– Клопп? - поразилась Таня, от удивления прощая Шурасику 'дщерь мою'. Она и не предполагала, что глава темного отделения еще и литератор.
– При чем тут Клопп? Фрейд! - поморщился Шурасик.
– Никогда не слышала. Он белый маг или темный?
– Фи, Гроттер, как ты невежественна! Он вообще не из нашей тусовки… Если и пользовался магией, то чуть-чуть, чтобы женщины не разбежались, Итак, профессор Зигмунд Фрейд убедительно доказал, что многие вещи мы желаем помимо нашей воли. И, в частности, желания наши проявляются в снах… - Шурасик снизил голос до интригующего шепота. - Тебе Пуппер по ночам не снится? - быстро спросил он.
– Да вроде нет… Ну, может, пару раз! - растерянно признала Таня.
Почему-то Шурасика она не стеснялась. Во всяком случае, меньше, чем Ваньку или Ягуна. Шурасик был какой-то бесполый. То ли друг, то ли подруга, то ли просто знакомый - не разберешь. Но говорить с ним можно было о чем угодно.
– ВОТ ВИДИШЬ! - обрадовался Шурасик. - А что он делал в твоем сне?
– Да ничего особенного. Просто стоял и укоризненно смотрел… - сказала Таня.
– ЭГЕ! А в другом сне? Ты, кажется, говорила 'пару раз'… - въедливо напомнил отличник.
– М-м-м… Сейчас вспомню. В другом сне он летел на метле над Тибидохским рвом.
– О, метла! Ров! Это имеет глубинный нравственный смысл! - оживился Шурасик. - Ты хоть понимаешь, что тебе приснилось?
– Не понимаю и понимать не хочу, - сурово сказала Таня.
Шурасик некоторое время пожевал губами, но не решился ничего вякнуть и пошел на попятный.
– И я не понимаю. Ну метла и метла. Мало ли кому какая чушь приснится? Мне вон вчера кикимора привиделась… Будто она схрумкала атлас звездного неба и распевает скандинавские саги. Вот и я думаю: к чему бы это? У дяди Зиги про кикимору и саги ничего нет. Разве что это какое-нибудь сверхизвращение, - буркнул он.
Минут десять Шурасик, пригорюнившись, молча нависал над столом, не реагируя ни на какие вопросы, а потом, когда Таня уже почти о нем забыла, повернулся к ней и смущенно произнес:
– Послушай… Я хочу сообщить тебе одну вещь… Только поклянись, что это будет между нами. Я так волнуюсь… Ты первая, кому я об этом рассказываю…
Обычно бледные щеки Шурасика запылали румянцем. Избегая смотреть на Таню, он мял в руках свой блокнотик.
'Только не хватало, чтобы он в меня влюбился! Хотя нет, на него не похоже. Как он может в меня влюбиться? Я же не энциклопедия!' - успокаивая себя, подумала Таня.
– Поклясться я поклянусь. Но без Разрази громуса, - осторожно сказала она.
– Мне хватит обычного лопухоидного обещания. Даешь?
– Да чтоб мне не сойти с этого места!
– Хорошо, - кивнул Шурасик. - Я знаю, что тебе можно верить. Ты не проболтаешься, тем более что я вообще-то уже наслал на тебя особый противоболтливый запук. Дело в том, что я… писатель. Непризнанный, но это временно.
– Завидую! А ты уже что-нибудь написал? - испытывая облегчение, спросила Таня.
Шурасик снисходительно посмотрел на нее,
– Разумеется, дщерь моя! Я пишу статьи и посылаю их с купидончиками в 'Сплетни и бредни', - заметил он,
У Тани просто челюсть отвисла. Шурасик - и вдруг 'Сплетни и бредни'! Гораздо логичнее было бы допустить, что он пишет для еженедельника 'Магическое занудство' статьи с названием типа 'Декокт из чистого разума'. Шурасик же, пишущий для 'Сплетен', был нелеп, как семидесятилетний профессор, готовящий статейку в женский журнал.
– И много уже послал? - спросила она.
– Не слишком. Примерно тридцать статей и восемьдесят заметок. Правда, мне пока не ответили. А одному моему купидончику даже пригрозили пульнуть в него запуком… Но вчера я написал кое-что новое, уж это-то точно возьмут. Хочешь покажу? - Шураспк нервно пролистал своп блокнотик.
Найдя нужную страницу, он сунул блокнот Тане, а сам с видимым безразличием окаменел в ожидании оценки.
– Мы что, циклопы? Маловато как-то глаз! - удивилась Таня.
– Как маловато? Ничего не маловато! - обиделся Шурасик.
– Да ты сам посмотри!
– М-м-м… Действительно. Промахнулся слегка… Не придирайся к мелочам, Гроттерша! Писатели такой ерундой не занимаются, для этого есть редакторы! Или читай, или не читай! - обиделся Шурасик.
Решив больше не критиковать юное дарование, которое со злости могло и сглазить, Таня дочитала статью до конца - она завершалась неумеренным восхвалением джинна Абдуллы, который именовался королем всех джиннов и отцом гуманности, - и машинально перевернула страницу.
С оборота страница была чистой, зато на соседней каллиграфическими, со множеством завитков, буквами, мало похожими на обычный почерк Шурасика, значилось:
– А вот это ничего! Создает настроение. Даже как-то не по себе стало! - одобрила Таня.
– Правда? Где? - просиял Шурасик. Он заглянул Тане через плечо и внезапно точно примерз к стулу.
– Я этого не писал! - побледнев, сказал он.
– Разве это не твой блокнот?
– Блокнот мой. Но писал не я… Откуда это тут?