– Несколько ночей я провел в библиотеке у джинна Абдуллы. С ним вместе мы просмотрели сотни книг и манускриптов… Бесполезно. Никакая магия не сможет закрыть зеркальный ход из Потустороннего Мира, открывшийся по твоей неосторожности. Но сейчас не время искать виновных.
Глава Тибидохса покачал головой, показывая, что больше не будет возвращаться к этой теме.
– Между мирами - Потусторонним и нашим - всегда существовал строгий закон равновесия. Ничто не может перейти из мира в мир, не нарушив хрупкого баланс, а теперь, когда у Симорга, Перуна, Велеса и Триглава что-то пропало, наш мир сделался должником их мира… Пока мы не вернем им похищенного, ход останется открытым.
Таня услышала в зеркале подозрительный звук. Ей по чудилось, что на ткани, которой было завешено стекло, возникла маленькая темная точка. Но Сарданапал продолжал говорить, и она отвернулась от Зеркала.
– Ошибочно считать, что все языческие боги заточены за Жуткими Воротами. Поверь, девочка моя, лишь не большая часть… другие предпочли уйти в Потусторонний Мир. Симорг, Велес и Триглав - лишь первые, кто стремится пробиться к нам, даже сумей мы чудом их остановить - что почти невозможно за ними последуют другие, и Тибидохс рано или поздно будет разрушен. Мы первые, потому что нас они винят в гибели мирового древа. Потом под удар попадет весь остальной магический мир, и наконец пострадает даже мир лопухоидов… И снова в центре всех событий оказалась ты, Таня Гроттер. Как ты думаешь, почему они требуют, чтобы именно ты вернула им украденное?
– Может, потому, что я вызвала дух Безумного Стекольщика? - предположила Таня,
Борода Сарданапала с сомнением шевельнулась.
– Возможно. Но, возможно, есть что-то еще. Поверь, останавливая на ком-то свой выбор, древние боги всегда имеют очень веское основание… Раз они требуют, чтобы украденное нашла ты, - значит, никто другой: ни я, ни Медузия, ни Поклеп - не сможет сделать это за тебя. Хотя мы тоже что-то умеем. Я не отпустил бы тебя на Лысую Гору, но выхода нет… Раньше тебе не приходилось там бывать?
– Нет, - произнесла Таня.
Усы академика грустно обвисли. Похоже, они ожидали другого ответа.
– О, разумеется, - сказал Сарданапал. - Просто я подумал: может, ты выбиралась туда тайно. В наше время… кгхм… всякое случалось. Встречались ученики, которые регулярно нарушали школьные правила… Кого бы вспомнить?… Леопольд Гроттер, скажем, был яркий пример… Кгхм… любом случае Лысая Гора не место для учеников Тибидохса. Ничему хорошему там не научишься, а вот погибнуть можно довольно просто. Я десятки раз предупреждал об этом Леопольда в этом самом кабинете.
Таня ощутила головокружение. Внутри у нее потеплело, словно что-то родное, забытое на миг коснулось ее. Так происходило почти всегда, когда она слышала об отце или матери или сама начинала думать о них. И тогда ей казалось, что Леопольд и Софья где-то рядом и смотрят на нее, невидимо поддерживая ее и согревая любовью.
– Мой отец нарушал школьные правила? - как бы невзначай спросила Таня. Ей хотелось узнать об этом больше.
Сарданапал разгладил бороду и кашлянул в ладонь.
Тане показалось, что он сделал это, пряча улыбку.
– М-м-м… нарушал - не то слово. Твой отец терпеть не мог правила как таковые. Лучший способ заставить его что-нибудь сделать было сказать, что это запрещено. Причем не просто запрещено, а строго-настрого. Однажды я застал его на крыше с хорошо знакомым тебе контрабасом. Твой отец пытался улететь на Лысую Гору, к тому же, как потом выяснилось, не в первый уже раз. Помню, был большой скандал. Профессор Клопп требовал, чтобы я перевел его на темное отделение. Но, как видишь, он остался на белом, а на темное перешла его дочь… Кгхм… Да Леопольд и его контрабас гремели тогда на всю школу! Кажется, он не расставался с инструментом ни днем, ни ночью. Как-то мы обходили ночью комнаты, проверяя, не удрал ли кто воевать с нежитью (тогда была война, и все удирали на фронт), и я увидел Леопольда, спящего в обнимку с контрабасом. даже укрытого с ним одним одеялом… М-м-м…
Таня жадно слушала академика. Ей приятно было даже не столько по что контрабас принадлежал ее отцу (это она знала и прежде), сколько новое для нее известие, что Леопольд и контрабас были неразлучны: Значит, как и она, Леопольд разглядывал все его трещины, ладил ладонью полировку и подкручивал колки, натягивая струны. Она подумала, что всякий раз, прикасаясь к контрабасу, она прикасается к отцу.
