инструкции, мла-адой челавек! Стыдна-а! — смягчаясь, ехидно сказала Улита.
Мефодий уставился на тумбочку, где алела и вспыхивала Книга Хамелеонов. Она была так возмущена, так полыхала, что Мефодий не слишком удивился, обнаружив, что она называется теперь «Двести блюд из гороха», автором которой значился известный в узком кругу широких масс господин Урюкин.
— А Да… Дашу брать с собой? — спросил Мефодий, вспоминая о Скунсо, который, даже зевая, слушал во все уши.
Улита засмеялась:
— Ее я уже вызвала! Уж она-то в магии булькает чуть-чуть повыше ватерлинии! Ты еще там? Говорят тебе, одна нога здесь, а другую тебе сейчас вообще оторвут!
Мефодий быстро оделся и, кинув изумленному Вовве мобильник, стал выбираться в окно. Потом вернулся и захватил с собой футляр с мечом. Прыгать было невысоко — со второго этажа в сирень. Он ощущал, что идти сейчас через школу не стоит.
— А если кто-то спросит?.. — ехидно начал Скунсо.
Оглянувшись, Буслаев многозначительно провел большим пальцем по своему горлу. Он сам не понял, что уж там появилось в его глазах, но Вовва торопливо отодвинулся.
— Понял! Все уже спросили! — сказал он бодро.
Мефодий спрыгнул, и сирень приняла его в упругие объятия, в негодовании хлестнув веткой по щеке. Потирая щеку, он выбрался из кустарника. Скунсо наверху захлопнул раму, причем, что Мефодий невольно оценил, без особого шума. Мефодий скользнул вдоль школы к крылу девочек, не понимая, куда запропастилась Дафна. Все было тихо — во всех окнах плескалась ночь.
«Куда она делась? Не кричать же?» — подумал Мефодий.
Внезапно одна из рам на третьем этаже открылась, и оттуда кто-то ловко и бесшумно выскользнул головой вниз. Мефодий вскрикнул, уверенный, что, упав таким образом, можно сломать шею. Но у самой земли что-то всплеснуло над плечами у фигурки, и рядом с ним на асфальт спокойно спустилась Даф. Джинсовую куртку она успела поменять на водолазку. Из рюкзака у нее, как и прежде, торчала флейта.
— Чего стоим? Кого ждем? Потопали? — предложила она, небрежно касаясь своего бронзового украшения на шнурке. Большие белые крылья, только что вздымавшиеся у нее за плечами, исчезли.
— Что это было? — спросил Мефодий.
— Разве не видно? — неохотно сказала Дафна. — Не говори никому, что я летала. Лады? Мне вроде как не положено. Ты же видел, что я их буквально на секунду материализовала? Вряд ли их кто засек.
— А они твои?
— Ясный перец, мои. Где бы я их стащила? На птицефабрике? — заверила его Даф.
Мефодий обошел вокруг Дафны. Водолазка сзади выглядела заурядно. Ничего не оттопыривалось, вырезы отсутствовали. Да и спина как спина. Никакого намека на крылья.
— Слушай… это, конечно, глупо спрашивать… но как это там все устроено? — спросил он.
— Ничего себе вопросик, я прямо смущаюсь!.. Нет, у меня обычная спина, если бы об этом. Не как у Депресняка, у него-то крылья продолжение лопаток… Когда необходимо, я материализую их, и они появляются. Помнится, раньше они были совсем маленькие, я даже взлететь не могла, потом могла лишь планировать, а когда крылья окрепли, стала помаленьку осваиваться. Но это долгая история! Ты не знаешь, что хочет от нс Арей?
— Не знаю, — сказал Мефодий.
Он уже несколько раз пытался подключить интуитивное зрение и прозреть ближайшее будущее, но не видел ровным счетом ничего. Вероятно, Арей умело блокировал его провидческий дар.
Когда Даф и Мефодий подходили к дому № 13 на Большой Дмитровке, навстречу им выскользнула маленькая старушка с зачехленным длинным предметом в руках.
— Мефодий, лапочка! Сердечко-то, чай, цвиг-цвиг-цвиг? Ах, роднуля ты моя одино-о-окая! — пропела она, потрепав Мефодия по щеке. — А это кто там с тобой? О, уж не Дафна ли!.. Здорово! Где твой кот-обормот? О, рожа хитрая, коварство имя тебе! Смылся от бабуси к двум… ик… коварным гусям!
