приветствия.
— Когда после полудня? Вот скоро уже? — удивился Мефодий. Он не испытывал ни страха, ни радости… Хотя что-то он все же ощутил. Что-то быстрое и неуловимое. Нечто такое, что мелькнуло и сразу погасло.
— Да.
— Но вы же говорили, что это будет в день моего тринадцатилетия?
Арей неопределенно кивнул на небо:
— Верхняя шарашка поменяла планы. Все произойдет в ближайшие сутки. В результате, если доживешь, свое тринадцатилетие ты встретишь в приятной дружеской обстановке.
— Ага! — добавила Улита, которая, как оказалось, перестала уже страдать и подслушивала. — Комиссионеры будут петь: «К нам приехал наш любимый, Меф Буслаев дорого!» А сккубы — те вообще надуются шампанского и будут прыгать к нему на колени и лезть целоваться, превращаясь… да хоть бы и в Даф!
Даф скрестила руки на груди.
— Не смешно! — сказала она.
Улита пожала плечами:
— Знаю, что не смешно. Но так проходят все корпоративные пирушки. А еще иногда притаскиваются Вий с Грызианкой Припятской, разумеется, без приглашения, и тогда, мама моя родная! Тухломон танцует на столе, Грызианка с сккубами представляет маленьких лебедей! Просто не трогай дядю за нос и вообще отойди от гроба! Мои ночные загулы бледнеют!.. А ты, Меф, не унывай! Если что-то пойдет не так, утешайся словами классика, что каждый человек должен взорвать дом, срубить дерево и отколошматить сына!
Арей недовольно посмотрел на секретаршу:
— Улита, где у тебя кнопка паузы? Нажми ее и держи обеими руками!.. Даф, ты готова? Лабиринт Храма Вечного Ристалища тебя не пугает?
Дафна вздохнула:
— Понятное дело, пугает. Я предпочла бы экскурсию в какое-нибудь тихое и спокойное место. Например, спрыгнуть с Ниагарского водопада и полетать в его струях.
— Я так и подумала. Если нужен будет кто-то, кто бы тебя спихнул, тока свистни, — галантно предложила Улита.
Арей яростно повернулся к ней. Глубокий шрам на его лице побагровел.
— Я попросил: помолчи!
— Уже умолкаю! Нажимаю «Backspace» и стираю всю последнюю фразу! — быстро сказала секретарша и улизнула из кабинета от греха подальше.
— За тебя я не слишком волнуюсь. Ты ведь умеешь обращаться с флейтой? У вас же этому учат чуть ли не с рождения! — продолжал Арей, поворачиваясь к Даф.
— Слегка умею, — скромно сказала Даф. Погладив свою флейту. В конце концов, в саду Эдема были спецы и получше.
— А вот за Мефодия мне тревожно. Я не успел толком обучить его владеть клинком. Он не знает ни веерной защиты, ни уходов — ничего. Даже азов. Одна надежда, что до рубки дело вообще не дойдет, хотя никому не известно, что поджидает вас в лабиринте. В реальном бою синьора помидора можно убить зубочисткой.
— Ну уж и зубочисткой, — пробурчал Мефодий.
— Поверь, что это так. За те несколько часов, что у нас остались, хорошим бойцом тебе не стать, а это крайне необходимо.
— И как же мы будем выкручиваться? — спросил Мефодий.
Арей задумчиво посмотрел на свою ладонь, большую, точно вырубленную из дерева и почти лишенную линий. Только одна глубокая линия жизни бороздила ее от запястья к указательному пальцу.
— Придется пойти на крайнее средство. Если бойца нет — надо его впустить. Вселить в твое сознание хорошего бойца…
— Кого? Вас?
— Нет, мой друг. Не обижайся, но мое сознание пока еще нужно мне самому. Тебе же придется удовольствоваться… м-м-м… Хоорсом. Он совсем неплох… Хоорс был вторым бойцом мрака и погиб в стычке несколько веков назад.
Мефодий прокрутил в голове только что сказанное.
— А что это была за стычка, в которой погиб Хоорс? — спросил он.
Арей провел указательным пальцем по своему длинному шраму.
— Я выразился неточно. Это была не столько стычка, сколько дуэль.
— И кто убил второго бойца мрака?
Арей поднял на него глаза. Они были спокойны, но из них исходила такая тяжесть, что Меф ощущал почти материальное давление его взгляда.
— Его убил я, Арей, барон, мечник мрака. Отсек ему дарх вместе с головой в бою, длившемся около получаса… В какой-то мере он сам встал под клинок. Не выдержал унижения, лишившись дарха. Дуэли мжду своими к тому времени были уже запрещены. Меня отправили в ссылку на маяк. Кое-то предлагал даже казнь, но Лигулу я был нужен. Теперь я понимаю зачем… Для дуэли же были причины, о которых я не имею ни малейшего желания распространяться.
— И теперь вы хотите вселить Хоорса в меня? — поинтересовался Мефодий.
— Я ничего не хочу, синьор помидор! Мое «хочу» лежит на кладбище. Я только пытаюсь сделать так, чтобы ты выжил, если дело дойдет до стычки. И запомни: вселять надолго в себя Хоорса не надо. Только на краткие мгновения боя. Не более. Поверь, что твоему телу будет гораздо спокойнее, когда меч будет в руке у Хоорса…
— А как я его вселю? — сомнением спросил Мефодий. Идея не казалась ему блестящей. Скорее наоборот.
— Видишь ли, впустить Хоорса не так уж и сложно. Думаю, лишенный тела, он охотно на это пойдет, ну а помахать мечом — это для него естественно, как дыхание.
— И как потом выгнать его? — спросила Дафна.
— Умница, девочка! Ты верно поняла проблему. Пригласить гостей — это еще полбеды, а вот намекнуть им, что пора домой… Разумеется, выгнать Хоорса будет непросто. Он захочет и дальше существовать в твоем теле, вежливо попросив хозяина — то есть тебя — выйти вон. Если он сумеет подавить твое сопротивление — тебе конец. Но если морально ты окажешься сильнее — он уступит и уйдет.
— А как я его прогоню?
— Стыдитесь, синьор помидор! Ты кто — Мефодий Буслаев, надежда мрака, или жалкая тряпка? Если второе — лабиринт тебя не пропустит… тренировку мы начинаем прямо сейчас!
Мефодий ностальгически вспомнил одноглазую яичницу — единственное утреннее блюдо Зозо, которое она была в состоянии приготовить.
— Ну вот, опять без завтрака. Стражи мрака когда-нибудь кормят своих сотрудников? — грустно спросил он.
— Изредка… ты поешь позже. Жизнь, по большому счету, это не битва мышц, но столкновение твоей воли с волей чужой. Тело упало, но воля подхватила его и повела в бой. Слабая воля — это тухлое яйцо со слабой скорлупой. При любом ударе извне скорлупа трескается. Сильная воля — это алмазное яйцо. Оно не может треснуть, даже если вокруг расколется весь мир. И неважно, в каком оно теле — взрослого или ребенка.
Мефодий с сомнением хмыкнул. Он никогда не ощущал в себе эдакой волевой мускулистости. Даже из кровати по утрам он вытягивал себя с превеликим трудом, сражаясь за каждый квадратный сантиметр одеяла.
— Что за кисельное настроение, господин Буслаев? — рассердился Арей. — Побеждает не тот, чьи мышцы сильнее, но тот, кто не дорожит собой и своими мышцами. Сильному уступят дорогу, даже если он
