И, следовательно, Никита Кучконос подвигался в очередности вероятной гибели еще немного вперед. И, значит, еще более имел право поинтересоваться, кто из друзей уже оказался там, гораздо выше горы Корпуленк, то есть на небесах. И, естественно, он спросил, и поскольку его право на подобное знание было бесспорно и с точки зрения лейтенанта Минакова, то в ту секунду, пока Никита перемещался назад к туннельному выходу, он и получил ответ.
И оказалось, что там, в этом ответе, содержится такой малюсенький, повязанный – нет, не красным – черным бантиком сюрприз, который действует на некоторые вещи стимулирующим, допинговым образом. Ибо короткий список, был вовсе-то и не списком, потому как в нем наличествовала только одна, и почему-то сейчас, после оглашения, почти родная фамилия, и была та фамилия – Нарбугаев. И может быть, сразу, в первое мгновение, она и не идентифицировалась как конкретный человек по кличке Рамо, а только после, через этап перекодировки. То бишь поначалу Нарбугаев в Нарбугаев Кахрамон Акрамович, а уж потом, вслед, как лучший отрядный друг Рамо, тот самый, с кем дольше всех сидели в общей камере, в военной тюрьме штата Луизиана. И надо сказать, что какой-нибудь беспристрастный военно-полевой суд, пусть и задним числом, мог бы теперь обвинить лейтенанта Германа Всеволодовича Минакова в неком подспудно проведенном программировании подчиненного. Ибо настоящий боевой офицер обязан знать о своих солдатах буквально все, а потому командир ударно-диверсионного взвода Минаков никак не мог не ведать о дружбе-товариществе названных солдат добровольцев. И как следствие, его сообщение о погибшем, вполне можно классифицировать как специальную акцию. С целью… Ну допустим, «доведения до самоубийства»!
В реальных обстоятельствах рассматриваемого боя, из таковым образом «настроенного» бойца, вполне получается извлечь некую выгоду. То есть, прикрывшись его теперешней отчаянностью, послать на верную смерть. Да, конечно, данная «выгода», в общем-то, будет использована для дела, частью которого является спасение жизни других солдат. Но ведь, если рассматривать с некой предвзятостью, то не только солдат, но и… «Себя»! Себя, разумеется! Ну а здесь, присутствует некая, и даже не некая, а весьма большая, корысть. Ибо даже миллион долларов не перевесит «корысть» от возможности избежать смерти сию минуту! И тогда получается, что при такой трактовке, доведение лейтенантом Минаковым вышеуказанной информации является ни больше ни меньше, чем «доведением подчиненного до самоубийства», да еще и «с корыстной целью»!
И, кстати, очень веским, а может и решающим подпунктом, в виртуальном следствии-шоу «Армия против младшего офицера Минакова», оказался бы тот факт, что во время оглашения подчиненному этих сведений реальный Кахрамон Акрамович Нарбугаев был, скорее всего, еще жив-здоров, просто имел некоторые проблемы с подвижностью и с поступлением свежего воздуха.
Однако покинувшему спасительную бетонную нишу и перемещающемуся к воротам для передачи сигнала миллиботу, рядовому Никите Кучконосу, додуматься до рассуждения о таких юридических тонкостях было не дано, а может, у него просто не оставалось на это времени. Что такое для экзоскелета полста метров по проверенной и безопасной местности? Шаг, два, три, и вот уже мы у цели! Излучатель вверх и…
'Здравствуй, таинственный робот-невидимка! Не читал ли ты случайно сказку об Али-Бабе? Ну что ж, мы наконец-то с тобой пообщались подобным же образом! Пусть даже и в режиме монолога. Вот, получи свое «Сим-Сим, открой дверь»!
