почудилось, будто лицо мечника размазалось, стало гибким и пластилиновым, как у комиссионера, а на его месте проступили сотни других лиц. Меф недоверчиво заморгал, через несколько мгновений лицо Арея стало прежним.
— Откуда это? — прохрипел Арей, адресуя вопрос не столько к дрожащему Чимоданову, сколько к провидению. — Клянусь Тартаром, откуда?
Мечник бросился к дархам и, не касаясь их, провел над ними раскрытой ладонью. Дархам это не понравилось. Они попытались свернуться, как ежи. Пытались уползти. Корчились, как брошенные на угли черви. Ощетинивались ломкими иглами. Даже издали Мефодий ощущал исходящий от них жар. Дархи оберегали свое содержимое.
Меф испытал недоумение. Он всегда считал дархов чем-то неодушевленным, вроде спиральных елочных игрушек. То же, что он видел теперь, опровергало его прежние представления.
Голос Арея дрожал. Он упал на колени и навис над дархами. Его скрюченные, как лапа коршуна, пальцы скользили над дархами, не касаясь их.
— Два — на четверть. Еще два — на треть. Два, проклятье, почти не заполнены. Но если сложить все вместе, должно хватить! — бормотал он.
Растерянность Арея продолжалась недолго. Не прошло и минуты, как он взял себя в руки. Движения стали скупыми, собранными. Схватив со стола магическую газетенку, сложенную так неудачно, что фотографии двух лютых врагов — лысегорских политиков — забыли о парадных улыбках и смогли вцепиться друг в друга зубами, Арей нетерпеливо расстелил ее рядом с чемоданом. В его руке возник короткий нож с широким лезвием. Дархи скручивались, как улитки, трусливо попытались расползтись. Один, видя, что спасения нет, даже попытался атаковать Арея спешно выращенным ядовитым шипом, однако шип встретил лишь лезвие ножа.
Не позволяя дархам расползаться, Арей быстро и ловко расправлялся с ними. Зазубриной на ноже поочередно поддевал, подбрасывал и быстрым четким движением рассекал на лету. Расколотая сосулька переставала сворачиваться, теряла способность к магии преображения и падала на газету, как разбитая елочная игрушка. Поочередно переворачивая лезвием ножа ее половины, Арей бережно высыпал эйдосы и сгребал их клинком к центру газеты. Опустошенные дархи он толок ручкой ножа в порошок.
Меф ощутил на запястье сильные горячие пальцы.
— Слышишь? — нервно спросила Даф.
— Что слышу?
— Неужели не слышишь, Меф? Как ты можешь этого не слышать? Они тут рядом, они кричат. Они рвутся сюда, но магия не пускает их.
Голос Даф перешел в нервный шепот. Она не отпускала Мефа, тянула его к себе, пряталась за него, как ребенок прячется от сильного встречного ветра за растущей в поле березой.
— Они понимают, что они уже мертвы. Им хочется дотянуться до нашего горла… Разорвать нас, схватить!
Мефу казалось, что Даф бредит, но лишь до тех пор, пока он сам не закрыл глаза и не услышал краткий яростный вопль, раздавшийся в миг, когда рукоять ножа Арея коснулась последнего расколотого дарха. Ничего более жуткого и ненавидящего прежде ему не приходилось слышать. Это была голая ненависть, лишенная всех прочих, декорирующих ее чувств и побуждений.
Послышался гул, точно от летящего снаряда. Нечто безмерно могучее ударилось в еще не исчезнувшую защиту, поставленную валькириями. Арей быстро выпрямился с мечом в одной руке и ножом в другой. Однако оружие не потребовалось.
На серебристой завесе, прогнув ее и почти дотянувшись до Дафны, отпечаталось слепое, с распахнутым ртом лицо. Это продолжалось мгновение, затем магия победила. Лицо потеряло очертание и исчезло.
Где-то там, за гранью реальности, гнилые, прежде неуязвимые тела оживленцев распадались в прах. Страж без дарха — ничто. Страж же, чей дарх разбит, ничто в квадрате.
