на которой лежал эйдос. Эйдос был гнилой. Арей без сожаления сдул его на пол.
- Дафна! - крикнул он. - Открой в приемной окно! Воняет.
Даф поспешила исполнить приказ. Испепеленный гений пах действительно скверно.
- Почему вы так с ним поступили? - удивилась Даф.
- Слишком наивен, - вздохнул Арей.
- А, по-моему, подлости выше крыши.
- Ты увлекаешься, светлая. Судишь по внешним проявлениям. Ты думаешь, человеческая подлость абсолютна?
- А разве нет?
- В том-то и дело. Подлость имеет форму, температуру, цвет, но главное в подлости все же градус. Его всегда нужно просчитывать. У одного подлости едва хватит, чтобы оболгать друга. У другого - вытрясти мелочь из карманов у приятеля или незаметно позвонить по межгороду с чужого телефона. У третьего подлость имеет кучу оговорок. Удовлетворяя потребность гадить, он уверяет себя, будто гадит только врагам, и потому внушает себе, что у него куча врагов. Абсолютных чистокровных подлецов не так уж и много.
- Но ледники правда могут растаять. И воины начнутся. И новый передел мира. И крови прольется куда больше, чем… - Даф осеклась, договорив уже про себя: «чем вы сами прольете своей сабелькой».
Арей разгадал окончание фразы и ухмыльнулся
- Мы ж не вампиры, чтобы кровь втупую проливать. В часы испытаний не только паникеров больше становится. Многие и к свету поворачивают ее. Это все равно что деревья в лесу раскачивать. Упадет-то оно упадет, да вот в какую сторону не всегда угадаешь.
День был такой душный, что часам к двенадцати все спеклись, и Арей в порыве великодушия прогнал всех сотрудников из офиса. Улита направилась к бульварам. Позволив себе временно забыть, что худеет, Улита взяла пять порций мороженого и жестом фокусницы достала крупную купюру.
- У меня нет сдачи! - резко сказала продавщица.
Из-под фирменного фартука у нее выглядывала рубашка, из-под рубашки синяя майка, из-под той майки еще одна майка - желтая. И не было гарантии, что та, последняя майка действительно последняя. Не исключено, что майки уходили в дурную бесконечность.
«Женщина-капуста», - определила Улита. Еще она определила, что сдача есть, но продавщице лень ее отсчитывать.
- Кто говорит о сдаче? Не помню, чтобы я когда-нибудь искала в словаре это пошлое слово. Оставьте себе все! - сказала ведьма, продолжая протягивать деньги.
Рука у женщины-капусты дрогнула. Дождавшись, когда она потянется за купюрой, Улита легко подула ей на лоб. Затем спокойно спрятала купюру в карман, повернулась и пошла. Продавщицу умиротворенно моргала, не делая попыток преследовать ведьму.
Размышляя, где ей сесть, Улита отыскала глазами пустую скамейку, вернее, относительно свободную, - пустых не было. На ней, закинув ногу на другую, сидел молодой байкер, рядом с которым обретался радостный шпендик в веснушках. Улита не удивилась. Ведьмы не удивляются.
- Привет, Эссиорх! Ну и куда ты запропал? - спросила она.
- Опять твои проделки с деньгами! - с укором произнес хранитель. - Ну скажи, тебе не стыдно?
Улита потупилась.
- Стыдно, но мы с этим чувством боремся… - призналась она.
- Я же просил тебя! И ты обещала! - строго напомнил Эссиорх.
- Ну в самый последний разик! Должна же твоя крошка кушать? А то похудею до невозможности и силой неукротимого духа уйду в вечность, - взмолилась ведьма.
Эссиорх сидел суровый, как статуя командора Улита почувствовала, что не удалось убедить своего щепетильного приятеля. «Будет теперь пилить до вечера!» - подумала она и жалобно сказала.
- Ты же знаешь - фокус сработал потому, что я сумела вызвать у нее жадность. Я подцепила ее за это чувство и вытянула, как рыбку из речки. Иначе дуй не дуй - ничего бы не вышло, кроме сквозняка.
- Ладно, проехали, - отмахнулся Эссиорх.
