— Почему был? Я и сейчас влюблен, — серьезно ответил Мошкин и больше, несмотря на все уговоры Наты, ни на какие вопросы не отвечал.
Любопытство Вихровой так и не было утолено. Ей ничего не оставалось, кроме как, прогуливаясь по залу, осматриваться, вертя в руках случайные безделушки и черномагические охранные талисманы.
Зал, недавно устроенный стараниями Арея и помогавшей ему Улиты в буквальном смысле из ничего, находился на втором этаже как раз между комнатами учеников. Четыре двери смотрели попарно одна на другую.
— Вам тут будет неплохо, мои птенчики! В приемной внизу вечно толпится всякая дрянь. Сюда же ни один суккуб не сунется, я уж не говорю о комиссионерах! — сказала Улита.
— Защитные руны? — спросил Мошкин, успевший нахвататься поверхностных знаний.
— Не-а. У нее вон спросите! — сказала Улита и как-то непонятно, не то одобрительно, не то, напротив, с вызовом посмотрела на Дафну.
Та скромно улыбнулась.
— Всего лишь веточка эдемского бука… Завалялась у меня в рюкзаке случайно, а я сунула ее под порог. Духи мрака не выносят наших растений.
— А Арей? Он разрешил? — недоверчиво спросила Ната.
— В маленькой ветке недостаточно сил, чтобы особенно его обеспокоить.
— Так он знает или не знает?
— Не то чтобы знает, и одновременно не то чтобы не знает… Скажем, так: закрывает глаза на мелочи, потому что внизу его кабинет, а Тухломон его достал… — произнесла Улита с улыбкой.
Упомянутый разговор происходил накануне вечером, утром же Арей и Улита спешно вылетели в Тартар на какое-то торжество, связанное с горбуном Лигулом. Мефодий особенно не вникал в его суть. Арей сказал, что объяснит все позднее. Вскоре и Мефодий с Даф ушли. Как уже было сказано, к таксидермисту.
— У меня ведь была не одна кроссовка, нет? Ну сегодня утром? — вдруг спросил Мошкин.
Он уже минуты три сидел с несчастным лицом, набираясь мужества для этого простого вопроса.
— Не одна, — заверила его Ната.
— Ты точно уверена? На все сто?
— На двести с хвостиком.
— Тогда у меня пропала вторая! Никто не видел куда? — пожаловался Мошкин.
— Сам следи за своими калошами, дорогуша! Я тебе не восемнадцатая жена султана, ответственная за обувь, — заметила Ната.
— Я и следил… Разулся всего на минуту, а потом… — Евгеша, виновато и ласково улыбаясь, продемонстрировал ногу в белом носке.
— Обожаю смотреть на чужие носки! А если меня стошнит? — поинтересовалась Ната.
Чимоданов хмыкнул. Не далее как позавчера утром он имел возможность наблюдать, как Ната училась гадать по крысиным внутренностям. Однако гадание не заладилось с самого начала, причем, по утверждению Улиты, потому, что Ната, потроша дохлую крысу, жевала резинку.
— Это неуважение. Магия такого не любит, — заметила Улита.
— Подумаешь… Плевать… — сказала Ната. Теперь она сидела за столиком, на котором Мария Медичи держала некогда отрубленную голову своего фаворита, и пила чай, размешивая в чашке сахар серебряной ложечкой. Это была ложка знаменитого аптекаря-отравителя, проживавшего в городке N. Тульской губернии в середине XIX века. Рядом лежал маленький колбасный ножик, с которым Яшка- каторжник подстерег на постоялом дворе двух купцов.
Да-да, все предметы в каминном зале имели именно такую невеселую историю. Так, взяв со стола случайный огрызок карандаша, можно было с уверенностью предположить, что либо его воткнули кому- нибудь в глаз, либо Лаврентий Берия, сидя дома на диванчике под фикусом, делал им пометки на служебных бумагах.
