Петруччо вновь пнул ногой диван. Под диваном завозились.
— А по матери скучаешь? — спросил Мошкин.
Чимоданов неопределенно пожал плечами.
— Я ее вижу пару раз в неделю. Мне хватает. Я думал, она не смирится, что я в гимназии какой-то учусь, но Глумович ее ужасно очаровал! Вступил к ней в гражданскую комиссию! Считает светофоры на Тверской, письма переводит на английский, а недавно открутил где-то знак «Кирпич» и преподнес ей вместе с букетом, — зевнул он.
— А если у твоей мамы как-нибудь хватит фантазии нагрянуть в гимназию, навестить тебя там?
— Не думаю, Арей поклялся, что у нее даже мысли такой не возникнет, — уверенно сказал Петруччо.
— А тебе, Мошкин, как тут? — спросила Ната.
Евгеша честно задумался.
— Не знаю. Не привык еще. Хотя Арей говорил, что, кроме воды, я, возможно, через пару лет смогу управлять огнем. Это похоже, надо только схватить суть… Главное — начальная магия и дар стража. Остальное же здесь! — он коснулся пальцем лба.
— А тебе-то самой тут как? — спросил Чимоданов.
— Тут прикольно, — сказала Ната. — Лучше, чем дома. Здоровенная комната с дубовым засовом. Никто к тебе не сунется.
— Не скучаешь?
— Издеваешься? Меня домой не тянет! У меня вообще дома по сути не было, — заявила Ната.
— Как это?
— Да так. У мамы новый муж. Весь такой «равняйсь-смирно!». Лезет указывать, как мне одеваться. «Это неприлично! С какой прической ты ходишь?» Ну и все такое. А тут еще сестра старшая замуж вышла. Если у матери муж солдафон, то у этой придурок. Поставил пароль на компьютер. Берет без спроса мои кассеты и пишет на них какую-то свою муть.
— И сколько у вас комнат?
— Две, — сказала Ната.
— Ого. Весело тебе! А ты не думала, чтобы их… ну ты понимаешь? — произнес Петруччо.
— Зомбировать? Издеваешься? И куда бы я потом от этих двух павианов делась? Они и так друг друга ненавидят. У матери муж солдафон такой весь, а у Инки муж от армии уклоняется.
Ната сказала это так пренебрежительно, словно ее мать и сестра были замужем не за людьми, а за какими-то надоедливыми тараканами. Мошкин подумал, что лучше ее сейчас не жалеть. Только схлопочешь по носу за жалость.
Взгляд Наты задумчиво остановился на двери Мефодия.
— Кстати, кто что думает о Буслаеве? По-моему, он ничего, нормальный парень, хотя эта девчонка, что с ним… пфээээ…
— Ты о Даф? — спросил Чимоданов мечтательно.
— Ну да. Какая-то ходячая нелепость! Как она глазки-то щурит, когда злится! Я мол, добрая вся такая, но вы меня довели. А пафос? А рюкзачок? А кот с крылышками бройлерного цыпленка! А балалайка в кобуре?
— Подчеркиваю: это флейта, — сухо сказал Чимоданов.
Что бы там ни говорила Ната, Дафна ему нравилась. А вот Мефодий нравился значительно меньше. Хотя ничего удивительного. Люди гораздо более снисходительны к существам противоположного пола. Им охотно прощается все то, за что собственный пол давно размазали бы по стене.
Ната посмотрела на Чимоданова очень кисло.
— Исподчеркивался уже. Я, вообрази, догадывалась…
— Похоже, ты провоцируешь нас на неодобрение. Ты уверена, что это правильный путь? — сказал Мошкин. Как большинство робких, склонных к задумчивости людей, он был очень неглуп и наблюдателен.
— А ты, дылда, прыгай на одной ножке и молчи в тряпочку! Носок запачкаешь! — нахмурилась Ната.
