лопухоид и спроси у него: «Что это было, Бэрримор?» — он с вероятностью девяносто процентов заявил бы, что кто-то режет осла маленьким тупым ножом.
Медузия подошла к Горьянову и посмотрела на него своим ужасным взглядом, от которого люди некогда превращались в камни.
— Демьян! Немедленно вынеси Гуго Хитрого из класса! Гуго, стыдись! Кому ты помогаешь?
— Я не виноват! Меня взяли в плен вместе с обложкой! — оправдываясь, заявил Гуго.
Время мало-помалу истекало.
— Песок! — громко произнес Поклеп и, ничего больше не добавляя, показал на часы.
— Ага! Я готов, — заявил Ягун.
— Я тоже! — сообщила Склепова. — А первому, кто сдаст, оценка выше не будет? Нет? Так я почему-то и думала.
Все заторопились. Даже Семь-Пень-Дыр, едва таская ноги, пополз сдавать работу. На его зеленом лице было глубокое чувство удовлетворения. Видно, он получил от духа необходимые ответы и теперь размышлял, как им расстаться по-хорошему. Мало-помалу стопка тестов на столе Медузии росла.
Последним со своего места, дописывая что-то на ходу, поднялся Жикин. Его лист лег на стол к Медузии одновременно с тем, как последняя песчинка скользнула в нижнюю половинку песочных часов.
— Все сдали? Время вышло. Я предупреждала, — сурово сказала доцент Горгонова.
— Шурасик не сдал! — наябедничала Веерка Попугаева.
Отличник сидел за столом, тупо уставившись в пространство. Удивленная Медузия взяла его работу. Лист был заполнен едва ли на треть, и из отмеченных ответов не было ни одного верного.
— Шурасик! Что с тобой? Для тебя же этот тест просто тьфу! — воскликнула Великая Зуби.
Шурасик встал, уронив стул, и поплелся к выходу. Случайно увидев свое отражение в круглом зеркале, он закричал и разбил стекло, порезав руки. Затем с воплем: «Отдай мое тело!» — накинулся на изумленного Гуню Гломова и принялся колотить его по голове окровавленными руками.
Циклопы, спешно вызванные Поклепом, увели Шурасика в магпункт. За ними, очень встревоженная, шла Медузия. Осмотрев Шурасика, Ягге нашла у него тяжелое психическое расстройство. Он не помнил даже своего имени, а лишь грыз себе руку, кричал, что его обманули, и требовал позвать к себе какого-то мерзавца, крича, что убьет его.
— Перезанимался! — решила Ягге.
Новость, что Шурасик, лучший ученик Тибидохса, завалил тест Теофедулия, потрясла всех. Зато Жикин, от которого никто ничего не ожидал, прошел тест с блеском и набрал высший возможный бал.
Глава 6. НОВЫЙ ДРУГ ХУЖЕ Б/У ДВУХ.
Дядя Герман сильно пнул диван и ушибив пальцы, запрыгал на левой ноге.
— Эй ты, манекенщик! Ты мне нужен для серьезного разговора!
— Не вылезу! — пискляво отвечали из-под дивана.
— Я тебя шпагой нашарю!
— Не нашаришь! Так и буду сидеть в своей норке! Сам с собой разговаривай, братик! — снова ответили из задиванья.
В комнату вошла тетя Нинель. Она бережно несла тарелку, на которой лежала отварная курица. Курица была так обсыпана петрушкой, что казалась небритой. Кроме того, в спине у курицы злодейски торчала двузубая вилка.
— Германчик, стоит ли так переживать? Эдуард Хаврон утверждает, что переживающий человек без сахара поедает свои нервы, — промурлыкала тетя Нинель.
— Перестань цитировать этого идиота! Я его прикончу! — сквозь зубы процедил председатель В.А.М.П.И.Р.
— Хорошо, Германчик, не буду!.. Кстати, я не рассказывала? Эдуард Хаврон говорит, что не боится смерти, а боится безденежья. И еще он говорит, что мой большой вес — это не наказание, а награда за голод в прошлой реинкарнации, — как зомби, откликнулась тетя Нинель.
