Ягун покосился на расстроенную Попугаеву, совсем сникшую под напором его критики, и, ощутив острый укол совести, добавил:
– Вообще-то, Верка хорошая, вы меня, дурака, не слушайте… Это я, может, из зависти говорю, что у меня такого пылесоса нету или вообще я тайно влюблен. Пусть только кто-нибудь попробует Верку протаранить - будет иметь дело со мной.
Попугаева мигом оправилась от уныния и принялась кружить на ревущем пылесосе вокруг Ягуна, заставляя его чихать от дыма. При этом она бросала на Ягуна исполненные кокетства взгляды. Играющий комментатор мигом пожалел, что не прикусил себе язык или вообще не родился глухонемым.
– И, наконец, ворота сборной Тибидохса - он еще в ангаре, в том, что дрожит и окутывается густым дымом. Бедные ангарные джинны, не хотел бы я оказаться на их месте!
Ангар затрясся и загудел. Страшный рев разнесся по трибунам. Циклоны, расставленные Поклеп Поклепычем у каждого сектора, озабоченно заворочали котлообразными головами.
– Декабрь не лучшее время для драконбола и вообще л драконов, - продолжал рассуждать Ягун. - последний месяц Гоярын находился в спячке и был разбужен лишь вчера днем. Хорошего настроения это ему не прибавило, так что держитесь подальше от купола, или весны вам придется дожидаться в драконьем брюхе. Возможно, там скучновато и темно, но уж точно не холодно. Это вам я, стреляный воробей, говорю…
Заметив, как засуетились операторы с зудильниками и подобрался Графин Калиостров, почти уже выпустивший сигнальную искру, Баб-Ягун заторопился. Он спохватился, что матч вот-вот начнется, а он до сих пор не представил команду полярных духов.
Играющий комментатор привстал на пылесосе, быстро взглянул на исписанную ладонь с заранее заготовленной шпаргалкой и затарахтел:
– Ну-ка посмотрим, появятся духи или вообще никто не прилетел. Есть у меня такое скромное подозрение. Леденяк, номер первый, полузащита дракона. И где, спрашивается, этот ваш Леденяк? Нет никакого Леденяка!… Ой, мамочка моя бабуся! - завопил вдруг Ягун.
Чья-то холодная рука легла ему на плечо. Совсем рядом, искрясь и сияя, возник маленький бойкий крепыш. Он был высечен, казалось, из единой ледяной глыбы, был прозрачен и, когда на него падал свет, слепил глаза.
Ягун сглотнул.
– Угу, спасибо. Теперь я верю, что полярные духи прилетели. С пе-пе-первым номером выяснили. Номер второй - Вихрило нападение…
Не играющий комментатор договорить, как его пылесос отбросило на несколько метров. И не только его пылесос. Жора Жикин, Рита Шито-Крыто и Кузя Тузиков оказались точно в центре воронки и теперь делали все возможное, чтобы удержаться. Посреди драконбольного поля, закручивая снег, возник маленький ураган. Там, где он проносился, игроки разлетались в разные стороны Приглядевшись, в центре урагана можно было видеть верткого худого человека, который, ни секунды не оставаясь неподвижным, все время вращался вокруг свое оси.
– Очень необычная техника. интересно, среди родственников второго номера не было штопора? - заметил Баб-Ягун, кое-как выравнивая пылесос. - Поехали дальше! Номер третий - Замерзайло, атакующий полузащитник И что теперь, интересно, произойдет? Снова мне руку на плечо положат или познакомят с человеком штопором? Ничего не пойму… Что-то я де-де-де…
В поле зрения Ягуна возник пухлый, очень румяный человечек. Он дунул, и по магическому защитному куполу пробежали белые трещины изморози. Ангарные джинны, газообразные, как им и полагалось, мигом замерзли и попадали на снег сосульками. Гурий Пуппер жалобно схватился за нос.
– … де-де-деревенею… - кое-как закончил Ягун, Энергично растирая варежкой застывшие губы.
Академик Сарданапал грустно повернулся к Медузии:
– Да, сегодня их день! - сказал он. - И о чем я, интересно, думал, когда согласился, чтобы наша команда встретилась с полярными духами тридцать первого декабря?
– Окончательное решение принимал спорткомитет Магщества. да и судья не вы. Не думаю от вас тут что-то зависело. Магщество делает все для того, чтобы втоптать Тибидохс в грязь. Уверена, тут не обошлось без Бессмертника Кощеева, - проговорила Медузия.
– Но я мог сказать нет. Просто не допустить этого матча, и все, - заметил Сарданапал.
