как Тухломон, держит крылья строго за цепочку, не прикасаясь к ним, как к чему-то чужеродному и опасному. «Странные они, эти стражи. И дархи чужие не берут, и крылья…» — подумал Мефодий. Сам он чувствовал, что может взять золотые крылья без опасений. Пока может, пока цел его эйдос и он совсем не превратился в стража мрака…
— Это сделала девчонка, не так ли? — произнес Арей. Это был даже не вопрос, а утверждение.
— Ну, в общем, да. Только снял-с их я-с! — с обидой сказал Тухломон.
— Сколько их было?
— Стражей света? Двое.
— Вторые крылышки, стало быть, заиграл? Для кого же? Не для нашего ли руководящего горбунка? — с презрением спросил Арей.
Подслушав эту лестную характеристику, горбун Лигул выглянул на мгновение из разбитого портрета, зыркнул внимательными злыми глазками и скрылся.
— Ах, шеф… У меня такое слабое здоровье. Ножки ноют, ручки, отваливаются. Никто не любит бедного больного Тухломончика. Только бедный больной Тухломончик один всех любит! — оправдываясь, сказал Тухломон и снова попытался всплакнуть.
— Грыжу поправь, вывалилась! — посоветовал Мефодий.
Комиссионер раздумал плакать и поспешно схватился за живот.
— Ах, молодой человек! Не надо так шутить со старыми людьми! Старые люди во все верят и от всего плачут. А грыжа у меня выпадает порой-с. Один раз чуть не потерялась, — сказал он грустно.
Арей покосился на дверь приемной.
— Двое златокрылых против одной девчонки-стража… Недурно! Так недурно, что даже не верится. Я бы даже сказал, что все подстроено, если бы крылья не были настоящими. С трудом верится, что свет решил сделать нам такой подарок… Но ты все равно виноват, Тухломон. Ты показал девчонке-стражу нашу тайную резиденцию. Провел ее сюда!
— Она увязалась сама! Она меня вынудила… Может, отрубим ей голову? Чик — и нету. Нет головы — нет вопроса! — заныл Тухломон.
— У меня встречное предложение. Лучше мы отрежем тебе язык! — предложил Мефодий. Он никак не мог справиться со своей ненавистью к Тухломону.
— Фи, какая убогая фантазия! Смеюсь и плачу от банальности! Язык отрезать! Думаешь, ты первый догадался? — хихикнул комиссионер.
— И что?
— Да ничего… Новый отрос, еще ехиднее прежнего. И вообще, не хамите мне, юноша! Я от вас бледнею! — заявил Тухломон.
Он подпрыгнул на месте, а потом вдруг заговорщицким шепотом предложил:
— Хотите, я выйду, чтобы позвать девчонку, и кинжальчиком в бок — тырк? У меня есть отличный кинжальчик — просто конфетка, а не кинжальчик. Девчонка испытает сплошное удовольствие! А-а? Привести-то ее сюда я обещал, а вот увести… хе-хе… не было такой клятвы.
Взглянув на искреннее в своей подлости лицо Тухломона, Мефодий испытал слепой гнев, а потом вдруг осознал, что футляр распахнут, а меч Древнира у него в руках. При этом он точно знал, что не доставал его, а просто очень ясно представил, как это делает. Не этот ли прием использовал Арей, мгновенно материализуя в руке свой изогнутый клинок?
Тухломон заверещал, как заяц, и кинулся прятаться за спиной у Арея. Мефодий поймал энергию его страха, машинально хотел втянуть, но сразу отбросил. Энергия комиссионера имела отвратительный, затхлый вкус, как если бы он целые столетия питался одной дохлятиной.
Укрывшись за спиной Арея, комиссионер мигом воспрянул духом и даже осмелел.
— Истерик! — пискнул он. — Думает, он меня напугал! Да мне просто связываться неохота! Подумаешь: девчонка! Да я же из лучших побуждений! Из изощреннейшего гуманизма-с!
Арей посмотрел на Мефодия. Долгим и очень тяжелым был этот взгляд. Мефодий внезапно понял, что не Тухломон истинный хозяин судьбы девчонки. А он, Арей, его шеф. И именно в эту минуту решается ее судьба. И что все слова и увещевания тут бесполезны.
