русалочьи места в тихих заводях за стеной камыша. Даже от Тани и Ваньки хранил их в тайне.
Для школы Тибидохс и лично для ученицы четвертого года темного отделения Татьяны Гроттер настали не лучшие времена. В связи с опасностью, которая стала уже со всем реальной, школа была переведена на осадное положение.
Каждое новое утро начиналось с того, что Сарданапал, ночевавший у себя в кабинете, подходил к зеркалу и смотрел на трещины на стекле. Горбун с Пупырчатым Носом дребезжал страшным хрустальным хохотом и из редка показывал Сарданапалу четыре фигуры. Если прежде в их очертаниях можно было усмотреть что-то расплывчатое, то теперь Перун, Триглав, Велес и Симорг были реальны как никогда. Огненная колесница Перуна мчалась сквозь туман, рассекая испепеляющими спицами пустоту. Черный конь Триглава косил огненным глазом, а встречный ветер так раздувал вуаль на жутких лицах бога войны и мира, что, казалось, вот-вот сорвет ее. А над ним грозно раскинулись крылья неустанного стража мирового древа, уже многие столетия не знающего ни сна, ни покоя…
Поклеп ходил по школе и всюду развешивал нравоучительные объявления вроде этого: 'Запрещается зажигать огонь! Иначе пепел, выметенный из комнаты, может оказаться вашим'
Срывать эти глупые объявления или исправлять их, из озорства приписывая другие буквы, было опасно: расклеенные бумажки умели ябедничать и делали это с большим рвением. Стоило Поклеву оказаться где-нибудь неподалеку, как объявления оживлялись и писклявыми голосами, дрожащими от желания нагадить ближнему, принимались выкладывать все; что знали. И даже то, чего не знали, но в силу своей испорченности могли вообразить…
После запрета на огонь в Тибидохсе разом погасли все факелы. Погасла даже печь в гостиной, и сразу стало сыро и холодно. Приходилось обогреваться одеялами, зимней одеждой и несложным заклинанием Прыгулис дрожалис, имевшим неприятное свойство. Нужно было успеть произнести его во время прыжка, в противном случае незадачливый заклинатель на некоторое время пре вращался в ледяную сосульку. Таких сосулек в Тибидохсе можно было встретить множество, особенно перед парами у Великой Зуби или Безглазого Ужаса.
Сложно сказать, с чем был связан запрет на огонь. Преподаватели особенно не распространялись, но Таня подозревала, что, хотя богом огня считался Сварог, Перун, как громовержец, тоже имел над ним власть, и огонь мог позволить ему проникнуть сквозь зеркальный барьер.
Программа занятий была существенно изменена. Число часов Зубодерихи и защиты от духов удвоили, а не которые менее необходимые пары вообще убрали. Перво и второкурсников временно отправили к лопухоидам. На более старшие курсы это, к счастью, не распространялось.
Впрочем, к счастью это было не для всех. Порой Тане казалось, что она с большим удовольствием улетела бы к дяде Герману и тете Нинели, чем ходила на занятия с темным отделением.
Утешало ее лишь то, что и на белом отделении дела шли не лучше. Ягун жаловался, что бабуся заставляет их пить дождевую воду с опрокинутого кверху дном ведра, не ступать в след оленя или вепря, не разрешает стоять на пороге, переступать через жердь, хомут, веник, топор, вилы, грабли. Даже причесываться по пятницам и то нельзя.
– Я, правда, раньше не шибко часто расчесывался, а тут вдруг захотелось, а нельзя… Панымаешь, обыдно, да?! - говорил Ягун, передразнивая кого-то из лопухоидов. Он, подобно многим в Тибидохсе, часто ловил их радиоволны, особым образом настраивая зудильник.
Поклеп, язвительность в котором бурлила и клокотала, как лава в кратере вулкана, в поисках, на ком бы отыграться, нашел у себя в столе доклад Тани по мировому древу и раскритиковал его в пух и прах. Сам забавное, что раньше он отнесся к докладу нейтрально, а теперь вот его запоздало осенило, что работа не отвечает канонам идеального черномагического сочинения, принятым в 1366 году на Лысой Горе.
– Для белого отделения это, возможно, и сошло бы, но для темного… Не чувствуется дополнительной литературы, раз. Стиль кошмарный, два. Написано как курица лапой, три. Мысль прыгает, четыре. Ошибок полно, пять, - перечислял завуч, с удовольствием загибая пальцы. - И, наконец, самое грубое упущение - Алатырь! У тебя в докладе ничего нет про Алатырь!
