— Мои родители, умершие от горя, тоже были ни в чем не повинны. Пощадил ли их Гаральд? Ты думаешь, моя главная цель — убить старого герцога? Вовсе нет: он и так уж стар, ему все равно недолго жить. Нет, я хочу уничтожить весь их проклятый род, я хочу, чтобы старый герцог ползал у моих ног, моля о пощаде для своих сыновей, и все-таки не получил бы ее… Я поклялся это сделать, а ты дал слово мне помогать.
— Относительно слова я тебе вот что скажу, Надод, — возразил Ингольф, цепляясь за всякую соломинку, — если слово честное, то оно имеет силу только относительно честных целей.
— Жалкие отговорки! О честных целях может быть речь только между честными людьми, а не между пиратами. Впрочем, я вовсе не поступил с тобою изменнически. Речь с самого начала шла о нападении на замок Розольфсе, принадлежащий Биорнам. Этот замок перед нами. Идешь ты на него или нет? Говори. Я жду ответа.
— Прибытие англичан подняло на ноги всех вассалов замка. Разве ты не видишь, что мы будем побиты, если предпримем нападение?
— Не думал я, Ингольф, что ты был до такой степени наивен. Ведь я же тебе сказал, что у меня есть средство удалить англичан, и средство верное. Добыча от нас не ускользнет. Когда все успокоится, когда вассалы уйдут восвояси и снова примутся за свои дела, мы в одну прекрасную ночь нападем на замок, сделаем свое дело — и уйдем в море. Надеюсь, что против этого ты уже ничего не можешь возразить?
Негодяй говорил с такой уверенностью потому, что чувствовал за собою победу. Ингольф сам попался в подставленную ловушку, повторив несколько раз о своем уважении к однажды данному слову. Возражать ему больше было нечего. С другой стороны, он понимал, что продолжительное сопротивление может только повредить тем, кого он решился во что бы то ни стало спасти, употребив для этого какую- нибудь хитрость. Он рассчитывал победить противника ловкостью, как уже ему удалось победить его силой.
Допуская, что Надоду удастся заставить англичан удалиться без боя, Ингольф надеялся, что в следующие несколько дней у него появится какое-нибудь средство помешать осуществлению намерения Надода или, по крайней мере, спасти герцога Гаральда и его сыновей. Но при этом нужно было действовать крайне осторожно, потому что злодей сам был подозрителен и изворотлив.
Подумав обстоятельно обо всем этом и выдержав в душе сильную борьбу, Ингольф поднял голову и отвечал на поставленный вопрос Надода:
— Мне нечего больше говорить, я дал слово и исполню его до конца.
— В добрый час! — сказал Красноглазый. — Я никогда, впрочем, и не допускал мысли о том, чтобы ты мог серьезно изменить данной клятве.
И, вынув из-за пазухи лист бумаги, он подал его Ингольфу, присовокупив:
— А вот и награда тебе, хотя я предпочел бы, чтобы на твою верность можно было положиться и без этого.
Ингольф взял бумаги и начал читать патент, составленный по всей форме… Дочитав его, он разрыдался… Патент восстанавливал его честь и предоставлял ему те права, которые он честно выслужил себе в пятилетней войне, но в которых ему до сих пор несправедливо отказывали…
— Ты сделал это, Надод? Ты выхлопотал для меня это? — сказал он, в первый раз беря бандита за руку, и даже не за одну, а за обе, и горячо пожимая их. — Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, чтобы заплатить за это…
— Помоги только мне в одном этом деле — и больше мне от тебя ничего не нужно… Теперь ты видишь, что англичанам стоит только сказать одно слово — и они уйдут. Они ищут капитана Вельзевула, но такого здесь нет, а есть капитан шведского королевского флота.
— Таким образом, — сказал обрадованный Ингольф, — мы избежим необходимости жертвовать понапрасну столькими неповинными людьми.
Но вдруг он нахмурился и переменил тон.