Улита посмотрела на пять порций мороженного, немного помучилась и разделила их. Четыре себе и одну Эссиорху. Для ведьмы это было ещё довольно честно.
- Смотри, у тебя на мороженом девочка нарисована с сачком для бабочек. Разрешаю тебе на нее глазеть. Ты рад? - сказала она.
Рядом кто-то хихикнул. Улита повернулась медленно, как танковая башня. Шпендик с веснушками с интересом прислушивался к разговору. Причем даже нагло этого не скрывал.
Улита многозначительно уставилась на шпендика, всем своим видом намекая, что тому пора по делам.
- Эй ты, недоразумение природы! Вот тебе палочка от мороженого, представь, что это лошадка, и скачи на ней отсюда! - сказала ведьма грозно.
Однако малый с веснушками никуда не ускакал.
- Это Корнелий! - представил Эссиорх. - Корнелий, это Улита. Она служит мраку, но, как представляется, по роковому стечению обстоятельств.
Улита фыркнула, впрочем, скорее польщенно.
- Работать-то надо! Что-то я не слышала, чтобы свет проводил набор секретарш.
Шпендик хихикнул. Ведьма посмотрела на него чуть внимательнее. Только теперь она кое-что разглядела и умилилась.
- О! - сказала она. - Какие черепашки в нашем зоомагазине! Здравствуйте, молодой человек! Вы мне сразу понравились. Что это, думаю, тут за чучело сидит? Чужую болтовню слушает, а глазки такие умные- умные, добрые-добрые!
- Мне тоже приятно! - сказал Корнелий, опуская длинные и пушистые, как у девушки, ресницы. - Мы едва знакомы, но я уже сейчас могу сказать, что вы яркая женщина! Улита расцвела, как кактус зимой. Она оценила слово «яркая». Если бы Корнелий сказал «красивая», она бы рассердилась, а вот «яркая»… Тут не поспоришь. Бедная ведьма не знала, что у света существуют комплименты для нейтрализации словесной агрессии, и это один из них. Зато Эссиорху это было известно, и он незаметно лягнул Корнелия.
- Ой!.. - пискнул Корнелий и тотчас поправился: - Это я от восхищения!
- Ого! Эссиорх, меня отбивают! Люди добрые, а-а! - радостно заорала Улита на весь бульвар. Она умела делать из своей любви массовые зрелища.
Эссиорх коснулся пальцами ушей. Он ненавидел громкие звуки, если их производил не его мотоцикл.
- Никто никого отбивать не будет. Ты можешь сосредоточиться? Нам нужно знать, где сейчас Даф! - сказал он.
- Что?
- Улита, мы пришли к тебе, потому что я не могу найти Даф! - пояснил Эссиорх.
Лучше бы хранитель прикусил себе язык. Это была самая неудачная фраза, которую он произнес за минувший год. Улита вскочила. С колен посыпалось мороженое.
- Так ты пришел не потому, что соскучился, рожа ты поганая, а потому, что тебе нужна твоя Дафочка, а сам ты ее найти не можешь? - спросила она громовым голосом.
Со стены ближайшего дома сорвался мойщик окон и повис на страховке.
- Улита, не надо сцен! Я тебя люблю, но только не сейчас. - («Что я несу?» - страдальчески подумал Эссиорх, заглядывая в глаза ведьмы.) - Ты знаешь, куда пошла Дафна?
- Я-то знаю! И еще я знаю кое-что про тебя! - ведьма покраснела, как раскаленная медная труба. - Ты жалкий, ничтожный, ничего не понимающий, ничего не стоящий лузер!
- Улита, сосредоточься!.. Я задал тебе вопрос!
- Чего ты орешь! На кого ты орешь, ты? Можешь успокоится, ты? Купи ты себе валерьянки, ты! - наорала Улита, хотя единственной, кого следовало успокаивать, была она сама.
Над Тверской с глухим звуком лопнул светофор. Сухой листвой, бумажками, сором на бульвар стали скатываться любопытные комиссионеры. Ситуацию разрулил все тот же Корнелий. Он встал и нежно, трепетно коснулся руки взбешенной медьмы. Похоже, Эссиорх ошибался, считая, что этот недотепа умеет
