Я присел на крышку унитаза и задумался над тем, каким строением тела обладали сапиенсы, которым когда-то принадлежала эта летающая тарелка. Взгляд отупело скользил по стене, пока не наткнулся на надпись:
фед скажите вит что он не того ищ
Дописать последнее слово, вероятно, помешал угол стены. Писали от руки, черным фломастером. Буквы – печатные, неаккуратные – словно писал ребенок. Я провел пальцем по надписи, буквы моментально смазались. Следовательно, надпись сделана недавно.
Бенедиктом? Шишкой?
Я переснял надпись, потом тщательно стер. Пожалел, что смазал буквы до того как сделал снимок. По почерку теперь вряд ли удастся установить автора.
Душ меня немного взбодрил. Слава богу, на горячей воде они не экономили. Переодевшись после душа, я рассовал вещи под кровать и на антресоли. Минут двадцать я потратил на уничтожение следов пребывания предыдущих постояльцев: стер с прикроватного столика липкие круги от чашек, извлек из-под кровати несколько бумажек с неинтересным содержанием (робот-уборщик явно халтурил, заметая сор под кровать), недостиранное полотенце со злости выкинул в мусоросборник, замаскированный в стене ванной. Закончив с уборкой, я пошел искать Виттенгера.
Блуждая по коридорам, я вышел к смотровой галерее – полукругом она опоясывала турбазу в самой широкой ее части – по экватору, если допустимо такое сравнение. Внешняя стена галереи состояла из одних только окон, которые слегка выгибались навстречу земле. Я невольно засмотрелся. Ауранские горы высовывались из океана облаков отдельными островами-вершинами, подобно айсбергам, скрывая от глаз свою истинную массу. Солнце стояло близко к зениту. Оно прогревало горные склоны, и теплый воздух, поднимаясь вдоль склонов, заставлял вершины гор колебаться и дрожать как миражи.
На галерее я был не один. В нескольких шагах от меня стоял пожилой мужчина. Я не сразу узнал в нем писателя Эдуарда Брубера. Не отрывая взгляд от горно-облачно-небесной фантасмагории, он сказал:
– Разбежаться и нырнуть…
Голос был тих и хрипловат, возможно, простужен. Говорил он это мне или просто мыслил вслух?
Я рассмотрел его внимательней. Седые волосы коротко стрижены, красноватый загар покрывал впалые щеки и широкий лоб с морщинами, проведенными как по линейке. Крупный крючковатый нос, изготовленный без лекала, шелушился обгоревшей на солнце кожей. В горах надо надевать маску – меня предупреждали.
– Если вы имеете в виду, что с разбегу вы пробьете стекло, то вынужден вас огорчить: стекло, судя по всему, армировано.
Не поворачивая головы, он ответил:
– Прямо под нами – каменный уступ, а дальше – дорога. Чтобы долететь до облаков, нужно разбежаться. Спасибо, что напомнили про стекло, – с кривой усмешкой добавил он и, наконец, повернул голову в мою сторону.
Зеленые глаза и сизые мешки под ними. Неприятный, цепкий взгляд.
– А вас какие ассоциации? – спросил он. – Или, напомнив мне о стекле, вы решили сыграть прагматика?
Ну вот, не успел осмотреться, как уже оскорбляют…
– Никаких ассоциаций, сплошное разочарование.
– Почему?
– Замерли, как в стоп-кадре. Похоже на обман: отвернешься – побегут, посмотришь – снова встали…
– М-да, стоп-кадр… – задумчиво повторил он, словно сверяя с чем-то из своей памяти. – В молодости все кажется слишком медленным, но с возрастом начинаешь желать покоя…
Он отвернулся к окну.
– Вы случайно не знаете, где трехсотые номера? – спросил я деловито. Мрачное писательское глубокомыслие мне было чуждо.
– Этажом ниже. Лестница там дальше, – он показал большим пальцем себе за спину. Теперь я стал ему не интересен. Признал ли он во мне читателя, желавшего получить автограф на каждой странице «Моролингов»? По-моему, нет.
– Входи, Ильинский, только осторожно… – услышал я в ответ на стук в дверь с номером 345.
Я вошел и тут же наступил на расстеленный на полу спальный мешок.
– Сказал же – осторожно!
Отодвинув край мешка, чтобы было куда поставить ноги, я сел рядом с Виттенгером на кровать. Подперев подбородок кулаком, он задумчиво взирал на спальный мешок.
– Как вы догадались, что это я?
– Катя велела всем отдыхать. Кто, кроме тебя, наберется наглости побеспокоить честного постояльца во время отдыха?
– Вы правы, никто. А где мешок взяли?
– Катя дала. Кровать можно откинуть и спать на полу.
– Разумно. Говорят, завтрак входит в стоимость номера. Ожидаю что-нибудь вроде подгорелых тостов с просроченным фруктовым майонезом.
– Почему фруктовым?
– Он дешевле – как мороженое.
– Ты пришел посмотреть, как я сваливаюсь с этого насеста? – спросил он угрюмо. – Эй, ты что там забыл?
Не спрашивая разрешения, я заглянул в ванную и осмотрел стены.
– Сравниваю размеры. У меня такой же номер. Вообще-то, я пришел потолковать о Бенедикте. Хочу подвести итог всему тому, что услышал от вас, пока мы сюда добирались. Бенедикт покинул Фаон на частном корабле, поскольку, воспользуйся он рейсовым, его бы взяли при высадке на Терминале Фаона. Частный корабль студенту не по карману. Вероятно, его финансировал тот же, кто внес залог в пятьдесят тысяч. Как потом показала видеозапись камеры наблюдения, с Терминала Фаона Бенедикт отправился в сторону ТКЛ-четырнадцать-семьдесят-шесть. Там он украл документы и билет до Терминала Ауры. На Терминале Ауры он избавился от чужих документов и пересел на корабль – уже под своим именем. Надеюсь, вы понимаете, что из-за одной только кражи билетов Бенедикта вам не выдадут. Ваши полномочия закончились на терминале четырнадцать-семьдесят шесть, поэтому арестовать его на чужой территории вам никто не позволит. Кстати, до меня дошли слухи, что когда-то давно вам предлагали работать в Галактической Полиции. Почему не согласились? Были бы полномочия по всей галактике.
– Брехня! – отмахнулся инспектор. – На практике у Галактической Полиции полномочий нет нигде, местная полиция их регулярно отшивает. Уж лучше быть первым в Секторе Фаона, чем никем во всей галактике. А Бенедикта ауранцы обязаны выдать. Он сбежал из-под залога, этого хватит для экстрадиции. Но сначала его нужно найти.
– Кате снимок показывали?
– Она его не узнала. Сказала, что среди постояльцев его нет.
– Не солгала? Надо бы подкупить ее чем-нибудь.
– О нет, это по твоей, Ильинский, части. У меня нет такой статьи расходов. К тому же, ты ей понравился, она не сможет тебе отказать.
– При чем тут откажет она мне или нет? Мы прилетели в поисках правды, а не удовольствий.
– Да я не в том смысле… – открестился инспектор. – Не передергивай. И знаешь, иди ты… к Кате!
