ударил по нему, и столик, отлетев, врезался в стену. Загремела посуда. Посыпались фотографические рамки и облупленные никелированные таблички с двусмысленным содержанием:
'Почетному донору за добросовестный труд'
Таня метнулась к дверям, но около них, расставив руки, уже приплясывал жирный бармен. Синеватые губы бармена раздвигались. Из-под них, точно молодой бамбук, пробивались тонкие и острые вампирские клыки. Весь его вид определенно говорил, что скромный работник вам вампирни предпочитает свежатинку консервам.
Таня завизжала. Мысли хаотично запрыгали у нее в голове.
– Дымус соромыслус! - крикнула она, вскидывая перстень.
– О, нет! Терпеть не могу это заклинание! От него я становлюсь тусклым! - проскрипел перстень Феофила Гроттера.
– Дед, меня убьют!
– А, ну так и быть. В последний раз, - согласился перстень.
Полыхнула красная искра, и в следующий миг в вампирне было уже ничего не разглядеть. Густой, едкий, вонючий дым, В сто раз отвратительнее дыма от пригоревшей яичницы, наполнил помещение. Тут неизвестно кому еще пришлось хуже. Живые мертвецы не дышат, чего не скажешь о магах. Зажимая себе рот и ноздри рукой, со глазами, Таня сумела все же проскочить мимо бармена и, толкнув дверь, выскочила наружу. Магия вуду пропустила ее, хотя на миг Тане и почудилось, что она слышит змеиное шипение.
Уже рассветало. Рекламные виселицы угрюмо раскачивались. Нежить копошилась в заиндевевших ямах и рытвинах, выбирая местечко поудобнее, чтобы залечь в спячку. С кладбища летела большая стая перекрашенных филинов, спешащих на съемки очередного фильма о Гурии Пуппере, где они удачно прикидывались совами.
Ванька и Баб-Ягун кинулись к Тане.
– Эй, ты вся в крови! Ты ранена? - встревожено ойкнул Ванька.
Таня провела рукой по щеке, действительно, кровь!
Ее лицо, ладони и одежда были залиты чем-то неприятным, что, замерзая, сворачивалось и темнело. Она вспомнила, что, когда бежала сквозь дым, натолкнулась на стену, и на нее сверху что-то опрокинулось.
Дверь вампирни Мадам Вамп распахнулась, откуда вместе с клубами вонючего дыма вырвались Бум и Малюта Скуратофф Таня поспешно оттащила Ваньку и Ягуна за угол. Петляя по переулкам и подворотням, они выбежали из города и вскоре уже продирались сквозь кустарник к высохшему колодцу, где остались их инструменты.
– Кто это был? От кого мы убегали? - запыхавшись, спросил Баб…Ягун.
– Вампиры… Кажется, все это как-то связано с Симоргом, Перуном и Велесом… Я не успела понять.
– Они тебя видели? Запомнили? - озабоченно спросил Ванька.
– Видели… да… Запомнили? Не знаю… Похоже, я интересовала их с другой точки зрения, - отдышавшись, сказала Таня. - Ну что встали как столбы? Кто-нибудь собирается отваливать эту колоду или девушка сама должна за всех вкалывать? Шевелитесь, проклятики!
Ба6-Я и Ванька пораженно уставились на нее. Таня спохватилась, поймав себя на мысли, что все больше становится похожа на Гробыню. Точнее, на что-то с между Гробыней и Грызианой Припятской. Это говорило только об одном - она все больше вживалась в свою роль, становясь по-настоящему темной. Эх, если бы поймать тот самый момент, когда ты - как будто ни с того ни с сего - начинаешь становиться. хуже. Вначале медленно, толчками, еле-еле, потом все ускоряещься я наконец с увлечением, со свистом ветра в ушах мчишься вниз по обледенелой горке деградации.
– Ну дела, мамочка моя бабуся! Ванька, бери с той стороны… Р-раз! Навались! - засуетился Ягун, бегая вокруг колоды и делая все возможное, чтобы 'навалился' как раз Ванька. Сам же Ягун предпочитал остаться диспетчером распорядителем.
Внезапно из-под колоды донеслось утробное урчание. Ванька и Ягун отскочили, на всякий случай вскинув кольца. Колода отвалилась, поддавшись чьему-то напору, и из колодца выглянул раздувшийся фиолетовый мертвяк с головой громадной, как котел, и белыми, точно вареными, зрачками. Он выбрался наружу и грузно уселся на край колоды. На щеках у него плясали зеленые узоры разложения.