Из-под дивана выполз Зудука, державший в зубах нечто вроде мухобойки на длинной ручке, широкий конец которой был весь утыкан гвоздями, и стал подкрадываться к Нате. Чимоданов незаметно показал ему кулак. Картинно разыграв недоумение, Зудука уселся на пол и ручкой мухобойки стал чесать спину.
Мефодий с Дафной вернулись часов в десять вечера. Брезгливо свалив в угол дюжины три крысиных шкур и две собачьи, Мефодий долго мыл руки.
— А мы в Эдеме пишем на бересте, легкой и прекрасной. Или на папирусе. Или на листьях эвкалипта. Пишешь и ощущаешь благоухание! — дразня его, сказала Даф.
— Береста — это кожа берез. Если так, то я предпочитаю хорошо освежеванную крысу, — проговорил Мефодий и наклонился, делая вид, что хочет вцепиться зубами в крысиную шкуру.
Дафна испуганно отшатнулась. Депресняк, случайно задремавший у нее на плече, свалился в винный фонтан и, выскочив из него, липкий, противный, стал носиться по приемной, опрокидывая все, что можно было опрокинуть в теории и на практике.
Услышав шум, Ната, Чимоданов и Евгеша Мошкин спустились вниз.
…Часа через два прибыла Улита. Одна. Она была бледной, уставшей. Выглядела скверно. Ее полное, обычно румяное и упругое лицо походило на шар со вчерашнего праздника, который уже начал спускать воздух. Под глазами залегли синие тени. Едва телепортировав, она поднялась в каминный зал, подошла к креслу и рухнула в него без сил.
Даф молча толкнула Мефодия локтем.
— Арей! — шепнула она. — Почему она одна?
— Вижу, — отвечал Мефодий.
У него хватало ума не лезть с расспросами. Любопытный Чимоданов несколько раз обошёл вокруг кресла, пытаясь обратить на себя ее внимание.
— Кгхм! Как съездили? Где отчетик для коллектива? Представишь?
Улита подняла голову и посмотрела на него сердитым взглядом. Казалось, она вообще смутно понимает, кто перед ней.
— Что-нибудь пакостное, а? Подчеркиваю: я ведь теперь тоже страж, а? — продолжал Петруччо. Из-под его тонкого свитера выглядывали болтащиеся ноги Зудуки. Несмотря на свою склонность устраивать пакости, монстр боялся остаться один. Не обладая голосовыми связками, он искал другие способы выражать свой ужас, например, находил пустую кастрюлю и колотил стенам до тех пор, пока все соседи, имевшие счастье это слышать, в свою очередь не начинали биться головой о стены.
Темноты он, кстати, тоже боялся и ночевал с Чимодановым в одной кровати. Это давало Нате повод заявлять, что демонический Петруччо спит с плюшевым зайцем.
— Так где Арей? Чего ты вся такая дохлая?
— Исчезни! Я встану — ты ляжешь! — сказала Улита сквозь зубы.
Упорный Чимоданов не отставал. Тогда Улита действительно встала. А Чимоданов действительно лег, отброшенный неведомой силой на несколько метров. Ведьма при этом — Мефодий и Даф готовы были поклясться — не шевельнула даже пальцем.
Расправившись с Чимодановым, Улита тяжело приблизилась к зеркалу и посмотрела на себя. То, что она увидела, стало последней каплей. Ведьма снова упала в кресло и разрыдалась — судорожно, с подвываниями и всхлипами. Стены задрожали. Одна из них дала трещину. Внезапный ураган пронесся по Большой Дмитровке. Надул рекламные полотнища, вырвал несколько зонтов, прошерстил книги на столике у букиниста, разбил дюжину форточек, осыпав стеклом проезжую часть, и вызвал несколько мелких аварий.
Меф, Мошкин и уже не лежащий, а сидящий на полу Чимоданов немедленно стушевались. Бурные переживания ведьмы были не для их хрупкой нервной системы. Даф и Ната же немедленно бросились успокаивать Улиту и отпаивать ее. В такие минуты девчонки, как заметил Мефодий, действуют гораздо