122. Верхний уровень. Космос
Весь фокус был в зеркале. И хотя оно летело в космосе, по большому счету, вело свою родословную от парашюта, ибо до настоящего момента находилось в сложенном состоянии. Однако поскольку его размеры в раскрытом виде оставляли далеко позади любой парашют, даже применяемый десантными танками или древним кораблем «Аполлон», то пеленалось оно не просто так, а с участием компьютерного моделирования. Причем для этой цели применялся не какой-нибудь переносной «покет-бук», а настоящий компьютерный монстр, размещенный в подвале Министерства обороны. На расчет и перепроверку разных вариантов моделирования складки-раскладки зеркала центральный комп потратил в свое время четыре часа, чудовищный срок, учитывая безумную стоимость его эксплуатации. И ведь, наверное, сложность складки-раскладки зеркала имела на то все основания. Ведь оно должно было развернуться без сучка и без задоринки в идеальную плоскость размером триста пятьдесят на триста пятьдесят метров. Развернуться в вакууме. Причем развернуться в нужном направлении, с точностью до долей градуса по всем осям. Может, случиться, это было проще, чем где-нибудь на ветру в атмосферной плотности – ибо толщина металлической материи была столь мизерной, что измерялась микронами; если бы даже повседневный ветерок и не сумел взять ее тонкость на разрыв, то уж точно бы выдул ее прочь из задуманной для дела формы, и наверняка унес бы в дальние дали в виде некой обрезанной запчасти чудовищного воздушного шара. Однако и в вакууме имеются свои минусы, кстати, и температурные тоже, причем предельной значимости. Или допустим, нагрев не закрытого атмосферным забралом Солнца. И то и другое очень влияет на форму, и сие нужно учитывать, ибо в мире предметов – именно форма, как не странно, определяет суть. То есть предназначение. И кстати, все это гигантское зеркало, вместе со своим предназначением помещалось в кубике с ребром двадцать пять сантиметров, а весил тот куб – понятно, в условиях радиуса мамы Земли – всего-то два с мелочью кило. Но ведь там наличествовало не только зеркало, но еще и струны внешнего натяжения. Вот такое чудо технологии «made in Moscovia».
Весь спутник весил несколько больше, но совсем ненамного. Там утрамбовалось разное сопутствующие космическому полету оборудование. Аппаратура связи, аккумуляторы, а так же небольшие двигатели коррекции одноразового действия. Тем не менее и это все вместе было чрезвычайно компактно. Общий вес устройства укладывался в девять с половиной кг. Весьма впечатляющие результат, учитывая, что в деле изготовления не задействовалась постиндустриальная Япония. Все собрали там же, на просторах некогда большой России. Кстати, кое-кого из особо сведущих это может удивить по еще одному критерию. В том плане, а зачем это русским так мельчить, то есть ковать блоху там, где не требуется? Ведь, кажется, именно русские когда-то впервые запустили спутник, и уже тот первый весил более восьмидесяти. Чего ж это они сейчас микробничают, семьдесят с чем-то лет опосля? Что-то, понимаешь, тут…
Вот именно! В деле замешана секретность. Если в околоземный космос выволочь что-нибудь в пяток-другой тонн и габаритами с ЖД вагон, то от любопытства размещенных ниже орбиты стран спасу не будет. Забросают Московию нотами – это раз. Так еще, чего доброго, запустят кверху какой-нибудь «Шатлл» для досмотра, а то и задержания, в смысле, снятия с орбиты. А так, летит там, в просторах, что-то малюпусенькое, особых признаков жизни не подает, для боеголовки легковато будет, для околоземного лазера тем более. Ну пусть себе летает, все едино, у конгресса денег на экскурсионный астро-досмотр так и так не выпросишь. Можно, конечно, внимательно пялиться в объект телескопом, но что разглядишь? Блестит защитная противосолнечная фольга. Что там под ней-то? Может, и правда, отвалившаяся запчасть неудачно стартовавшей ракеты, как и утверждают русские. «А почему же она так аккуратно завернута?» – хочется спросить по такому поводу московитян. «Кто вам сказал, что там что-то завернуто?» – таранят они встречным вопросом. «Но ведь видно же!» – «Ага, вы по-прежнему нам не доверяете?» – «Но вот, плиз, посмотрите на снимки». – «Была охота. Но ладно. А где видно, что это именно тот, наш осколок ракеты? Где лейбла? Что это, понимаешь, за обвинение без доказательств? Где презумпция невиновности? Опять двойные стандарты, господа хорошие? Утю-тю-тю! Снова, понимаешь, лезет из вас империализм, а? Как не стыдно обижать подозрением маленькую северную страну, успешно идущую по пути демократизации и „антитиранизации“ вот уже сороковой год подряд? Мы ведь почти уже у цели, почти, понимаешь, в Европе, а вы вот снова будите в нас старые, похороненные вместе с Ульяновым комплексы. Нехорошо, господа, нехорошо трогать усопших». – «Но ведь снимки-то, снимки. Сами гняньте в телескоп». – «Какой телескоп, господа пригожие? У нас то, что было давно уж к вам же на металлолом задарма свезено, а тот что на Кавказе – ну, когдатошний самый большой, – так что с него толку-то, если Кавказ не наш тепереча? Он ведь скорее ваш, вместе с каспийской нефтью». – «Да при чем тут нефть, понимаешь?» – 'Как при чем, господа- сэры? Нефть всегда и по любому вопросу «при чем».
