11
На какое-то время проблемы взаимодействия “отбойник — топор” были вытеснены другими: “папа — дочка”, “папа — дочка, которая орёт”, “папа — дочка, которую нужно купать” и прочие, вплоть до “папа — мама, объясняющая папе, что ребёнка пора кормить, а не запихивать в коляску для прогулок на свежем воздухе”.
А ещё следовало хотя бы чуть-чуть контролировать работу предприятия.
И заботиться о здоровье ребёнка.
А также о здоровье матери.
Да и о материальном благополучии семьи обязан был Думать вовсе не Пушкин Александр Сергеевич.
Леденцов попытался подойти к проблеме основательно, как его учила Катенька. Он нарисовал на бумажке табличку с темами, на которые следовало думать. Напротив каждой темы он поставил время и постарался придерживаться этого графика.
Ребёнок по имени Юлька немедленно объявил системному подходу смертный бой и страшный рёв. Время, отведённое на размышления, приходилось тратить на уход за дитятей.
Тогда Емельян Павлович предпринял новую попытку: он решил силой своего дара превратить Юльку в ребёнка тихого и постоянно дрыхнущего. Так сказать, выстругать “топором” послушного Буратино. Как только он сосредоточился на этой идее, из кухни появилась злобная Катя.
— Леденец! — сказала она тоном, не предполагающим возражений. — Отстань от девочки. Не лезь к ней, понял?
— Да с чего ты взяла? — Леденцов постарался удивиться понатуральнее. — Я и не думал…
— Вот и не думай! Глаза выцарапаю.
Последнее утверждение было не угрозой, а констатацией неприятного факта. Мама отчего-то не желала, чтобы её ребёнку исправляли характер. “И как она почуяла?” — подумал Емельян Павлович. Проверки ради он решил организовать, например, грозу. Видимо, внушение на Юльку всё-таки подействовало (а заодно и на Катеньку), потому что целых полчаса Леденцова никто не трогал, и он смог как следует сконцентрироваться. На тридцать второй минуте за окном громыхнуло.
— Палыч! — крикнула супруга. — Забери ребёнка с балкона!
Никаких иных комментариев не последовало. Емельян Павлович почувствовал вкус к исследованиям и хотел продолжить эксперименты, но тут действие ментальной заморозки закончилось — Юленька разразилась грозным писком.
Теперь Леденцов оставил попытки систематического подхода и желал счастья урывками, как придётся и кому получится. Каждый раз к счастливому будущему приходилось пробиваться сквозь все более плотную пелену “отбойного” эффекта, но разбираться ещё и с этим сил не было никаких. И желания тоже.
Честно говоря, больше всего Леденцову хотелось просто выспаться.
Емельян Павлович продержался полтора месяца, после чего сбежал на работу. В первый после отпуска рабочий день Катенька наблюдала за его сборами глазами дальневосточного оленя, которого ведут на расстрел.
— Солнце! — не выдержал Леденцов. — Я буду часто-часто о тебе вспоминать. И о Юльке тоже. Обещаю. Вот у меня в новом телефоне есть такая функция — напоминатель. Я записываю — смотри! — в начале каждого часа: “Memento Sunny”. Это такая английская латынь. Означает “Помни о Солнышке”.
Супруга шмыгнула носом и вытерла левый глаз.
— Ты честно каждый час будешь о нас думать?
— Обещаю.
— А если переговоры?
— Извинюсь и выйду в туалет.
— Правда?
— Правда. Честно. Точно. Век воли не видать.
Катенька вытерла правый глаз.
— Не забудь. А то я его боюсь.
Емельян Павлович даже не стал спрашивать, кого она имеет в виду.
— Не волнуйся. Иван Иванович за ним следит. Как только будет что-нибудь важное, он сразу мне скажет.
— И ты его найдёшь и… не дашь нас обидеть?
— Найду и побью.
— А может, с ним просто встретиться и поговорить? Может, ему денег дать?
Упоминание о деньгах привело Леденцова в состояние озабоченности. В принципе, деньги были, но все они были вложены в разного рода проекты — например, в выборы. Бывший лидер оппозиции победу одержал, но возвращать-то он будет не деньгами…
— Эй! Палыч!
Емельян Павлович вздрогнул и продолжил укладывать портфель.
— С ним договориться нельзя, — сказал он. — Это маньяк, желающий только смерти. Даже если он приобрёл качества “топора”, психология “отбойника” никуда не исчезла. Проще найти и…
Леденцов не договорил. “А ведь в него я превращаюсь, — подумал он, и спина вдруг стала холодной и липкой, — в мастера сглаза. В маньяка, желающего только смерти”.
12
Занятия бизнесом взбодрили Емельяна Павловича, как своевременный душ Шарко. После всей этой чертовщины с поединками между суперменами, проблемы с кредитами и неплатежами только умиляли и бодрили. Первым делом пришлось позвонить новому губернатору. Тот даже поздравлений не дослушал.
— Все понял. Помощь нужна? Я, Палыч, друзей не забываю.
Через четверть часа все проблемы с кредитами развеялись в приятный дым с ароматом мяты.
С неплательщиками пришлось возиться гораздо дольше, да и результаты вышли не такие обнадёживающие. Но все равно Емельян Павлович чувствовал себя заново родившимся-хотя и проскочившим стадии прорезывания зубов и обучения ходьбе. Долг перед семьёй тоже был выполнен: каждый час Леденцов добросовестно бросал директорские обязанности и рисовал замечательное будущее жене и ребёнку.
Немного отравляло жизнь только то, что Леденцову-“топору” приходилось непрерывно бороться с Леденцовым-“отбойником”. “Нужно как-нибудь с Иваном Ивановичем посоветоваться”, — решил Емельян Павлович, отпирая дверь квартиры.
— Кормилец вернулся! — объявил он и тут же получил втык от жены за избыточную громкость.
Оказалось, что Юлька мирно спит уже три часа кряду. Это было настолько нетипично, что Леденцов заволновался.
— Нет, — упокоила его Катенька, — всё нормально. Просто хочет и спит.
— А я про вас думал, — шёпотом доложился муж. — Каждый час.
— Знаю. Иди на кухню, я даже еды тебе приготовила.
Пока Емельян Павлович наворачивал любимый гороховый суп, Катенька сидела напротив и любовалась. Стриженая головка покоилась на кулачках, как Земля на черепахе. Лёгкая гордая улыбка придавала ей сходство со свечой для организации интимного вечера.
— Ты на работу ходи, — неожиданно сказала жена, — так даже лучше.
Леденцов мысленно покачал головой. Оказывается, Катенька могла его в следующий раз и не пустить заниматься бизнесом.
