ГАЛЕРА
– Германчик, дуся! Посмотри, какой чудный корм я купила для нашей таксочки! Она его просто обожает! - радостно прощебетала тетя Нинель, возникая в кабинете бывшего депутата. В руках у нее был желтый пакет с надписью:
– Почему лучится? Чего они туда добавляют? - кисло поинтересовался Дурнев.
Обеспокоенная тетя Нинель выключила свет и с тревогой посмотрела на Полтора Километра. Та, к счастью, не лучилась. Мадам Дурнева успокоилась и отправилась на кухню читать книжку о модной диете доктора Аткинса. Для того чтобы лучше вникнуть в текст, каждую страницу она сопровождала хорошим куском буженины и горячей пиццей.
Дядя Герман вновь уткнулся в биржевые котировки.
Акции прыгали то вниз, то вверх, стабильных позиций было мало, и Дурнев никак не мог сообразить, куда вложить деньги, вырученные от продажи золотого унитаза и стиральной машины. Со стиральной машиной случай вообще был уникальный. Когда Халявий - или, точнее, царь Мидас - дотронулся до нее, то золотой стала не только машинка, но и находившееся в ней белье. Дурнев умилялся весь вечер, разглядывая свои драгоценные носки. Один носок он решил сбагрить в музей современного искусства, другой же оставил дома на память.
Не успел Дурнев определиться с акциями, как в дверях, точно круглый мексиканский кактус, выросла бугристая, потертая жизнью и судьбой голова Халявия. Оборотень деловито осмотрелся. В руках у него была небольшая кастрюля, которую он, точно официант, держал не то в салфетке, не то в полотенце.
– Ваша овсянка, сэр! - сказал он пискляво.
– Ненавижу овсянку! Лучше овсянки может быть только ее отсутствие! - сказал дядя Герман.
– Германчик, но как же так? Ты же вчера говорил, что любишь! - огорчился Халявий.
– Я пошутил. Овсянку любят лишь англичане. Вся прочая любовь к овсянке - чистейшей воды плагиат! - сказал Дурнев. - К тому же ты наверняка не мыл кастрюлю! Максимум ты ее вылизал, не правда ли?
Щечки у оборотня порозовели.
– Вечно ты придираешься, братик! Я хотел, то ись, как лучше!
– Знаю я, чего ты хотел! Так и быть: можешь сходить сегодня к манекенщицам, только не притаскивай их сюда. Нинель будет сильно не в духе. А когда она не в духе, у этих куколок запросто могут оторваться ножки.
Халявий завыл от восторга. Он подпрыгнул, прищелкнул ножками и кинулся целовать дядю Германа.
– Убери кастрюлю, осел! Ты соображаешь, что делаешь? - завопил бывший депутат.
Оскорбленный внук бабы Рюхи с грохотом швырнул кастрюлю прямо на биржевые котировки.
– Я не осел, Германчик! Я мог бы потребовать с тебя миллион жабьих бородавок за моральный ущерб! Нынче такие процессы в моде.
– У тебя слишком много морали! - огрызнулся Дурнев.
– Во-во! - охотно согласился Халявий. - Вагоны! Мне бы хоть по дырке от бублика за каждый раз, что меня назвали 'ослом' и по полмозоли за 'дурака'! Я давно бы стал миллионером.
Неожиданно из кухни донесся панический визг тети Нинель. Дядя Герман извлек из шкафа шпагу своего пращура и помчался на подмогу. За ним в некотором отдалении следовал Халявий, не отличавшийся героическим нравом.
То, что они увидели на кухне, могло потрясти любого непривычного лопухоида. Рядом со столом на полу сиял средних размеров круг, в котором кость за костью и сухожилие за сухожилием материализовались Бум и Малюта Скуратофф. Появлялись они постепенно - вероятно, на этот раз вампиры применили какой-то новый способ перемещения в пространстве.
Наконец, после недолгой заминки, вызванной тем, что головы появились в последнюю очередь, Малюта Скуратофф шагнул из круга, прижимая руку к сердцу.
– Рад приветствовать величайшего из великих и славнейшего из славных! Малюта Скуратофф бьет челом Отцу Всех Вампиров господину Герману Дурневу и его почтенным домочадцам!
Дядя Герман неохотно спрятал шпагу.
– Взаимно рад видеть! - сказал он и брезгливо, точно холодную котлету, потрогал ладонь Малюты.
Бум с сопением вышел из круга и остановился рядом с шефом, обозревая кухню. По каким-то смутным причинам это не понравилось Халявию.
– Эге! Тиха украинская ночь, но сало лучше перепрятать! - сказал он сам себе и умчался.
Некоторое время Дурнев и Малюта Скуратофф обменивались неумеренными комплиментами, после чего дядя Герман сформулировал свою мысль более определенно:
– Чем обязан такому безмерному счастью? За тибидохской вещицей? Память предков и все такое?
Малюта Скуратофф развел руками. Его маленький нос залоснился.
– Какая там теперь вещица. Xа, - сказал он с грустью. - Ванька-то уж сами знаете где. Докатился. Пупперов стал грохать, ну и пропал. Самим нам в Тибидохс не сунуться, а от вашей дочурки, извиняюсь, никакого толку.
Дядя Герман слегка удивился такой осведомленности вампиров, однако не подал виду. В конце концов, вампиры тоже могли слушать зудильник. Да и с нежитью они в союзе.
– У нас дельце другого рода, - продолжал Малюта. - Мы, ежели совсем в лоб сказать, за сапожками пришли. Вашего-с пращура-с. Одолжить… Украсть никак нельзя. Пращур ваш был мужчина нравный, такой и из Потустороннего Мира достанет. И регалии у него нравные. Против их воли - ни-ни.
– И зачем же вам мои сапожки? - поинтересовался Дурнев, вспоминая высокие сапоги графа Дракулы, которые он раз в неделю собственноручно смазывал смягчающим кремом. Сапогам это нравилось - они подпрыгивали и позванивали шпорами.
Бум и Малюта Скуратофф переглянулись.
– Сказать? - спросил Бум.
– Ну, скажи, - пожал плечами Малюта.
– Это… летает там, дурында, скрипит, народец простой убаюкивает… Оно вроде бы и ничего, охотиться просто. Вышел - и раз тебе, грызи кого хочешь - на осиновый кол по-любому не нарвешься. Да только уж больно кровь невкусная становится. Ни пожрать прилично, ниче! - буркнул Бум.
– Гемоглобин от страха теряют. Засыпать засыпают, а после уж не просыпаются. Такой народец несознательный, - пояснил Скуратофф. - Вот мы и решили сапожки, значит, одолжить. Иначе без сапожек ваших никак за ней не угнаться. Шустрая больно.
– Кто шустрая? - спросил окончательно запутанный Дурнев.
– Да галера! И откуда взялась, непонятно - кружит над Трансильванией, даже невидимой не становится. То низко совсем опустится, то зависнет, а то вдруг взлетит под самое небо да начнет кружить - глазом тогда не уследишь! Я пару раз, признаться, посылал ее перехватить, да без толку. Двух лучших слуг потерял, - поведал Скуратофф.
– А что за галера? - спросила тетя Нинель.
Она уже пришла в себя настолько, что открыла холодильник и начала уминать куриный рулет. Бум
