флюгер.
Даф ощущала, что Мефодий заинтересован. Хотя он как будто не смотрел на Нату, на вопросы Дафны отвечал невпопад, а один раз Даф заметила, что он разглядывает отражение Наты в стекле вагона.
«Сравнивает! — подумала она с досадой. — Меня с ней!»
Она испытывала большое желание достать флейту и сделать так, что бы Вихрова вышла из вагона прямо посреди тоннеля, с дождём Осколков. Мак, спрятанный в кармане, обжег ей бедро предупреждающим жаром. Дафне захотелось посмотреть какого он стал цвета, но усилием воли заставила себя остановится.
Депресняк дружелюбно замурлыкал и потерся шершавой мордочкой ее щеку. Приливы нежности у этого хмурика случались так редко, что Даф оттаяла, и настроение у нее улучшилось. К моменту, когда они присоединились к Эссиорху и Улите, оно было уже таким хорошим, что, заметив как ее хранитель рассеяно разглядывает висящее над стойкой меню, она задиристо шепнула ему:
— Что? Снова без денег? Ищешь неудачливую куриную ногу и неудачливый стакан кофе?
Эссиорх кивнул
— И как?
— Не всё так плохо. Видишь ту брюнетку?
— Нервную такую? В красном?
— Угу. Брюнетки обожают красное... Но не в том дело. Не далее как позавчера она сказала подруге: Варя, будь я проклята, если хоть раз поем после шести. А сейчас знаешь сколько времени?
— Без двух минут шесть, — сказала Даф, посмотрев на часы над входом.
— Точно. Ровно через две минуты я лишу эту дамочку всех тарелок, которые она сейчас ставит на поднос. Согласен, это сурово, но другого выхода нет. Уверен, комиссионеры уже взяли ее клятву на карандаш! — сказал Эссиорх и, как католический патер, возвел глаза к потолку.
— Да. С такой хваткой ты голодным не останешься! — сказала Даф, с жалостью глядя на брюнетку, которая, стоя уже у кассы, в предвкушении ужина вооружалась вилкой, ложкой и ножом.
— Какой нынче курс на битых? — ревниво спросила Улита, заметив что Эссиорх и Даф о чем-то шепчутся.
— Чего? — не понял Эссиорх.
— Раньше вот было: за одного битого двух не битых дают! А сейчас?
— А сейчас не дают. Дуэли запрещены, оружие тоже, и Лермонтов с Мартыновым разрулили бы вопрос парой затрещин, — сказала Даф.
Мошкин, стоявший в очереди первым, тем временем донимал уже девушку у кассы.
— Я картофель фри не хочу? Нет? И пирожка с вишней не хочу? И вы тоже не хотите? А если я вас угощу?
Девушка вежливо улыбалась. У Дафны внезапно создалось впечатление, что Мошкин совсем не такой нерешительный тюфяк, каким хочет казаться. Это у него такая защитно-провоцирующая поведенческая модель. Типа «я бедный несчастный тигр, у которого нет сил. Подойди ко мне, овечка! Я не боюсь тебя, нет? Спасибо, овечка!.. А я завтракал сегодня, ты не видела?»
Вскоре они уже сидели за длинным столиком. Ната, как показалось Даф, специально уселась так, чтобы оказаться напротив Мефодия. Окончательно прирученного Мошкина она тоже, впрочем, держала в поле зрения.
«Всё правильно! Контроль и учет!» — подумала Даф.
Депресняк с ее плеча куда-то исчез и у нее было сильное подозрение, что он пробрался на кухню. Пока Даф размышляла, каким образом его оттуда выкурить, за ее спиной послышались шум и крики.
В другом конце «Общего Пита», уже знакомая ей нервная брюнетка била сумочкой молодого плешивого молодого мужчину, заподозрив его в похищении подноса. Тот неумело защищался. Изо рта у него капустной мочалкой свисал салат. Подбежавший охранник не стал разбираться и выставил обоих на улицу.