«Если будет нужно, я стану за нее сражаться! Хоть и знаю, что для меня это смерть…» — подумал Мефодий, стиснув рукоять меча.
Минута, две… Тяжелое молчание висело в кабинете, точно нож гильотины. Арей провел рукой по лицу, точно снимая паутину.
— Расслабься, синьор помидор! А ты, Тухломон, уймись! Пусть девчонка войдет! — приказал он глухо.
Тухломон, тревожно косясь на Мефодия, выскользнул в коридор и сразу вернулся, услужливо пропуская вперед светловолосую девочку.
— Ножкой-с не споткнитесь! Тут порожек-с!.. Берегите ваши неосторожности от греха подальше-с! Из окошка не дует, нет? А то я закрою-с! — лепетал он.
Дафна вошла и остановилась посреди кабинета. Она держалась довольно спокойно, но Мефодий все равно чувствовал, что она волнуется. Ее аура — золотистая, с тонким розовым ободом — переливалась, то бледнея, то вспыхивая. На ее плече сидел лысый, очень страшный кот и вылизывал… крыло.
Даф, до сих пор смотревшая только на Арея, ощутила, что, кроме него, в кабинете есть еще кто-то, и повернулась к Мефодию. Их взгляды встретились, и Буслаев испытал странное щемящее чувство. Точно он вошел в зрачки Даф и заблудился там. Он даже не сумел бы толком описать, что это было за чувство. Симпатия? Любопытство? Любовь? Когда заноза вонзается в ногу — все сразу понятно. А вот когда заноза нового чувства попадает в сердце… Поди вытащи то, за что нельзя ухватиться пальцами.
Тухломон, кривляясь, подпрыгивал сзади. Мефодию снова захотелось его пнуть.
— Пошел вон! — велел Арей Тухломону.
— С величайшим удовольствием-с! Я как раз собирался откланяться по делам-с! — заверил его комиссионер и, шагнув к двери, растаял, оставив в воздухе облачко вони.
Мефодий видел, что Тухломон крайне доволен. Должно быть, за его проступок — привести стража света в резиденцию мрака — полагалось серьезное наказание, и он был рад, что дешево отделался.
Арей грузно опустился в кресло.
— Ну, рассказывай! — велел он устало.
— Что рассказывать? — спросила Дафна.
— Ты рвалась попасть сюда, и вот ты здесь — в резиденции мрака… Дальше что? Кто ты вообще такая?
— Я Дафна, помощник младшего стража.
— Разве помощников младших стражей выпускают из Эдема? Мир лопухоидов не самое подходящее место для крошек с пушистыми волосами, которых кое-кто считает «бэ-эзумно» симпатичными… — с издевкой сказал Алей.
Мефодию захотелось уронить ему на голову светильник. К сожалению, он уже был уронен. Для того же, чтобы обрушить потолок, ему пока не хватало магической техники.
— Кто это меня считает симпатичной? — заинтересовалась Даф. Разумеется, она совсем не была дурочкой и знала правильный ответ, но лучше один раз услышать, чем двести раз предположить.
— Да есть тут одна многогранная личность, недавно научившаяся смотреть сквозь стены… Так что же заставило девчонку-стража выбраться к лопухоидам? Не нравится мне это отступление от правил… Я все больше склоняюсь к мысли, что хороший страж света — это мертвый страж света.
Арей говорил как будто с иронией, но Мефодию его ирония не нравилась. Своим новым зрением, подключив предвидение, он почти видел, как изогнутый клинок Арея, появившись из ниоткуда, рассекает Даф наискось. Правда, видел он это как-то неопределенно, расплывчато. Это могло означать только одно. Арей еще не определился в своем решении.
— Перестаньте об этом думать!.. Пожалуйста! — услышал Мефодий свой взволнованный голос.
— О чем?
— Вы знаете о чем! — крикнул Мефодий.
— А ты не безнадежен, друг мой! Я бы сказал, что выучил тебя на свою голову, — усмехнулся Арей. — Итак, почему же я должен перестать думать о том, о чем думаю? Не потому ли, что она