— Я вас не знаю! Кто вы та… — начала было Дафна, но Мефодий предупреждающе дернул ее за рукав.
— Не дерзи, глуба моя! — нахмурилась Аида Плаховна. — Не в твои-то годы сметь так стремительно хаметь! О, какая я! Талантище из меня так и брыжжет, так и прет! От если б не работа проклятая, я бы, можить, стихи б писала в газету б!.. Я… да хоть куда еще… Хоть замуж, хоть невтерпеж, что уж, что не уж, что в балдеж!..
Аида Плаховна захихикала. Мефодий заметил, что старуха не совсем трезва.
— Ну все, полетела я на крыльях любви и работы! А вы, лапочки мои, не плошайте! Разнесите там все лабиринты, чтоб знал нашего брата варяга! Чтоб неповадно было на Срединных, стало быть, землях хрень всякую строить! — заявила Мамзелькина.
Она стала было исчезать, но, вспомнив о чем-то, поманила к себе Мефодия.
— Карандашиком, родной мой, карандашиком!.. Мне что — сказали один, будет им один. Хучь не хучь — исполняй! А я взяла да карандашиком! Не перышком, а карандашиком! Хорошему человеку не помочь… гадиной буду!.. Век трупа не видать!
— Чего?: — не понял Мефодий.
— Пока, голубь мой! Береги себя, сизокрылый! — загадочно крикнула Мамзелькина и отчалила, на прощанье чуть сильнее, чем нужно, звякнув косой. Откуда-то сверху на мостовую свалилась мертвая ворона.
— Это ведь была смерть? — поинтересовалась Даф.
— Вроде того. Только она не любит, когда ее так называют. Она Мамзелькина, «старшой менагер некроотдела». Ты поняла, о чем она? При чем тут карандаш? — обеспокоено спросил Мефодий.
Арей был у себя в кабинете. Он, как уже заметил Мефодий, всегда был в кабинете и вылезал из него крайне неохотно, как моллюск из раковины. В приемной же сидела Улита. Только не за столом, а на диване, одетая в черное с блестками, очень открытое платье, в котором ночью была на дискотеке. Закинув одну очень полную белую ногу на другую, Улита писала на ней помадой:
«Ненавижукислыелицаненавижукислыелицаненавижутухлыерожи…»
Она была сильно не в духе. Мефодий, недавно говоривший с ней по телефону, даже удивился. Настроение у Улиты менялось, как погода на Урале, — мгновенно.
— Сгиньте! У меня депрессия! — сказала Улита вместо приветствия.
— С чего бы это?
— Я рассталась с Али… Нет, с Омаром… Или это был Юсуф? Вечно я их путаю!
— А как это случилось?
— Дурацкая история! Я два раза потанцевала с Абдуллой. Смазливенький такой лопухоид, молоденький. Хвастался не переставая! То ли его дядя контролирует рынок, то ли он сам контролирует дядю — чего-то там путаное. Мой Али стал ревновать. Началась драка. Мне оторвали каблук, классный каблук, немагический, я осерчала и разнесла им весь бар… Досталось и Али, и Абдулле, и дяде тоже досталось. Потом мы смылись, и уже на улице Али заявил, что якобы я не отвечаю его представлениям об идеальной девушке! Вот сволочь, а? Это я-то не идеальная!
— Улита! Даф с Мефодием пришли? Я же просил сразу ко мне! — донесся из кабинета властный голос.
— Сразу-у? А кому я тогда пожалуюсь? — возмутилась секретарша.
Оставив Улиту страдать дальше, они отправились на зов. Потянув дверную ручку, Мефодий замер на пороге. Арей был в простом, промятом в нескольких местах солдатском нагруднике, по виду римском, но кованном явно не в Риме. Шлем лежал на столе вместе с клинком.
— Надеюсь, вы не имеете ничего против Срединных земель? Мы отправляемся туда после полудня. К вечеру мы будем у Храма Вечного Ристалища. Я тоже иду с вами. Правда, проводить смогу только до определенной черты. Дальше дорога пролегает уже только для вас, — сказал Арей вместо
