава всех этих людишек! Понятно, почему они тебя выбрали — ты такой же трус, как и они! Забудь, о чем мы там договаривались — я не буду твоим родичем! Я разрываю обручение! И твой меч…
Брендольв рванул меч свой меч, как будто хотел сорвать и бросить под ноги хёвдингу, когда-то его подарившему. Но ведь это был меч Стюрмира конунга, которому Брендольв так верно служил.
При первом слове «трус» Даг стремительно шагнул вперед, схватившись за меч; Хельга так же стремительно рванулась к брату и обхватила его обеими руками. Едва ли маленькая Хельга сумела бы удержать своего брата, но Даг ощутил не столько силу ее рук, сколько душевный порыв — не допустить, удержать. И он остановился, поверх ее головы глядя на Брендольва, отныне ставшего его кровным врагом. А Брендольв об этом не думал — в его лице было безумие берсерка, который оторвался от земли и больше не живет по ее законам.
— Бери теперь в зятья… хоть тролля! — бросил Брендольв напоследок хёвдингу, хотел плюнуть, но даже на это простое дело у него не хватило дыхания. Тогда он просто повернулся и резкими злыми шагами прошел через лихорадочно раздавшуюся толпу к краю поля, где оставил коня.
Поле тинга провожало его глазами, как камешек, катящийся в пропасть. Он оторвался от них, чтобы больше никогда не быть с ними. Повинуясь упрямому рассудку, он пошел искать свою честь, которая не терпела измены. Он не мог иначе. Но и они, оставшиеся, тоже иначе не могли.
— Я слышал вашу волю, и боги Асгарда слышали ее, — спокойно произнес Хеймир, и тут же все лица обернулись к нему. — Я обещаю, что Хильмир конунг будет отстаивать вашу землю фьяллей так, как если бы ока была его собственной. А чтобы вы верили мне, мы можем скрепить уговор союзом. Если будет на то воля Хельги хёвдинга, — Хеймир посмотрел на Хельги, — и воля Квиттинского Востока, — Хеймир окинул взглядом толпу, — то я хотел бы взять в жены дочь Хельги хёвдинга. Ведь все слышали: прежний же них сам отказался от нее. Я сумею лучше оценить ее род и достоинства.
Хельга тихо ахнула и тут же прижала ладони ко рту. Никто на нее не смотрел, даже новый жених, а ей показалось, что она проваливается, что весь холм с ней и со всеми, кто рядом, медленно и плавно погружается в тишину нижних миров. Где текут темные реки и громадный змей подгрызает корни Мирового Ясеня… Где все завтра будет уже не так, как было вчера… Где она умрет и возродится совсем по-иному… Она любила Ворона и хотела быть с ним в его многоголосом мире; она хотела любить Брендольва и жить с ним среди людей. Она мучилась необходимостью сделать выбор и не могла, поскольку оба эти мира имели на нее права и властно тянули к себе. Хельга уже привыкла к этому противоречию, но сейчас у нее было такое чувство, что у нее под ногами треснул лед и вертлявая льдина гонит ее по стремительной и бурной реке — куда? Хеймир, сын Хильмира казался чем-то средним, неопределенным.
— Не думаю, что Хельги хёвдинг откажет такому знатному жениху! — сказал тем временем Гельдмар хёльд. — Но для прочного союза этого брака мало. Ведь это ты возьмешь у нас залог, а в нашей верности тебе и так сомневаться не приходится. Что ты предложишь нам?
Хельга с ужасом и надеждой посмотрела на Хеймира, трепеща от мысли: а вдруг он откажется? А вдруг ему нечего предложить, и тогда ничего этого не будет? И она останется с тем, к чему уже привыкла?
Толпа тоже ждала в настороженном молчании, стремясь получше закрепить взаимную зависимость и не желая попасть в полную власть нового вожака.
Хеймир несколько мгновений помедлил, его взгляд стал сосредоточеннее и острее. Требование квиттов справедливо, а торговаться не время.
Сейчас нужно бросать на свою чашу весов уверенной и щедрой рукой, притом — настоящее полно весное серебро.
— Если бы моя сестра Альвборг не была уже выдана замуж, я предложил бы ее руку Хельги хёвдингу, — сказал он наконец. — Но у нее есть дочь. Девочке сейчас семь лет. Если Хельги хёвдинг согласится взять ее на воспитание, то она будет прислана к нему сразу после моей свадьбы с его дочерью. Пусть Отец Богов слышит меня!
И тогда тинг восточного берега дружно грянул мечами о щиты.
А Хеймир, сын Хильмира, поднял голову. Высоко в небе плавно кружил черный ворон, посланник Одина. Повелитель Битв одобрил все то, что здесь совершилось.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
БЛУЖДАЮЩИЙ ОГОНЬ
Где-то вдали выли волки. Весенний вечер только начинался, до темноты было еще далеко, но