— А-а-а-а! Еще одно упоминание о Хавроне, и следующая реинкарнация наступит для него уже завтра! Я гарантирую!
— Герман, не угрожай! Это низко. Мальчик — круглый сирота. У него нет ни мамы, ни папы! А у твоей секретарши есть родители? Хотя, судя по уровню ее интеллекта, ее только вчера сняли с горшка! — решительно сказала тетя Нинель.
Она села в кресло и, уставившись на тарелку, убежденно забубнила:
— Курица, твоя биологическая энергия перетекает в меня! Ты отдаешь ее мне без остатка! Я становлюсь сильнее, активнее, моя кожа молодеет! Отдай же мне все без остатка, курица, без обиды и зависти, и в следующем своем рождении в награду за свое великодушие ты родишься китом!
Дурнев раздраженно уставился на жену. Тете Нинель стало неуютно в кресле.
— В чем дело, Германчик? Отвернись! Ты портишь мне биополе! Эдичка Хаврон называет его эстетическим насыщением. Хотя нет… Эстетическое насыщение — это когда просто смотришь глазами на красиво приготовленную еду. То, что я делаю сейчас, — биологический энергозабор. Мы с Айседоркой и с Эдичкой ели так молочного поросенка. Поросенка съел Эдичка, а всю его энергию забрали мы с Айседорой.
— Слопал поросенка? Один?
Тетя Нинель подтвердила этот факт кивком.
— Эдичка был так любезен, что вместе с поросенком потребил твою, Германчик, черную зависть, которая отравляла мне жизнь. Он мне так и сказал.
— КАК? — растерялся Дурнев.
Да-да, Германчик, не спорь! Все эти годы ты завидовал, что я такая большая, такая цветущая, а ты тощенький и зеленый, как дохлый крокодил. Ты скрыто комплексовал, ты расстреливал меня энергией своей черной зависти, и я стала набирать вес!
— Жрать надо меньше!
— Еда тут ни при чем. Я толстела, потому что мой организм только весом мог защититься от твоей вампирской ненасытности! Это ты сделал из меня динозавра!..
Тетя Нинель всхлипнула и, жалея себя, смахнула с глаза невидимую миру слеза. В кулаке у нее была зажата куриная ножка. Дурнев растерянно остановился рядом, переминаясь с ноги на ногу. От женских слез он всегда приходил в то же состояние, что и большая собака, а именно совершенно терялся. Ему хотелось выть и бегать вокруг.
Тетя Нинель некоторое время зорко наблюдала за ним, прикрываясь куриной ножкой, а потом сказала уже обычным деловым голосом:
— Герман! Принеси кетчуп! Только умоляю, не тот, что с красной крышкой! Какой дурак вообще его купил? (кетчуп купил, разумеется, дядя Герман.) И вообще больше не вздумай следить за нами с Айседоркой, когда мы едем в «Дамские пальчики»!
— Откуда ты знаешь? — изумился Дурнев. Он был так удивлен, что даже не стал отрицать.
— Только у тебя, мой сладкий, могло хватить ума следить за кем-то на машине с мигалкой!.. Ты куда, Герман?! Ты что задумал?
Дурнев направился к шкафу, порылся и выудил шпагу графа Дракулы. Не понимая, что он собирается делать, тетя Нинель поежилась и сбегала в кухню за сковородкой. Однако у дяди Германа были иные планы. Он лег животом на пол и стал шарить шпагой под диваном.
— Эй ты! Ну что, теперь вылезешь? А говорил: не достану! — спросил он с торжеством.
Халявий пискнул от ужаса.
— Герман, не вынуждай меня! У меня твоя такса! Вот смотри, я сейчас ее дерну за хвост и она заскулит!.. Эй, скули, кому сказал, упрямая животина!.. Не смей кусаться! Ай, дура-собака, отпусти палец! Щас в волка превращусь!..