– Могли. Но что бы это нам дало? Тиштря и Графин заявили бы, что мы струсили, или вообще сослались бы на какую-нибудь поправку к спортивному кодексу от двести седьмого года до нашей эры… Вон они, кстати, хихикают. И Бессмертник Кощеев где-то поблизости нарисовался. Телепортировался, что ли? Сглазить бы их, а? - мечтательно сказала Медузия, переглядываясь с Великой Зуби.
Зубодериха тонко улыбнулась и поправила очки. Весь ее вид говорил, что сглазить-то, конечно, можно, но только осторожно и вообще лучше пока повременить.
– Милый, пожалуйста, не размахивай копьем! Меня это отвлекает! Да и нежити здесь нет, ласково обратилась она к Готфриду Бульонскому.
– Де-де-де-ду-да-ды… Ого! Я оттаял! Номер четвертый - дед Мороз, капитан команды, - жизнерадостно продолжал Ягун. - О, вот и он сам, легок на помине! Надеюсь, в том большом мешке, что у него за плечами, не динамит? А если не динамит, то почему он его так подозрительно бережно держит?… В волшебные сани деда Мороза впряжены три белые кобылицы - Вьюга, Метель и Пурга… Ничего себе птица-тройка, прям у Гоголя угнали! Я тоже, между прочим, мог на танке приехать!… Одолжил бы у лопухоидов, да и дело в шляпе. да только боюсь, были бы проблемы с топливом. Всех бы русалок ободрать пришлось, чтоб он взлетел.
Дед Мороз, важный, бородатый, румяный, промчался мимо Ягуна, обдав его серебром снежных искр. В левой руке у него был мешок. Правой капитан команды полярных духов крепко держал вожжи своей белоснежной тройки.
– Номер пятый - Пингвин-ага, защита. Ну что тут скажешь? Пингвин он и есть пингвин, хоть ты сто раз ага! Ага? Ага!… Номер шестой - Санта-Клаус и его верный северный олень. для тупых объясняю: олень - это который внизу и с копытами, Клаус - тот, что на нем верхом и без копыт. Опять же, у оленя нет бороды… Номер седьмой - Снеговик. Летает, разумеется, на ведре. Как-то он очень заинтересованно поглядывает на нашу снежную бабу… Одиноко в вечной мерзлоте, а?
Не успел Ягун съехидничать, как невесть откуда взявшийся комок снега залепил ему рот. Так как комок явно не имел ничего общего со сглазом, магическая жилетка Ягуна оказалась бессильна.
– Тьфу, язык мой - враг мой… Номер восьмой - Холодрижник, нападение. Надо понимать, он из родни Замерзайло. Во всяком случае, я опять дубею! О, какое верное слово, и ведь само случайно нашлось!… Номер девятый - Дубняк! Брр… Вид у него такой, будто он злоупотребил мороженым. Стоит мне взглянуть на его кислую физию с подвязанными зубами, у меня немедленно начинается насморк!… И, наконец, номер десятый - Снежная Гурия - не путать с другим Гурием, который мальчик. Тот вроде как вчера был Пуппер. Возможно, чтобы избежать путаницы, будет правильнее называть Снежную Гурию просто Снегурочкой… А что, очень мила, настоящая красавица! Да и играет в нападении. Интересно, на чем она летит? По виду это напоминает украшенную елку, а по скорости реактивный истребитель… Я думаю, от десятого номера нам стоит ожидать сюрпризов, как когда-то от Таньки. Я по стараюсь постоянно держать Снежную Гурию в поле зрения, тем более что это просто-напросто приятно…
Снегурочка, одетая в белоснежную легкую шубку, бросила на Ягуна кокетливый взгляд. Катя Лоткова и Верка Попугаева мгновенно преисполнились благородного негодования. Пылесос Попугаевой, словно реагируя на настроение хозяйки, взревел впятеро громче, чем обычно.
Калиостров встал. две сигнальные искры взвились над куполом и взорвались с оглушительным хлопком. Одновременно джинны разом открыли ворота ангаров и отскочили в стороны, спеша спрятаться за их тяжелыми створками.
Последний и, возможно, самый сложный матч уходя его года начался.
– О, вот и наш Гоярын! - воодушевился Баб-Ягун. - Смотрите, он полыхнул длинной струей огня, вроде как попросил всех чуток подвинулся, и лишь после этого вырвался из ангара. да, тяжелый разбег, на земле наши воротца не слишком проворны, что и говорить, - и Гоярын поднимается в воздух. Не завидую я тем, кто попадет под его крыло! Впрочем, тем, кто угодит под копыта вьюжной тройки деда Мороза, тоже жизнь медом не покажется!… Ой, мамочка моя бабуся, меня самого едва не сшибли! Разве не видно, что я