Повитуха просто констатировала, что сын Зуби имеет менее темную кожу, чем любой другой житель деревни. Из этого не следовало, лучше он или хуже других. Первобытные народы не знают ни национализма, ни расизма.
Не было в словах старой негритянки и осуждения внебрачной связи. Первобытные люди не знают лицемерия, поэтому делают всегда то, что хочется. Если женщина хочет отдаться, она отдается. За последствия этого шага никому и в голову не придет ее осуждать.
Зуби ощутила прикосновение теплого комочка к своей груди. Это плакал ее ребенок. Сын ее и прекрасного белого человека, который улетел на страшной железной птице.
Сын, зачатый на хлопковом поле. Когда-нибудь железная птица вернет Зуби возлюбленного, и она с гордостью покажет ему их ребенка. У сына появится отец.
«Он мой, мой», — с гордостью подумала молодая мать о сыне советского капитана.
Старухи покинули пальмовый дом вождя и бросились на площадь. Во-первых, объявить Нбаби, что дочь родила светлого мальчика. Во-вторых, принять участие в торжествах.
17
Они успели. Над тушами быков работали два десятка человек. Над ними кружили тучи мух. Уже полыхали два костра.
Специальная бригада вкатила на площадь праздничные чаны и сейчас пыталась установить их на огонь. Неудача следовала за неудачей. В толпе хохотали.
Женщины, пригубив свежую кровь, носили от реки воду в глиняных сосудах. Они их ставили на бритые головы и перемещались бодрым шагом вопреки закону всемирного притяжения. Вода предназначалась для варки.
По одной из улочек, упираясь, несколько мужчин втащили три джутовых мешка с ямсом. Бычья похлебка без ямса — все равно что борщ без картошки.
Основная масса народа фон пила из больших глиняных кружек парную бычью кровь. Люди делали глоток и передавали кружку дальше.
Каждый старался отхлебнуть как можно больше. Вождь Нбаби, пользуясь статусом племенного аристократа, выпил граммов триста и сейчас, присматривая за сородичами, наслаждался теплом в желудке.
Не меньшее удовольствие может доставить лишь огненная вода, которую ему давали пробовать французы много лет назад.
Местная ямсовая самогонка, сказать по правде, страшная дрянь.
18
Весь шум и гам центральной площади продолжал вворачиваться в мозг измученной Зуби. Однако переносить его стало гораздо легче. Она то забывалась во сне, то смотрела, как спит ее первенец.
Но спал он недолго. Зажмурил свои крохотные глазенки и снова заплакал.
Этим неповторимым звукам дочь вождя настолько умилилась, что и сама заплакала. Сквозь пелену слез смотрела она на сморщенное личико.
«Кофи, я назову тебя Кофи, — думала Зуби. — Это самое красивое мужское имя в нашей деревне. И ты будешь самым красивым и сильным».
Дочь вождя знала, что в смешанных браках черных и белых вырастает весьма здоровое потомство. Кто в Африке этого не знает.
Молодая мать почувствовала голод.
С жаждой было проще. Она протянула руку к глиняному тазу с зеленой водой из реки. Здесь обмывали ее сыночка Кофи.
Женщина пила горсть за горстью, но все не могла напиться. На роды организм отдал почти весь запас воды.
Грохот десятка барабанов стал стихать.
Что-то происходило там, на площади. Зуби сделалось немного обидно. Ее, дочь вождя Нбаби, бросили одну. С первым ребенком.
Она же еще ничего не умеет. К тому же она страшно голодна.
К дыму костров, который давно щекотал роженице ноздри, примешался очень аппетитный запах. Зуби не сомневалась, что, как только мясо сварится, ей принесут этот деликатес. Бычью похлебку. О, сейчас она съела бы очень много! Две или даже три обычные порции.
Да ей теперь и положено питаться за двоих. Их теперь двое. Она с нежностью смотрела на сына. Он орал. Зуби вспомнила, что на ее глазах делали в таких случаях деревенские матери.
Руки привычным движением, будто не впервой, прижали губки младенца к разбухшей груди. Пальцами Зуби сдавила сосок. Показалась капля. Белое на черном.
Она сжала сильнее. Молоко брызнуло.
Ребенок зачмокал. На дочь вождя упала чья-то тень.
Кто-то загородил вход в хижину. У Зуби дрогнуло сердце. Вот так когда-нибудь упадет тень и войдет ее белый мужчина, ее белая любовь, ее Белый бог. Которому подчиняется множество других белых людей.
Который сейчас где-то далеко и не подозревает о том, что стал отцом.
«Или подозревает? — смутилась вдруг дочь вождя. — Разве бог может чего-либо не знать?»
Оторвав глаза от обедающего Кофи, она увидела перед собой Каллу. Лицо главного колдуна было перемазано бурыми полосами крови поверх белой праздничной раскраски. В руках он держал глиняное блюдо с похлебкой. Одуряющий аромат наполнил пальмовый дом вождя.
— Я узнал, что ты стала женщиной, и принес тебе праздничной еды, — ласково сказал колдун. — Боги приняли обе жертвы. У нас будет хороший урожай и хорошая охота. Твой отец Нбаби уже дважды видел опытным глазом пыль за холмами.
Антилопы покинули свои лежки и пустились в путь.
Колдун опустился на колени и поставил блюдо на пальмовый лист рядом с ложем. Рот Зуби немедленно наполнился слюной. Благо влага вновь появилась в организме.
Однако она не могла есть, пока не насытится маленький Кофи. Боялась, что горячие капли бульона обожгут нежное тельце. Пока она могла лишь глотать.
— Спасибо, Каплу, — благодарно и даже растроганно ответила Зуби. — Я очень хочу есть. Мне теперь нужно есть за двоих.
Ты очень хорошо сделал.
Сердце колдуна затрепетало. Он выхватил хлопковый цветок, который прятал за спиной, и протянул дочери вождя.
«Зачем он принес это?! — изумилась она. — Хлопковый цветок символ сватовства. Его предлагают той, которую хотят взять в жены! Неужели колдун…»
— Зуби, — выдавил из себя Каплу. — Не откажи, будь моей женой.
Хлопковый цветок дрожал в его руке и все тянулся, тянулся, тянулся к Зуби. Колдуна, как и положено, в деревне побаивались. Принять из его рук пищу считалось хорошим знаком, еда таким образом как бы освящалась.
Но представить себя с этим мрачным человеком на хлопковом поле, там, где был зачат маленький Кофи, дочь вождя не могла.
В растерянности посмотрела она на ребенка. Он уже израсходовал на сосание почти все силы и лишь вяло причмокивал.
Правая щечка была залита молоком.