— Впрочем, мы, кажется, рано начали радоваться. Ведь старый герцог, может быть, не захочет моего заступничества. Он так ревниво оберегает свою независимость, а ведь здесь не Швеция…
— Ни до чего подобного не дойдет, можешь успокоиться, — возразил Надод. — Разве ты не знаешь англичан? Они нахальны со слабыми, но, как только им показать зубы, они сейчас покажут пятки… Завтра же утром ни одного корабля не останется в фиорде.
Вдруг в обширной степи раздался крик совы. Надод вздрогнул.
— Что это такое? — спросил Ингольф.
— Ничего, — отвечал не без смущения Надод. — Ведь здесь сова часто кричит.
— Странно! — задумчиво промолвил Ингольф.
— Что же тут тебе кажется странным?
— Так, мне представилось…
Опять послышался совиный крик. Надод нахмурился и взглянул на своего товарища, но тот не обратил на него внимания, продолжая о чем-то думать. У Надода появилось подозрение.
— Ингольф, — сказал он, — я не хочу от тебя ничего скрывать. Ты совершенно прав, находя странным крик белой совы в такое время года. Это не сова, это сигнал мне.
— А! — равнодушно произнес капитан.
— Пятнадцать сыщиков, которых ты сам высадил недавно на Нордкапе, наблюдают за Розольфским мысом. Им даны мною разные поручения, и тебе не придется участвовать в самой щекотливой части нашего предприятия. Твое участие ограничится только взятием замка и перенесением сокровищ на корабль; пленников брать будем мы сами. Ты видишь, я позаботился отстранить от тебя наиболее грязное в этом деле… Однако, прощай: мне нужно сходить и узнать, что такое они мне сообщат…
Красноглазый поспешно ушел.
XVI
— Ну, теперь они погибли! — сказал Ингольф, когда Красноглазый вышел.
— Что бы я не предпринял для их спасения, ничего не поможет, если только… Но это даже и к цели не приведет: я их знаю хорошо, успел узнать в короткое время… Если я их предупрежу об опасности, то они, вместо того, чтобы сесть на корабль и уехать на время из замка, созовут своих вассалов и будут до последней крайности защищать замок своих предков. Раз уж они готовы вступить в бой с целой английской эскадрой, то перед горстью бандитов подавно не отступят… Что за ужасная моя судьба! Если я скажу слово — Надод погибнет, а этого я не могу допустить, так как вступил с ним в договор. До сих пор я был лишь вольным корсаром… И что заставило меня согласиться на участие в этой позорной экспедиции? Зачем я это сделал? Я только окончательно опозорил себя!.. Если я промолчу — погибнет древний род, на котором, я это вижу и чувствую, не лежит никакого пятна… Я уверен, что заговор, в котором они будто бы участвуют, — пустая басня… О, если б мне, по крайней мере, получить уверенность, что они действительно опасны для государства!
Он с волнением прошелся по каюте.
— Но в сущности — какое мне дело? Разве я тут судья?.. Я теперь офицер регулярного флота, получивший специальную командировку, и обязан исполнить долг службы. Последствия меня не касаются… Да, но могу ли я вычеркнуть из памяти геройский подвиг, спасший нас всех от гибели в волнах Мальстрема? Могу ли я хладнокровно допустить, чтобы на моих глазах резали этих доблестных людей?.. Нет, я должен их спасти во что бы то ни стало… Но как это сделать, не погубив Надода? Пусть он бесчестный бандит, но разве он не достоин сожаления? Разве сам он не жертва чужой жестокости? — Ингольф, очевидно, верил басне об утонувшем мальчике. — Разве его неосторожность, объясняемая молодостью лет, оправдывала варварский поступок с ним?.. Что мне делать?.. Боже мой, Боже мой, что мне делать?.. Как выйти из этого ужасного положения?
Голова Ингольфа была как в огне, он задыхался. Чтобы подышать свежим воздухом, он подошел к