— У меня завтра дежурство, забыл?
Жуткие барабаны отступали все дальше. Уже откуда-то из сумеречных глубин едва доносилось: «Дагомея! Что мы там вытворяли! И все нам с рук сходило!»
— А ты, Борька?
— Мы в Васнецовку на машине махнем, — со вздохом ответил за сына Василий Константинович. — На выходные.
Хоть как-то надо хозяйство поддерживать.
Пока старики не нашлись.
— И вы поедете, Елена Владимировна?
— Нет. Какой от меня там прок? Я сроду в деревне не жила. Ничего не знаю.
Ничего не умею. Это Василий у нас мужик от сохи… Я останусь. Чихиртму сварю.
— Что? — переспросили одновременно Катя и Кофи.
И не удержались от смеха.
— Чихиртму.
— Чихиртму? — переспросил Василий Константинович. — Ты нас, мать, часом не отравишь?
— Вы что! — возмутилась Елена Владимировна. — Это же вкуснейший из супов! Готовится из баранины, светлого виноградного уксуса и яичных желтков.
— Нет-нет, мам, мы — за, мы — не против, — замахал Борис руками, как крыльями. — Чухерму так чухерму.
— Да не чухерму, а чихиртму!
Кофи ткнул друга локтем в ребра:
— Ну, ты сегодня прямо как нерусский!
Все засмеялись. Тягостное молчание рассеивалось. Когда допили бутылку, появилась и надежда. А вдруг они завтра приедут, а старики живы-невредимы? Сидят и чай пьют. И сына с внучком встречают.
— Может, еще одну откроем? — равнодушно, как постороннее лицо, поинтересовался Борис.
— Нет-нет, хорош! — Василий Константинович перевернул свою рюмку. — Завтра за руль.
— Так я же поведу машину, — попробовал подкатиться с другого конца Борис. — Мне уж точно больше нельзя. А тебе, пап, сам Бог велел.
— Борис! — Мать сделала очень строгое лицо. — Мне, например, перед Кофи неудобно, что у меня сын такой алкоголик. И не оправдывайся. У кого что болит, тот о том и говорит.
— Елена Владимировна! — вступился за друга Кофи. — Ну какой же он алкоголик! Вот у меня на работе настоящие алкаши! Их на международных ярмарках надо показывать… Только вы не беспокойтесь. Я это говорю не для того, чтобы вы раздумали на жеребенков посмотреть…
— На жеребят, — тихо вставила Катя.
— На жеребят, — повторил Кофи. — Завтра суббота. Алкашей в зверинце меньше обычного. Да и люди они, в сущности, неплохие. Они ведь, знаете, отчего пьют?
Оттого, что ведут ненормальную жизнь.
А вести нормальную жизнь не могут, потому что денег не хватает. Так что приходите. Не пожалеете. Что вам одной целый день дома делать? Как приготовите эту… пирангу, так и приходите. Дорогу в зверинец вам в цирке любой покажет.
— Чихиртму, Кофи, чихиртму, — поправила Елена Владимировна. — Тебе простительно. Слово даже не русское, а грузинское. Приду ли? Не могу обещать.
Может быть, и правда, затоскую одна в четырех стенах…
— Мам, ты обратила внимание, как цирковые алики нашего нерусского обработали? — воскликнул Борис. — Вот это промывка мозгов! Они, видите ли, пьют оттого, что денег не хватает.
Улыбаясь, Кофи Догме перевел взгляд на окно. Улыбка закаменела на его губах.
Серпик недавно родившейся луны перебрался в угол неба — туда, где форточка.
А в центре висела Она.
Звезда, которую послал Солнечный бог.
Самая большая звезда из всех виденных людьми. К тому же снабженная знаком высшего звездного достоинства: огненным хвостом.
«Трам-тата-там-татам-тата! — забилась в висках кровь. — Трам-тата-тамтатам-тата!» Спина вмиг стала мокрой.
Перед глазами встала другая ночь. Седой горбун Каплу в неистовой пляске на валуне. Шум несущейся Зеленой реки. Чернота того — другого неба. И посланница Солнечного бога. Свидетельница страшной клятвы.
— Большое спасибо. Я был ужасно голоден, — сказал молодой вождь. — А теперь едва могу встать из-за стола. Но уже совсем темно. Мне пора. Катя, я позвоню послезавтра, хорошо?
13
Кофи заляпало кровью с головы до ног. Проходя мимо клеток, он видел, как загорались от запаха крови глаза. Звери словно пьянели. Они тыкались носами в прутья и старались высунуть наружу лапы.
Зачем? Чтобы зацепить его, Кофи Догме. Сперва зацепить, задержать любой ценой. Потом убить. И, наконец, самое главное: сожрать.
Покормив единственного на весь цирк бурого мишку, Кофи направился ко львам.
В руке он нес полведра сырого костлявого мяса, слегка присыпанного солью.
Кофи вставил ключ в скважину. Два громких щелчка разнеслись по зверинцу.
Сказать, что вождь наслаждался такой работой, было бы преувеличением. Молитвы каскадами уносились с его коричневых губ к Солнечному богу. Пот ручьями стекал по вискам и спине.
Особый страх вызывало то, что льва Кофи знал лучше, чем львицу. Когда старший смотритель Игнатьев представлял хищникам нового разносчика корма, львицы не было. Возможно, она находилась на приеме у звериного гинеколога. Возможно, выступала в ту минуту на арене.
Возможно, она просто спала в будке и не вышла навстречу гостям.
Сейчас это не имело значения. Кофи бочком-бочком, вдоль прутьев, пробирался к кормушке. Инструкция запрещала вываливать корм на пол и убегать. Инструкцию составляли человеконенавистники. Они заранее наслаждались каждой секундой, которую несчастным разносчикам предстояло провести в клетках.
Тихо урча, из будки вышел Плант. Он деловито направился прямо к Кофи. Молодой вождь застыл.
— Плант, — прошептал он. — Плант хороший, Плант умница…
Лев понюхал заляпанный кровью халат и фыркнул. Задрал огромную башку.
Глядя в желтые глаза, Кофи медленно опустил ведро с мясом. Зверь и ухом не повел. Он чего-то ждал.
«Мать честная! — по-русски пронеслось в голове вождя. — Что-то я не так делаю. Но здесь от страха все равно ничего не вспомню…»
Молодой разносчик отставил одну ногу. Словно переменил позу. На самом деле это был первый шаг назад. К двери.
Кофи переставил другую ногу. Черт с ней, с инструкцией! Черт с ним, с ведром!
Жизнь дороже.
Кофи уже совсем было собрался бочком-бочком засеменить к выходу. Спокойное, выжидательное выражение стерлось с морды Планта в один миг.
Челюсти и губы разошлись, огромный нос сморщился. Разверзлась пасть, в которую свободно умещается человеческая голова. Получился тот самый львиный оскал, который уже многй тысячелетий приводит в трепет человечество.
В следующий миг Плант испустил рык, от которого в саванне содрогается все живое. Кофи Догме зажмурился и простился с жизнью. Он ждал, что два центнера мускулов, клыков и когтей вот-вот обрушатся