Первое время Мефодию и остальным не слишком приятно было находиться среди подобных предметов, однако вскоре они привыкли. Ну стул и стул, стол и стол, нож и нож. Человек так устроен, что ничему не ужасается бесконечно. Какая разница, кто, когда и кого, если дрова в камине, согревавшем некогда великого инквизитора, потрескивают так по-домашнему уютно? Возможно, в этом и состоял план мрака — постепенно, шаг за шагом, уступка за уступкой, размывать способность удивляться и ужасаться, отодвигать границу дозволенного, пока, наконец, дозволенность не станет вседозволенностью.
Из-под стола выскочил Зудука, единственный из рукотворных монстров Чимоданова, которого он взял с собой. Прихрамывая, Зудука направился к Мошкину, за шнурок, волоча за собой кроссовку,
— Ты ее нашел! Умница! Хороший мальчик! — умилился Евгеша.
Зудука торопливо ковылял к нему, то и дело зачем-то оглядываясь.
— Не надо! Не советую! — лениво сказал Чимодалов, отрезая ножиком Яшки-каторжника вафельный торт.
— Почему? Это же мое! — удивился Евгеша. Кроссовка уже была в его руке.
Зудука, которого он как раз собирался поблагодарить, не дожидаясь поощрения, удирал со всей возможной поспешностью.
— Я не знаю, что там с твоим ботинком, но на твоем месте я не надевал бы его… — задумчиво продолжал Петруччо.
— Да, но…
— Ты ничего подозрительного не замечаешь? Так и есть! Фитиль тлеет! Кидай его, идиот!
Мошкин послушно бросил. Белая вспышка подбросила кроссовку и разодрала ее в клочья. На шторах заплясали языки пламени. Евгеша затушил их водой, покинувшей графин, стоило ему взглянуть на него.
— Зуду-у-ука! — потрясая кулаками, вопил Чимоданов. — Зуду-у-ка! Я тебя сейчас буду убивать!
Лысый монстр, хихикая, забился под диван, на котором актер, игравший Отелло, переусердствовав, задушил некогда актрису, игравшую Дездемону. Вытащить оттуда Зудуку не было никакой возможности. Для порядка пнув пару раз диван, Чимоданов присел на корточки и поднял с полу пустой коробок. Затем еще один и еще…
— Все ясно. Он натолкал полную кроссовку спичечных головок! Должно быть, планировал большой бабах! — сообщил он.
— Зачем? — спросил Мошкин.
— Да просто так. Он гений вредоносной мысли. Ты его не обижал, нет? — поинтересовался Чимоданов.
— Нет. Я на него и не смотрел! — сказал Мошкин, теряя уверенность с каждым следующим словом.
Петруччо кивнул.
— Ясно, — сказал он.
— Что ясно?
— Он обозлился, что ты не обращал на него внимания. Зудука ужасно самолюбивый.
— И в кого бы? — хмыкнула Ната. — Хозяин-то у него сплошное «н-но!» с двойным подчеркиванием.
Ната встала и, подойдя к зеркалу, стала внимательно себя разглядывать. Делала она это не так, как мальчишки-подростки и их отцы, то есть статично, ничего в себе не меняя и лишь визуально оценивая ширину плеч и как сидит костюмчик, а очень деятельно, по-женски. Руки ее порхали, то поправляя волосы, то озабоченно касаясь разных участков кожи, которые, должно быть, казались ей проблемными.
— И как вам здесь? Этот дом в центре и прочие несуразности? — спросила она томно.
— Ничего себе… Если забыть, что недавно нас чуть не прикончили, — сказал Чимоданов. — Опять же монстров ни от кого прятать не надо! Даже если Зудука тут все стены разнесет, Арей только хмыкнет. А дома телевизор разобьешь случайно, так со свету сживают… «Думай о своих поступках! Тебе что, дорожные знаки в коридоре ставить?» И все такое… А я что, виноват, что Зудука пилу нашел? А-а?! Ты зачем ножки у тумбочки подпилил, негодяй?