Арей взглянул на расколотый дарх, который еще только таял, и отсалютовал мечом.
— Зачем? — спросил Меф.
— Последний тартарианец убил себя сам, прежде чем это сделал я. Достойную смерть нельзя не уважать, — отвечал Арей.
Когда все эйдосы оказались в одной куче, Арей бережно пересыпал их в собственный дарх, заткнул его пробкой и откинулся назад. Его бледное лицо постепенно наполнялось силой. Лоб был мокрым от пота. Арей дышал судорожно и хрипло, точно человек, вырвавшийся из душного подвала на воздух.
Лишь минуту спустя он вспомнил о чемодане и его хозяине.
— Ты знал, что там внутри? Почему молчал? — с гневом спросил он у Петруччо.
Чимоданов поспешно замотал головой.
— Клянусь, не знал. Каждый раз там бывало что-то другое!
Арея это не удивило.
— А, ну да, чемодан-телепорт… Откуда он у тебя? Чимоданов заерзал. Ему ужасно не хотелось
отвечать, однако взгляд Арея был более чем красноречив.
— Похоже, придется сказать правду. Подчеркиваю: правду и только правду. Знаете, бывают такие дни, когда к нам приходят не суккубы с комиссионерами, а вообще всякие просители по поводу аренды, — начал он.
— Да что ты говоришь? — с усмешкой произнес Арей.
Теперь, когда его дарх вновь был полон эйдо-сов, настроение мечника стремительно улучшалось.
— В один такой день вечером я хотел запереть дверь и увидел в углу, у колонн, фигуру. Ведьмак, морщинистый, как высушенный гриб. Даже не морщинистый, а как полусдутый шарик, из которого вышел газ, Подчеркиваю: пока он не заговорил, я даже не понял, какого он пола! Он спросил, не я ли Петр Чимоданов. Только, по-моему, он и так знал, что это я, — сбивчиво заявил Петруччо.
— Что ему было нужно? Какие дела могут быть у ведьмака в резиденции мрака? — с подозрением спросил Арей.
— В резиденции — никаких.
— Как никаких?
— Он пришел ко мне. Лично ко мне. Просил сделать ему слугу и оживить его, — не без гордости сообщил Петруччо.
Арей ухмыльнулся.
— Нового Зудуку, что ли?
— Не смейтесь. Он сказал, если я справлюсь, то не пожалею.
— И ты пошел с ним?
— Мне стало интересно. Я спросил, из чего он хочет слугу. Дерево? Глина? Тряпки? Он сказал, что мастерить мне ничего не придется. Он все сделал сам. Мне нужно только оживить, ибо он сам не обладает этим даром. Согласен ли я? Я сказал, что согласен, — Петруччо запнулся.
Рассказ мало-помалу приближался к неприятной части.
— Мы шли не слишком долго. Там недалеко, в одном дворе, стоял старый автомобиль. Такой грузовой фургончик вроде микроавтобуса, знаете?
Арей промолчал. Старыми машинами он не интересовался, впрочем, равно как и новыми. Интересоваться машинами — это было на уровне Мамая.
— Это была ржавая ничейная машина. Видно, ведьмак сам нашел ее недавно. Он снял замок, распахнул кузов, влез сам, впустил меня и закрыл за нами дверцы. Потом щелкнул пальцами, и все осветилось таким зеленым могильным светом. «А вот и мой слуга!» — сказал он. У меня под ногами лежало что-то довольно большое, ростом примерно… э-э… ну с Мефа, допустим.
— Поищи другие сравнения, — посоветовал Буслаев.
— Как скажешь. В общем, там лежало тело, прикрытое белой простыней. Я хотел сдернуть простыню, но ведьмак прошуршал, что этого делать не стоит. «Разве ты не можешь оживить его через тряпку? Я хочу, чтобы только я видел моего слугу!» — заявил он.
Арей склонил голову и внимательно посмотрел на Петруччо.
