стереть! - едва слышно шепнула Тузикову Лизка Зализина.
Лучше бы она промолчала. Завуч обернулся и пробуранил ее ледяным взглядом. Было странно, что он вообще услышал.
– Очень мудрое замечание, Зализина! По степени философского обобщения эта мысль могла бы принадлежать вашей кукушке. Только в другой раз я рекомендовал бы вам придержать язычок! Или очень скоро, я гарантирую вы останетесь вообще без мыслей… - вкрадчиво сказал Поклеп.
Зализина попыталась крикнуть, шевельнуться, но это было невозможно: глаза цвета бутылочного донышка цепко держали ее, выпивая, вычерпывая из нее все желания и мысли.
– Примерно так выглядит полное зомбирование со стиранием памяти. Вернее, начальная стадия зомбирования… К сожалению, Сарданапал редко разрешает мне доводить эту операцию до конца. Нелепое слюнтяйство, это намного улучшило бы дисциплину! - с сожалением сказал Поклеп, отводя взгляд.
Лиза едва не рухнула на парту.
'Вот так дела! А Клепа-то наверняка применяет магию вуду! А еще светленьким прикидывается! - с восхищением подумала Склепова. Вслух она, однако, благоразумно ничего не сказала и даже на всякий случай прошептала заклинание, блокирующее подзеркаливание.
После занятий Таня бродила в одиночестве по дальним коридорам Жилого Этажа. Сюда она никогда прежде не забредала - эта часть башни была закреплена за темным отделением, и светлые маги предпочитали держаться отсюда подальше.
Внезапно оттуда, где коридор смыкался с глухой полу - круглой стеной башни, Таня услышала гул голосов и сообразила, что нечаянно оказалась рядом с гостиной темных…
Кроме общей для учеников светлого и темного отделений гостиной, темные давно уже - еще несколько столетий назад - облюбовали для тайных собраний один из угловых залов Жилого Этажа. Это был асимметричный зал со скошенным потолком и единственным узким окном-бойницей, через которое снаружи проникал свет. Пробиваясь сквозь стекло, свет таинственным образом дробился на несколько разной яркости островков, которые в первой половине дня смещались к центру зала, а под вечер - к резным, с высокими спинками скамьям, на которых обычно сидели темные.
Проникнуть в темную гостиную ученику белого отделения было невозможно. Хотя ход в него не был защищен заклинаниями и фиолетовыми завесами, в одну из ниш в стене был вмурован громадный кувшин с дэвом. Неизвестно, откуда притащили темные этот долго пролежавший в земле кувшин и сколько десятилетий назад это случилось, но любой белый маг, оказавшийся хотя бы в десятке метров от него, мгновенно ощущал сосущий страх. Сердце его сжималось, и он готов был бежать сломя голову. Разумеется, всей школе об этом было известно, и никто из белых в те края не заглядывал. Темные же ученики на против, охотно бравировали и порой демонстративно об снимались с кувшином. для светлого же мага это было равносильно тому, как если бы лопухоид забрался в атомный реактор, чтобы поджарить там, шашлык.
Таня вспомнила о кувшине слишком поздно, лишь когда в грудь ее толкнула холодная, упругая волна ненависти. Кувшин был близко - смертоносно близко. В мозгу вспыхнула сотня углей, стремящихся растворить и уничтожить саму ее сущность, Таня пыталась сопротивляться, поставила магический блок, но давящая ее сила с легкостью смела его. Девочке казалось, что она проваливается в омут - стремительный, засасывающий,
– Твоя смерть будет мучительной и долгой! Я буду убивать тебя медленно! - услышала она.
– Я не хочу умирать!
– Никто не хочет умирать, но все равно приходится. Богатым и бедным умным и глупым праведным и грешным! Зачем откладывать? Почему бы тебе не умереть сейчас, глупая белая девчонка с черного отделения? В жизни будет немало темных минут, немало искушений и страданий, а так ты сможешь их избежать. Сейчас я, дэв смерти, спою тебе пес-с-ссню с-с-с-с-с-смерти… Ты услышишь ее начало, но не услышишь конца.
Таня упала. Он не могла стоять. Голову пронзала острая боль. Она ничего уже не видела и не слышала, лишь чувствовала рукой холодную глину кувшина. должно быть, дэв заставил ее тело помимо волн подползти к нему. Сопротивляясь затягивающему ее омуту смерти, Таня подняла перстень.
Дэв затянул что-то низкое и однообразное. С каждым новым звуком в Тане оставалось на глоток жизни меньше. Она чувствовала, как мелеет, опустошается и угасает.
'Не надо! Я не хочу! Прочь! НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!' - мысленно крикнула Таня, собрав последние силы.
Внезапно ослепительный прекрасный мир, словно сотканный из радуг, перьев жар-птиц и солнечных лучей, мир, которого она прежде не знала и который уж точно не был смертью, открылся ее глазам. А в следующую секунду она произнесла заклинание, которого никогда не знала прежде и которое потом так и не смогла вспомнить. Это были какие - то гортанные, резкие, совсем немелодичные звуки, так непохожие на привычную классическую магию, которой их обучали в Тибидохсе,
Что-то глухо треснуло. Волна ненависти отхлынула. Таня вновь обрела способность видеть и слышать. Угли, пылавшие у нее в мозгу, погасли. Таня поняла, что стоит на четвереньках, уткнувшись головой в кувшин. Кувшин распался на черепки, а под ним в полу зияла узкая темная дыра, как если бы дэв поспешил трусливо скрыться в пре исподней.
Таня вскочила, помчалась куда-то сломя голову и внезапно оказалась в секретном зале темных. Здесь она привалилась к стене и долго не могла отдышаться. Перед глазами у нее прыгали красные точки. Страх от пережитого приходил только теперь холодными червячками заползая в руки и ноги, разбегаясь по всем венам и артериям.
Таню пока не замечали. Она стояла в тени у входа, а темные человек тридцать - собрались у камина, в котором, несмотря на запрет Поклепа, развели огонь. Камин был грубо сложен из крупных камней. Трубы у него не было. Дым уходил в узкое отверстие в потолке, расположенное над камином.
Разумеется, при таком устройстве дымохода потолок в секретном зале темных был закопчен. Кто-то воспользовался этим и крупно процарапал по копоти нечто вроде свода правил.
Чуть ниже явно почерком Склеповой было приписано еще одно правило: 'Гроттершу в гробик'
Интересно, Гробыня когда-нибудь угомонится? Это уже даже скучно! подумала Таня, когда пришла в себя настолько, что вновь смогла испытывать любопытство.
Уже неделю, чтобы подурачить Гробыню, малютка Гроттер притворялась влюбленной в Пуппера. Она купила себе календарик с Гурием, изданный на Лысой Горе, и каждый вечер рассматривала его минут по десять, изредка исторгая страстные вздохи и принимаясь осыпать его поцелуями. Гробыня была очень довольна такими результатами и приписывала все действию своей магии: откуда ей было знать, что Таня просто представляет себя Пипой.
Однако новости, приходившие из Англии, были для Склеповой неутешительными. Что ни день от