– Да, этому контрабасу не одна сотня лет, и, кстати, полет - это лишь часть его магии. И не самая значительная, - как бы между прочим сказал академик.
В тот же миг он многозначительно взглянул на Таню. Возможно, он рассказал бы о контрабасе и Леопольде что-то еще, но внезапно ткань, закрывавшая зеркало, вспыхнула. Огонь, возникший в ее нижнем левом угле одно мгновение охватил всю ткань целиком и норовил дотянуться до бумаг на столе академика. Так вот что означали эти звуки и темное пятнышко! Горбун исхитрился поджечь покрывало!
– Трыгус шыпелус! - крикнула Таня.
Заклинание сработало, но с опозданием - слишком яростным было пламя. От ткани остались лишь обгоревшие, чадящие душным дымом лохмотья.
Горбун с Пупырчатым Носом дребезжаще расхохотался и, поймав отражение Сарданапала, попытался оторвать у него голову, Но прежде чем ему это удалось, зеркальный академик выбросил искру, отбросившую Безумного Стекольщика за срез стекла, где он принялся мерзко скрежетать и ругаться. Отражение академика величественно запахнулось в плащ и телепортировало, вероятно, намереваясь появиться в одном из других зеркал Тибидохса.
Настоящий Сарданапал распахнул окно, чтобы дым поскорее выветрился.
– Ну вот… Третья простыня за день. И еще одна ночью! Если так пойдет и дальше, скоро придется переходить на скатерти-самобранки. У меня уже не осталось ни одной простыни. Не одолжи мне Медузия свои, я давно спал бы на голом матрасе… - печально сказал он.
– А вы попробуйте Черные Шторы! Когда зеркало стояло у нас в комнате, по-моему, Горбун Шторам не особенно нравился… - озаренная счастливой идеей, предложила Таня.
Она была уверена: Черные Шторы не позволят над собой измываться. достаточно спросить об этом у лопухоидов из прачечной или у тети Нинели. да и огонь им, кажется, не страшен.
Совсем недавно, убирая комнату, они с Гробыней пытались вытрясти из Штор пыль н заметили внизу, рядом с одной из кистей, вытканную серебристой нитью фразу: Кому суждено быть повешенным тот и в пучине не сгинет и в огне не сгорит.
Академик хмыкнул.
– Ты так считаешь? Хм… С другой стороны, почему бы и нет? Попытка не пытка. А Склепова не будет возражать? - улыбнулся он.
– Гробыня да она только обрадуется, даже если Шторы выкинут в болото! - убежденно сказала Таня.
Ее так и подмывало добавить, что сегодня все утро Шторы отражали Пуппера, который в одном оранжевом мотоциклетном шлеме и зеленых в синюю полоску шортах, с бензопилой гонялся за своей метлой. Красная как рак Гробыня швыряла в Шторы чем попало и утверждала, что это не ее сон, а Танькин…
– А теперь слушай! - проговорил Сарданапал… - Слушай и запоминай с первого раза. Времени у нас мало. Сегодня около полуночи ты возьмешь контрабас и поднимешься на крышу Главной Башни. Внимательно оглядись по сторонам. На северо-восточной стороне крыши на зубце ты обнаружишь нацарапанную стрелку. У меня есть сильное подозрение, что она появилась не без участия твоего отца… Стрелка показывает направление на Лысую Гору. Ровно в полночь я на несколько минут сниму блокировку на Грааль Гардарику… Этого будет достаточно, чтобы ты смогла покинуть Буян. До Лысой Горы можно долететь за четыре-пять часов, а можно провести в дороге всю ночь. Все будет зависеть от ветра и от того, не со бьешься ли ты с пути. Запомни расположение звезд. Справишься? В конце концов, ты четыре года проучилась магии, а это не так уж и мало.
– Я постараюсь не сбиться… - сказала Таня.
– Это хорошо, что ты говоришь постараюсь Это вселяет некоторую надежду, что ты реально
