светильники в потолке – по светильнику на столик. Тени под его глазами разрослись до размеров чудовищных синяков, треугольная тень от носа заканчивалась где-то на уровне второй пуговицы рубашки, накрыв собою и рот и подбородок. Теперь со мною разговаривал чревовещатель. Треугольная тень качнулась вниз. Он что-то сказал или только кивнул?
– Что, простите?..
– Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Он резко поднялся, не обращая внимания на то, что я только-только дошел до горячего.
Мы прошли на смотровую галерею. От неожиданности я зажмурил глаза. Ужиная в полутемном ресторане, я совсем забыл, что на Ауре сейчас самый разгар дня.
– Посмотрите вниз. Видите, туман отступил.
– Да вижу, и что?
– Зелень видите?
– Вижу.
– Неделю назад ее не было, – сказал он с каким-то скрытым значением, даже торжественностью.
– Может, сейчас весна?
– Нет, не весна. А год назад деревья была еще дальше. Намного дальше. Каждый раз, когда туман отступает, они придвигаются еще немного ближе, на несколько сантиметров, однако неудержимо.
– Боитесь, что моролинги придут сюда под покровом листвы?
– Боюсь? Ничуть. Мне нечего бояться. Но они придут.
– У них тотем «шелест листвы», следовательно, мы их даже не услышим.
Он улыбнулся:
– Вы и о тотеме знаете? Но это было давно, на Земле. А где вы прочитали о тотеме?
– Я не читал. Я слышал о нем на семинаре.
– Ах! – воскликнул он. – Так вот где я вас видел! Любитель собирать мои автографы.
– Точно, не хватает четырехсот пятидесяти восьми.
– Договоримся, что вашей ручкой… – усмехнулся он. – И не сразу…Постойте, вы же не доели ужин. Извините, что вытащил вас сюда, но мне хотелось показать, как зыбки границы, разделяющие миры. На Ауре три мира: над облаками, под облаками и под водой.
– Под водою тоже есть кто-то разумный?
– Мне иногда кажется, что на Ауре все разумно…
Такими общими ответами на вполне конкретные вопросы очень любит отделываться Ларсон. Я снова спросил:
– Вы писали, что верхушки деревьев на Ауре не качаются от ветра, а вращаются.
– Ну это просто. В полусотне метров от земли спонтанно образуются микроциклоны, или вихри, они закручивают кроны деревьев. По-моему, где-то в тексте я это объяснил.
– Должно быть пропустил… – с сожалением признал я. Задавая этот вопрос, я думал, что получу ответ, по содержательности не превосходящий предыдущий.
– Ну что, возвращаемся?
– Пожалуй.
Но на полдороге он вспомнил, что Цанс ждет его в гостиной, и, быстро извинившись, ускользнул от меня как уж.
Секунду я разрывался между остывавшим бифштексом и возможностью помешать Цансу и Бруберу насладиться обществом друг друга. Выбрал бифштекс.
Виттенгер в ресторане так и не появился, но, вероятнее всего, он успел поужинать до меня.
Когда я найду Шишку, то первым делом подарю ей комлог. Вернувшись из ресторана, я обнаружил на стене ванной комнаты очередное послание:
я подарю вам хорошее фото
Комлог того стоит… Но, как, черт побери, она сюда проникла! Уходя, дверь я запер – это я помнил точно. На всякий случай проверил замок. Конечно, замок на ящике моего письменного стола куда надежнее, но и тут для вскрытия требовался сканер, хотя бы самый примитивный. А у нее, видимо, нет даже комлога.
Я переснял послание, стер и написал свое:
Привет, Ш. Кончай валять дурака. Есть разговор.
Подумав немного, приписал номер своего комлога. Надеюсь, коммутатор на Ауре сообразит не гнать сигнал через Фаон. В противном случае, общаться письмами в туалете гораздо быстрее. Клозетно- эпистолярных романов в моей жизни до сих пор не случалось, но когда-то же надо начинать.
Остаток вечера я корпел над докладом Шефу. В нем я пересказал разговор с Брубером. Отсылать доклад не стал, так как собирался поговорить с Цансом одни на один еще сегодня.
Цанс вернулся в номер в первом часу ночи. Я уговорил его дать мне полчаса.
«И остерегайтесь другой раз уличить во лжи ученого», – напутствовал меня Роберт Грин.
21
Комнату, размером как семь моих, заливал яркий солнечный свет.
– Так же невозможно спать, – сказал я, показав на окно с диагональю метра четыре.
– Это поправимо. – Он нажал кнопку на разноцветной клавиатуре возле телевизора, комната мгновенно погрузилась во мрак. – Хм, погорячился… извините…
Стало чуть светлее.
– Пока освоишь все эти кнопки… – он разглядывал клавиатуру. – Мои окна понимают меня с полуслова.
– Мои тоже, – поддакнул я.
В действительности это было не совсем так, поскольку голосовой транскриптор на моем домашнем компьютере обладал своего рода повышенным интеллектом: когда он считал, что приказ не правомочен или, хуже того, просто глуп, транскриптор делал вид, что мой голос ему неизвестен. С Татьяной у него такой номер никогда не проходит. У меня с ней, кстати, тоже.
– Устраивайтесь, – сказал Цанс.
Два надувных дивана стояли вдоль стен, два кресла – посреди комнаты, напротив журнального столика. Пол был устлан тонким темным ковром, таким же непритязательным, как и мебель. В этом казенном интерьере выделялась только одна вещь: настольные часы. Они стояли на журнальном столике, точно посередине и как бы служили центром всего помещения. Цилиндрический корпус был изготовлен из какого-то светлого тусклого металла. Белый циферблат с крупными черными штрихами вместо цифр прикрывало стекло в форме очень тупого конуса. Часы показывали без пятнадцати двенадцать.
– Я попрошу принести кофе, – сказал он, снова склонившись над клавиатурой.
Одним прыжком я оказался рядом с ним. К счастью, «эскейп» на местной клавиатуре находился там же, где обычно.
– Профессор, я сам схожу и наберу в термос.
– Зачем ходить, когда для этого существуют роботы? Впрочем, вы, вероятно, правы. И у роботов