Ну и значит, летает данный осколок дальше, ибо действительно, хоть в пятиметровую трубу, с линзами обточенными, смотри, а все едино свернутую с компьютерной помощью пленку не увидишь, а если и увидишь, то не догадаешься, для чего и как. Правда, что действительно настораживает, так это количество этих самых осколков. В общем, на орбите их около полусотни штук, не наводит ли это на мысль… Вот именно! Не есть ли это все элементом какой-нибудь русско- московской СОИ? – Хорошо, допустим. А как она действует? – Ну… – Что «ну»? Напрягите агентурную разведку. – Попытаемся. Хотя тут у нас… В общем, после того как со шпионами, то бишь, разведчиками, стали обращаться так, как… Как и положено обращаться со шпионами, число агентов резко снизилось, а с вербовкой местного населения появились проблемы, ибо после первой же неудачной вербовки, дипломат, ее осуществляющий, тут же объявляется «persona non grata».
Так вот, сейчас «ракетный осколок» начал действовать. Происходило это следующим образом. Вначале прошла отработка закодированных команд с Земли. Пеленающий кожух самостоятельно, благодаря хитро продуманной шнуровке, расчехлился. Но он не отбросился прочь, ибо в космосе, даже приземном, нет ветра. Так что ничто не могло этот чехол подхватить и вынести прочь. Потому он просто втянулся внутрь, в специальный раструб, и, кстати, без особой компьютерной продумки. Хотя она тем не менее тоже имела место; кто-то когда-то учел все температурные и прочие нюансы; вот бы была комедия, если б кожух пошел по шву и своими ошметками закупорил какой-то из двигателей коррекции, или того хуже – спеленал напрочь аккуратненькую приемную антенну. Потом заработали двигатели. Работали они последовательно, по особому графику, ибо спутник требовалось развернуть в определенном, очень точном ракурсе. В дальнейшем, когда из контейнера прыснет материя зеркала, будет несколько поздно, не удастся развернуться ни на одну угловую секунду в сторону.
Кстати, касательно системы СОИ. «Ракетные осколки» не имели к ней прямого отношения, хотя возможность их использования в этой сфере наличествовала. И, между прочим, в данный момент вся когорта «осколков» – или скорее микро-спутников – не использовалась. Это было просто-напросто невозможно. Все множество наличествовало лишь для того, чтобы при случае всегда задействовать что-то единичное. Ибо как не краток бег спутника по орбите, тем не менее, когда требуется хронометраж до секунд, растянутости в часы не устраивают. Так же не подходят и всякие следствия несогласованности вращений, отнесенные к накладкам широт-долгот. Потому там, где для дела хватит чего-то одного, приходится держать целую группировку.
Конечно, секундную точность места и времени не получалось бы осуществить не только пятьюдесятью, а и тысячей спутников. Именно поэтому сейчас требовалась коррекция системы. Тем не менее в том случае, если бы тут пошло что-либо не так, имелся запасной вариант. Ровно через двадцать минут еще одни «ракетный осколок» оказался бы в подходящей точке пространства. Естественно, сей вариант был хуже, ибо в высокотехнологичной войне двадцать минут растягиваются в геологический период.
123. Прочность брони
Плотность огня была, наверное, сумасшедшей, однако через пятьдесят с чем-то сантиметров стали особого впечатления не произвела. Да и вообще привычка – большое дело. Ну а дополнительные тридцать секунд передышки – это маленький праздник души и тела. Конечно, во львиной доле тела, ибо для души он омрачен памятью об оставленном под пулями Никите Кучконосе; в плане того, что так вот именно должно быть по идее. В действительности, большую часть одеяла переживаний оттягивает на себя придвигающееся со скоростью хронометра будущее – там придется выбираться из убежища и подсовывать голову, со всеми прочими составляющими организма, под этот убийственный огонь. Правда, в первичный план внесено приятное, непредусмотренное все ведающим Центром, дополнение – маленький электровоз – подарок от непредсказуемого на сто процентов бытия. Нет, никто не собирается использовать его как транспортное средство; дело даже не в скорости, не сравнимой с «панцирной». Просто там, сразу за воротами, заканчивается узкоколейка. Тупик, погрузочно- разгрузочная станция, дремлет в ожидании чего-то никем не задействованный тельфер. Когда-то, в смысле совсем недавно, здесь производилась перегрузка с машин на вагончики всего необходимого для функционирования подземелья добра. Из нынешнего всезнания об окаменевшем в бетонной пене алтайском казаке Рамо, а главное, о том вынесенном когда-то с «Фенимора Купера», механизме, вся эта прошлая возня с поддержанием жизни внутренностей горы кажется странно-бессмысленной суетой. И поскольку поезд никак не задействовать для движения вперед, будет он всего лишь прикрытием, эдаким стационарным экраном для ловли пуль. Только надо после открывания ворот тут же двинуть его вплотную к тупику. И тогда получится отсидеться в относительной безопасности еще