Ребята отступили. Пока мертвяк был здесь, они не могли спуститься за инструментами, а сидеть на колоде мертвяк мог сколько угодно. У мертвяков не бывает срочных дел. Они уже всюду успели.
Вареные глаза пристально уставившись на них.
– Признавайтесь, кто такие? Упыри, злыдни, анчутки, нечистики? Али из живых кто? - потребовал мервяк, раз лепив пальцем зеленые губы.
Таню едва не стошнило. Она отвернулась и зажала рот ладонью. Ягун хотел что-то буркнуть, но Ванька прыгнул на него и сшиб с ног.
– Ты что, забыл, чему нас учили? - зашептал он. - Если прицепится мертвяк, нельзя применять магию - раз. На его вопросы отвечать - два. Предметы брать из рук - три…
– Так что, в молчанку будем играть, песьи дети? - добродушно поинтересовался мертвяк, уперевшись в них белыми зрачками. - За барахлом своим, значит, пришли? Рожденный ползать летать не может? Хе-хе! Контрабасики нужны, пылесосики, а? А вот не дам ничего, пока со мной не поговорите. А то смотрите: асилков позову, угопленников али полудниц. Взвоете тогда!
Ребята молчали. Мертвяк неохотно слез с колоды и принялся прохаживаться вокруг. На его коже и одежде были видны были следы земли. Ванька с Ягуном переглядывались, прикидывая, нельзя ли как-то отвлечь его и про - рваться к колоде.
– А ведь знаю, зачем вы здесь… Все знаю! За посохом явились! - вдруг заявил мертвяк.
Таня быстро подняла голову и взглянула на него, не вольно прислушавшись. Поняв, что его слова услышаны, мертвяк торжествующе забулькал.
– Что, интересно про посох, песьи дети? Хоть одно словечко скажите, а то дальше не расскажу! - пригрози он, озабоченно поправляя пальцем губы.
Ребята молчали. мертвяк некоторое время угрюмо сидел на колоде, требуя ответить да или нет. Наконец, убедившись, что разговаривать с ним никто не собирается, мертвяк ударился в философию.
– Эх вы живые! Трясетесь над собой, то да се, прямо глядеть противно. Тыщу лет, что ль, на свете жить собираетесь? Рано или поздно все равно свидимся, коль до той поры я совсем в гниль не уйду… Я тоже для себя жил, о душе не думал, а теперь вон с телом своим проклятым никак не расстанусь! Те, которые пошустрее, давно уж тела побросали да ввысь упорхнули. Что им тела - дрянь! А я в плоти жил, в плоти и порчусь. И на вечность эту вашу, на небо я чихать хотел! А, что молчите: так или не так? - вдруг быстро произнес мертвяк, подпирая ладонями непрочно сидящую голову.
Ответа он снова не получил, что его ужасно разозлило.
– А, чтоб вас!… Умненькие стали! Нет чтоб вежливо со старшим побеседовать, а после в одной могилке с ним полежать. Ну да Древнир с вами - и так скажу. Посох этот ваш вампиры у богов утащили, хотели власть над миром получить, да только недолго он у вампиров про - был… Украли его и у них. Теперь вампиры и сами не знают, где его искать. А я знаю… Из-под земли-то оно многое видать. Она только с виду непрозрачная, земля-то… А как ляжешь - мигом все насквозь увидишь.
Таня, Ванька и Ягун ждали. Мертвец еще некоторое время побулькал. Потом, не церемонясь, оторвал у себя ухо и, крикнув: 'Лови!' - бросил его Тане. Таня замешкалась. Ухо отскочило от ее руки и превратилось в скомканный лист.
Таня машинально подняла его с земли и развернула.
Это оказалось вырванной из модного журнала фотографией, на которой заснято было… да семейство Дурневых, запечатленное в гостиной собственной квартиры на Рублевском шоссе.
Увидев знакомые лица, малютка Гроттер одеревенела. Она и не предполагала, что щупальца самого доброго депутата дотянулись и до Лысой Горы.
Внезапно бумага начала съеживаться, и Таня поняла, что все еще держит отрубленное ухо. Она закричала и с омерзением отбросила его. Мертвяк поймал свое ухо, прилепил на место и, вздрагивая, точно бурдюк, зашлепал в сторону кладбища. Шагов через двадцать он обернулся.
Вид у него был торжествующий, как будто он уже достиг того, чего хотел.
