Баллады о Боре-Робингуде: Паладины и сарацины

134

Солнце — шляпка подосиновика, прорастающего сквозь темную прель горизонта; боковой свет мигом разукрасил барханную рябь скособоченными найковскими галочками. Вытянутые рассветные тени косо линуют заиндевелый бетон дорожки: холодрыга.

На взлетной полосе прогревает двигатели небольшой самолет, чуть поодаль — мерзнет группа провожающих энд отъезжающих. Собственно говоря, провожающий тут всего один — принц Турки аль- Фейсал; очень бледная и очень решительная Гюльчетай (джинсы-кроссовки и спортивная куртка, успешно скрадывающая кой-какие выпуклости явно неэротической природы), как оказалось, тоже отправляется в путь: «Это ваша охрана, мистер Александер — „подарок за счет заведения“. С возложением на нее обязанностей младшего медперсонала».

Последнее, между прочим, точно нелишне: Ванюша-то путешествует на каталке с капельницами, а забинтованный до состояния мумии Робингуд — в кресле-коляске; Николай, с рукой в решетчатом контейнере, идет сам — но и только, носильщик из него никакой.

— Слышь, — окликает ракетчика Подполковник, — до Швейцарии нам так и так добираться вместе. Может, там и долечишься — вникни?

— Не, — качает головой тот, — я сразу домой двину. А то сеструха в трубку ревьми ревет — пока, говорит, целым не увижу, не поверю!

— Ну, как знаешь…

Когда настает пора прощальных рукопожатий, принц протягивает Подполковнику сверток из крафт-бумаги, небрежно перехваченный крест-накрест скотчем:

— Здесь два кило, мистер Александер, на первое время хватит. Я угадал?

— Конечно. Надеюсь, королевскому дому не придется из-за этого переходить на «Нескафе»?

— Переживем. Кстати, можно возродить одну добрую традицию: как-то раз, в разгар Второй Мировой войны, Сталин распорядился ежемесячно посылать в подарок Черчиллю ящик армянского коньяка, полюбившегося тому во время визита в Россию, и посылки те потом приходили «Бульдогу» неукоснительно, до конца жизни — невзирая на Фултонскую речь, холодную войну, отставку и прочие превратности…

— Благодарю вас, принц. Я, пожалуй, воспользуюсь вашей щедростью — как только мы с друзьями определимся с местопребыванием, я дам вам знать.

— Сделайте одолжение! Что-нибудь еще?

— Да. Нам надо сделать один звонок, и мы хотели бы воспользоваться вашим — именно вашим! — спутниковым телефоном.

— Пожалуйста.

Подполковник набирает номер и вкладывает трубку в протянувшуюся руку Робингуда. По прошествии нескольких мгновений звук зуммера в наушнике обрывается, и возникает негромкий бесстрастный голос:

— Вульфсон здесь.

135

Марк Вульфсон — в своем кабинете. Что-то неуловимо поменялось в здешней обстановке, отчего возникает физически ощутимое, как прикосновение к паутине, впечатление распада. На протяжении всего разговора остановившийся взгляд бывшего шефа Штази не отрывается от старой-престарой черно-белой фотографии в алюминиевой рамке: трое юношей в курточках-юнгштурмовках с распахнутым воротом на ступеньках Библиотеки имени Ленина; славные такие ребята, идеалисты и романтики — стальные руки крылья и вместо сердца пламенный мотор…

— …Да, я понял, кто звонит. Ты как — ждешь поздравлений по случаю победы? Ах, не ждешь… и правильно — не дождешься. С победой тебя пусть поздравляют наши здешние евробюргеры. Те самые, что сперва пальцем не шевельнули, чтоб попытаться преградить дорогу Гитлеру, потом вылизывали задницу советским наместникам, а теперь вот готовы своими руками надеть на собственных дочерей паранджу — ЛИШЬ БЫ ТОЛЬКО ИХ НЕ ТРОГАЛИ…

136

Наглухо забинтованное лицо Робигуда:

— Да, помнится, мы такое уже слыхали: «Этот народ оказался недостоин своего фюрера и своей исторической миссии — так зачем ему жить!»

А теперь слушай сюда, ты, полоумный коминтерновский выблядок!

Я — сам уж не знаю, почему — очень не люблю тех, кто затевает Мировую войну, а для почина превращает в радиоактивный пар полмиллиона людей, решительно ни в чем не виноватых. И уж, по любому, я вам не простецкий парень из тех, что позволили некогда обрядить себя в чужую форму, а потом нашпиговать свинцом — в том городишке, Глейвице.

Ты ведь уверен, что очень хорошо прикрыл свою старую морщинистую задницу — и, в общем-то, не ошибаешься. В этом рехнувшемся мире ты со своими сценариями действительно оказался нужен ВСЕМ: Штатам, Европе, России, исламистам, может и Китаю — не удивлюсь… Но всё-таки есть одна карта, которую ты недосчитал в своем раскладе.

Есть на Ближнем Востоке одно маленькое, но очень решительное государство с совершенно отмороженными спецслужбами. И ему очень-очень не понравилась твоя затея насчет ядерного удара по Мекке; не ОТВЕТНОГО удара — на это-то как раз они и сами всегда готовы , — а именно что такого вот, ПРОВОЦИРУЮЩЕГО…

И если я не ошибаюсь в своих прикидках, эти ребята уже где-то на подходе. Так что если у тебя там — грёбаный ты Знаток Русской Кухни! — сейчас печется пирог, советую быстренько выключить духовку. А то представь картинку: сидишь ты в кабинете, с чинно-благородным пулевым ранением в области сердца — а по всему дому вонь и чад в три слоя. Неэстетично как-то, снижает образ…

…Тут Робингуд внезапно замолкает и, по прошествии пары мгновений, медленно опускает трубку.

— Что там такое? — вопрошает Подполковник.

— Судя по звуку, — заключает слепой снайпер, — это был «Нешер а-Мидбар» — «Орел пустыни». Калибр одиннадцать-и-две. Очень странно…

137

— Что именно странно? — уточняет Подполковник.

— Понимаешь, израильские охотники за головами из «Сайерет Маткаль» и прочих антитеррористических подразделений — люди высокопрофессиональные и прагматичные. Из пистолетов они, насколько я помню, предпочитают в работе «Зиг-Зауэры» и «Глоки». А этот слонобой сорок