— И это тоже к лучшему? — шепнула Даф Эссиорху.
— Разумеется.
— Почему это?
— Не надо было прогуливать уроки! — сказал хранитель, укоризненно указывая на Даф нанизанной на вилку котлетой. — Ссора в кафе — прекрасный повод для знакомства... Интуиция подсказывает мне, что двадцать четыре года спустя их сын Митша уедет в Канаду и запатентует моющее средство для бумажных денег. Бывают, знаете ли, очень грязные деньги. Печатать новые — лишние хлопоты. А так помыл, и все дела.
— А почему именно в Канаду? В России нет грязных денег?
— Тебе не понять. Карма имени — отдельная наука. Ее проходят только в аспирантуре, — пояснил Эссиорх и великодушно придвинул к Даф трофейный стаканчик с кофе.
Тем временем Ната, задорна посматривая на Даф, продолжала охоту за Мефодием.
— Меф, а Меф! Чувствуешь ли ты за меня ответственность? — допытывала она.
— С какой радости?
— Ну как же? Ты ведь старше меня на сколько-то там минут. Значит, если мы куда-нибудь пойдем вдвоем и со мной что-то случится — ты будешь отвечать.
— Обязательно. Прям уже бегу и отвечаю! — заверил ее Мефодий.
— Ну вот и славно! А Дашеньке сколько лет? Двенадцать-то есть? — продолжала Ната, переводя взгляд на Дафну.
— Восемь с половиной, — отвечала Даф вежливо.
— В самом деле? — удивилась Ната, поднимая брови. — О, какая большая девочка! Я бы тебе больше восьми ни за что не дала.
— А я тебе и девять дала. Пинков, — буркнула Даф, думая, не будет ли такой грубый ответ стоить ей потемневшего пера.
Ната не удостоила её ответом.
Дафна села за стол и, делая вид что пьёт кофе, из за бумажного стаканчика наблюдала за Мефодием, пытаясь понять, изменилось его поведение или нет. Внешне поведение Мефодия никак не изменилось. Он изредка посматривал на Даф со спокойной симпатией, но точно также он смотрел и на Нату. Никакой особенной страсти в его взгляде не читалось.
Взяв со стола бутылочку с пикантной приправой, которой славился «Общий Питт», он намазал ее на хлеб и съел.
«И еще жует так противно! Влюбленные так не жуют!» — подумала Даф, но тот час поняла, что представления не имеет, как именно должны жевать правильные влюбленные. С другой стороны, сам факт, что влюбленные смеют жевать, а не умирать от страсти, казался ей вопиющим и возмутительным преступлением против любви.
Мефодий тем временем взял другой кусок хлеба и стал мазать его другой приправой. Даф отвернулась и внезапно вспомнила, что напоить мак кровью для роковой страсти мало. Надо еще приколоть мак к одежде Мефодия у ворота. Однако сейчас, в присутствии Наты, Улиты, Мошкина и Эссиорха, сделать это было не возможно.
Тем временем, перестав высматривать тарелки, вечноголодный Эссиорх телепортировал из кухни курицу гриль и большое мороженое.
— Курица гриль должна была пригореть! А в мороженое девушка уронила бы сережку, — оправдываясь сказал он.
Дафна хотела поинтересоватся, что плохого в сережке? Она что, ядовитая, ею можно подавиться или она дорога ей как память? Однако, спрашивать не стала. Могучее тело ее хранителя нуждалось в большем количестве еды, что, хочешь не хочешь, определяла и мораль.
— Я хочу танцевать! — вдруг капризно сообщила Ната, глядя на Мефодия.
— Танцевать в «Общем Пите»? — удивилась Улита. — В «Общем Пите» можно только кидаться котлетами и метать вилки. Можно еще метать ложки, но они хуже втыкаются! Из других же высокоинтеллектуальных развлечений здесь можно играть бедные студенческие свадьбы. Но танцевать при
