Местом вливания в коллектив избрали было подсобку, где стояли метлы, щетки, веники и совки.
— А как же Трофим? — спросил Кофи. — Он просил без него не начинать.
Володя с Игнатьевым переглянулись.
Володя, у которого лучше был подвешен язык, чем у его непосредственного начальника, согласился:
— А ты, парень, хоть и черный, умеешь держать слово.
У Трофима на складе было гораздо удобнее, чем в подсобке с метлами. Кладовщика разбудили. Его похожее на подошву лицо обратилось к наручным часам. Сплавленные губы расплавились:
— От молодцы. В самый раз пообедать.
Выпив литр воды из носика чайника, он запер изнутри дверь на ключ. Разгреб в стороны бумаги на своей конторке. На месте бумаг появились стаканы, соленые кильки в бумажном кульке и салат из капусты в пол-литровой банке. Выстроились в колонну три бутылки «Столичной».
— Как там тебя? — наморщил лоб чистильщик Володя.
— Кофи.
— Глазом бутылки открывать умеешь?
— Мой дедушка был вождем.
Володе не понравился такой ответ.
— Я не спрашиваю, кем был твой дедушка. Хоть президентом США. Пускай твой дедушка хоть Маргарет Тэтчер.
Я спрашиваю: глазом бутылки открывать умеешь?
— Не пробовал, — честно признался Кофи.
— Научим?
Володя зачем-то понюхал горбушку хлеба и посмотрел на старшего смотрителя.
— Опасно. — Игнатьев не хотел рисковать. — Вдруг у негров надбровные дуги слабые. Уволят.
— Уволят, — тяжело вздохнув, согласился Володя. — Тогда открывай ты, Трофим. Твой черед.
Кладовщик взял бутылку, сунул жестяной крышечкой себе в правый глаз и сомкнул веки. Постоял, примериваясь и усиливая хватку. Резко дернул головой.
Сорванная крышечка выпала из глаза и покатилась по полу. Трофим опорожнил бутылку в четыре граненых стакана и поднял свой.
— Ровно по сто двадцать пять грамм, — проскрежетал он хрипло. — Со вливанием тебя в коллектив, студент!
Кофи пятый год жил в России, поэтому пил наравне со всеми. Необычным было то, как персонал циркового зверинца закусывал.
Кильку брали за хвостик, бросали в рот, прожевывали и глотали. С кишками, головой и, разумеется, с хвостиком. И руки оставались чистыми, и рыбьих отходов нигде не было. Вернее, руки оставались очень грязными, но не от кильки.
После второго стакана так попробовал сделать Кофи и очень обрадовался, когда у него получилось. На зубах хрустел позвоночник, но это уже не имело значения. Вливание в коллектив произошло, и молодой вождь был этим вполне доволен.
12
Черным выдался сентябрь для семьи Кондратьевых. Гнетущая атмосфера страха и неопределенности царила в их квартире.
— Ну что, ничего нового? — тревожно спрашивал Василий Константинович, приходя со складов фирмы «Тоусна».
— Господи, Васенька, не молодых же людей ищут! — по-солдатски прямолинейно отвечала Елена Владимировна. — Отсутствие новостей — самая лучшая сейчас новость!
— Как это все странно, Лена, — повторял Василий Константинович, — как это все странно…
Чтобы отвлечься от черных мыслей, он садился к телевизору. Войны, землетрясения, исламский терроризм, захват и освобождение заложников, государственные перевороты не были для отставного полковника абстракциями, как для большинства телезрителей.
Когда сообщалось, что в Алжире фундаменталисты вырезали жителей очередной деревни, Василий Кондратьев знал, какую картину заставали прибывшие на место войска и медики. Мужчинам перед смертью отрезали половые органы и засовывали в рот.
Когда-то арабы расправлялись так с французскими колонистами. Теперь — со своими. Эта североафриканская традиция распространилась и на метрополию: в самой Франции ультраправые молодчики казнили подобным образом противников из арабских банд.
Когда перуанский спецназ освобождал резиденцию японского посла в Лиме, полковник пытался ставить себя на место любого из этих здоровенных тренированных парней. Да, вот здесь бы он тоже выстрелил. А вот здесь спустился бы с крыши и ввалился бы в окно, поливая из автомата поверх голов… Он был уверен, что дело происходило именно так, хотя оператору удалось заснять лишь кусочек крыши.
И одинокого парня в маске со страховочным фалом на телеантенне.
Конечно, полковник не имел в виду себя нынешнего, пятидесятишестилетнего. В спецназе, как в спорте. Непосредственное участие в операциях принимает молодежь…
Несчастье сплотило семью. Разумеется, Катя с Борисом не так остро воспринимали исчезновение бабушки с дедушкой в Васнецовке, но и они старались не возвращаться домой поздно.
Возродились давно позабытые семейные ужины. Елена Владимировна словно задалась целью поднять всем настроение с помощью кулинарии.
В эти черные сентябрьские дни по большой трехкомнатной квартире Кондратьевых плавали ароматы деликатесов.
Рецепты Елена Владимировна выбирала такие, чтобы пропадать на кухне весь день. Пока дочь с мужем на работе, а сын в институте. Стряпня в первую очередь нужна была ей самой.
Питание студентов во все времена отличалось скудностью. Особенно в трудное время реформ. Когда Катя втащила Кофи за собой в прихожую, молодой вождь закачался от запахов. Раздулись широкие ноздри.
— Сейчас умру, — простонал Кофи, — сейчас…
— Дурак, — шепнула ему на ухо девушка, — ты ж нашего мальчика безотцовщиной сделаешь!
Телевизор закончил выдавать очередную порцию войн, землетрясений, исламского терроризма, захвата и освобождения заложников, государственных переворотов. Загремела эстрадная музыка. Василий Константинович в раздражении вскочил и приглушил звук.
— Какая мерзость, — поморщился полковник. — У нас же была великая эстрада. Марк Бернес, Леонид Утесов, Ян Френкель, Эдита Пьеха, Марк Фрадкин…
А Зыкина? Где Людмила Зыкина?
Из кухни выглянула Елена Владимировна в фартуке. В одной руке половник, в другой — нож. Потная, красная. Глаза горят. Когда стряпня удается, от женщины все невзгоды отступают.
— Васенька, ну что ты так разошелся?
О вкусах не спорят. Не скрою, и мне эти приторные песенки не нравятся. И петь нынче толком не умеют. У каждого второго исполнителя — дефект речи. Ему к логопеду ходить, а он в телевизоре красуется. Но, Васенька, вспомни, что великий Маяковский сказал: раз звезды зажигают, значит, это кому-то нужно! Ой, заболтал ты меня, сейчас переварится…
Елена Владимировна спешно ретировалась, а Василий Константинович продолжил, словно слушал только что не жену, а ветер:
— Где сейчас Зыкина? Нет! Им подавай Алену Алину да Рому Жукова! Откуда имена такие взяли? Инфантилизм! Здоровые лбы! Им по тридцать лет, а они все еще Ромы, Тани, Фили! Да я в тридцать лет!.. Это же была ответственность! Это же была политика! Да моя рота!.. Сомали!