– Про Алатырь? Это такой бел-горюч камень? - переспросила Таня. Она слышала об Алатыре от Гробыни той ночью, когда Склепова пыталась влюбить ее в Пуппера.
Завуч улыбнулся мелкими, острыми, как у хорька, зубами.
– Скверно, Гроттер, скверно! Поверхностные знания самые опасные! Я вижу, ты не брала у джинна Абдуллы 'Голубиную книгу' На чем, по-твоему, растет мировое древо? На гумусе? На минеральных удобрениях? У компостной ямы? А, Гроттер?
– Не знаю, - буркнула Таня,
– То-то и оно! В 'Голубиной книге' ясно сказано, что посреди моря-океана, на острове Буяне, лежит пуп земли, всем камням отец, бел-горюч камень Алатырь, и растет на нем мировое древо, и текут из-под него целебные ключи… Так-то, Гроттер! Если я не ставлю тебе два, то лишь потому, что журнал не успел еще вычеркнуть твою фамилию из списков белого отделения и занести ее в списки темного. Но я лично прослежу, чтобы он слишком не возился.
Темные маги отвратительно заржали. Они обожали, когда кому-то из белых или особенно из бывших белых устраивали выволочку. Таня почувствовала, что краснеет - краснеет как-то совсем глупо, пятнами. И даже ее хваленое чувство юмора почему-то уже не спасало. Она готова была выскочить из класса, как вдруг Ванька Валялкин громко и вызывающе спросил, обращаясь к Поклепу:
– Доклады, конечно, дело хорошее. А просто для истины… Это правда, что мирового древа больше нет? Что его спилили или оно погибло? И что вы с этим как-то связаны?
Темные мгновенно перестали смеяться. Они сообразили, что Валялкин вызывает огонь на себя, и притихли в ожидании куда более интересного зрелища. Не намеренно - или скорее все же намеренно - Валялкин нашарил уязвимое место Поклепа.
– Что ты сказал? - Поклеп хмуро глянул на Ваньку из-под клочковатых бровей.
Ваньке почудилось, что внутри по позвоночнику прокатился крошечный ледяной шарик. дыхание перехватило. Перед глазами разбегались черные круги.
– Что случилось с мировым древом? Виноваты вы или нет? - собрав все свое мужество, повторил Ванька.
Рука, стискивающая его сердце, разжалась. Поклеп Поклепыч передернулся. Его помятое лицо скривилось. Завуч подскочил к Ваньке и вскинул перстень, как если бы собрался наложить на Валялкина сглаз, но вовремя спохватился, что на него с любопытством смотрит весь класс.
Будет сглажен Ванька или нет - это уже ничего не изменит. Эти мерзкие хорьки из четвертого класса все равно докопаются до истины. Поняв это, Поклеп опустил руку.
– Ненавижу эти гнусные слухи! Сплетничают, нет чтоб головой своей подумать… - проворчал он. - Кто знает, где Заповедная Роща?
– Никто не знает. Ученикам туда запрещено ходить, - насмешливо сказала Рита Шито-Крыто. Она порой любила прикидываться послушняшкой.
Поклеп проигнорировал ее комментарий.
– Заповедная Роща в южной части Буяна у скал. В центре рощи - камень Алатырь. Когда-то на нем росло мировое древо. Это одно из чудес - древо едино, но присутствует в любом из трех миров. Сарданапал иногда сравнивал его со штырьком пирамидки, на который, точно кольца, нанизаны миры. В Потустороннем Мире его хранителем был Симорг…
– А на Буяне? - напористо спросил Ванька.
– На Буяне - я! - огрызнулся Поклеп. - Это было поручение Сарданапала. Я тогда был молод н… э-э… порой мне не хватало дел. Как-то я отлучился - совсем ненадолго - и даже не поставил вместо себя циклопов, а когда пришел, то увидел, что дерево спилено. Магическая пила, которой это было сотворено, валялась рядом. Подозревали Вампиров, Ту-Кого-Нет - много кого, но это ничего уже не меняло. Мировое древо погибло.
Причем, будучи единым, древо перестало существовать сразу во всех мирах… То, что прежде соединяло миры, исчезло.
Белые и темные ученики молчали. До них мало-помалу доходило, как серьезно все, что происходит, и какие чувства должны испытывать древние боги к Тибидохсу и его преподавателям.
– Так, значит, это Поклеп деревце проворонил. Небось Симорг готов теперь нашего Клепу в порошок
