Маша вышла на улицу и пошла, помахивая сумкой. Из лацкана торчала голова Пататама. Маша косилась на нее и улыбалась пришельцу. Она радовалась, что никто во всем городе и на всей Земле не догадывается, какое чудо висит у нее на куртке.
Пататам задрал голову и посмотрел на Машу снизу. Только тут он заметил, что Машины губы выкрашены в красный цвет. Это его заинтересовало.
– Почему у тебя губы в краске? – спросил он и смутился, ибо впервые обратился к Маше на «ты».
– Я – женщина, – сказала Маша.
– Женщина… – повторил Пататам.
Ему понравилось это слово. Он уже хотел выяснить, что же такое женщина, но тут Маша наклонилась к нему и дотронулась губами до ухоноса.
– А ты порозовел. Местами, – сказала она. – Почему?
– От свежего воздуха, – смущенно пролепетал Пататам.
– А сейчас на тебе появились синие пятнышки. Ой, как интересно! – воскликнула Маша, глядя на Пататама.
– Ничего интересного, – буркнул Пататам и отвернулся.
Он-то хорошо знал причину, из-за которой появились эти пятнышки! Дело в том, что жители Талинты выражают свои чувства не только словами, но и изменением цвета кожи. В обычном состоянии все талинтяне – зеленые, но когда влюбляются, то становятся розовыми, а потом и красными – в зависимости от силы чувства. Если талинтянин врет, то на нем немедленно проступают синие пятнышки от стыда, а если испугается, то на время чернеет. Видимо, Пататаму очень понравилась Маша, вот почему он порозовел, а потом смутился, соврал и покрылся синими пятнышками.
– Ты ужасно смешной, – сказала Маша. – Мы поедем в парк кататься на карусели.
– Хорошо, – кивнул Пататам, слегка обидевшись на слово «смешной» и от обиды становясь на миг сиреневым.
Но Маша не заметила этого. Она села в трамвай, и они поехали.
В этот час в парке было пусто. Старик, обслуживающий карусель, оторвал Маше билет, и она устроилась на висячей скамейке, пристегнувшись толстым ремнем.
– И охота одной кататься… – проворчал старик, включая карусель. Колесо медленно сдвинулось с места, заскрипело, пустые скамейки на цепях качнулись и разошлись веером по сторонам. В лицо Пататаму подул встречный ветер, и он вспомнил о космосе, о бесконечном полете во Вселенной. У него дух захватило.
Они катались и разговаривали, Пататам рассказывал Маше о родной планете, о дереве, на котором они выросли, о своем братце по разуму Мананаме. Старик сидел в будке, удивляясь. Странная девушка в одиночку кружилась на карусели и разговаривала сама с собой.
– А где же твой братец? – спросила Маша.
– Он остался у Лены и Пашки.
– Где это?
– Не знаю… – Пататаму стало в этот миг совестно, потому что он совсем забыл о Мананаме – так хорошо ему было с Машей. – Я должен его разыскать, – добавил он.
– Разыщем… А сейчас мне нужно на работу.
– Я хочу с тобой, – быстро сказал Пататам, снова розовея.
Маша только улыбнулась. Она сошла с карусели, поблагодарив старика, и медленно пошла к выходу из осеннего парка.
– Тебе не холодно? – спросила она Пататама.
Не дожидаясь ответа, Маша вынула пришельца из пуговичной петли и переложила к себе за пазуху курточки. Пататаму стало тепло. От Маши вкусно пахло незнакомым запахом, как от цветов на планете Талинта. Пататам спрятал ухонос у нее на груди и задремал, вдыхая сладковатый запах духов.
– Дурачок… – нежно прошептала Маша, поглаживая Пататама, как котенка. Если бы он слышал, то, наверное, обиделся бы, но Пататам уже спал, тихонько посапывая.
Маша села на трамвай и поехала на работу.
Глава 10
По следам Мананама
Профессор Стаканский принял Юру в конце рабочего дня в своем кабинете на третьем этаже Института космических исследований. Юра коротко рассказал, как в течение месяца, пользуясь физическими приборами, он пытался обнаружить дыры в поле тяжести. Профессор слушал, нетерпеливо барабаня пальцами по обложке своей монографии. Наконец, Юра признался, что никаких дыр не нашел, но надежду еще не потерял.
– Неудивительно, – сказал профессор, – Вы бы еще, голубчик мой, искали следы пришельцев. Это антинаучно! – вдруг вскрикнул он высоким голосом и хлопнул-таки по монографии.
– Пришельцы уже есть. Это не проблема, – понуро проговорил Юра Громов.
– Ну знаете! – развел руками профессор, не в силах подобрать слов.
– У меня дома живет пришелец, – сказал Юра.
– Где же вы его взяли? – язвительно спросил профессор.
– Купил в комиссионном магазине.
Профессор молча снял телефонную трубку и набрал две цифры. При этом он смотрел на своего аспиранта очень внимательно.
– Скорая медицинская помощь? – сказал он в трубку. – Немедленно приезжайте! Случай серьезного помешательства. Адрес…
Договорить профессору не удалось. Юра опустил ладонь на рычажки телефона.
– Я здоров, Сигизмунд Робертович!
– Не уверен, Юрий Глебович. Вы переутомились. Не взять ли вам академический отпуск? Или, может быть, совсем уйти из аспирантуры? Наука – дело серьезное. Это вам не фантастика какая-нибудь…
– Хотите, я приведу вам пришельца из комиссионного? – дерзко спросил Юра.
– Буду рад с ним познакомиться, – иронически отвечал профессор. – Извините, у меня нет больше времени.
– До свиданья, Сигизмунд Робертович! – Юра кивнул.
– До скорого, Юрий Глебович. Подумайте над моими словами.
Юра вышел из института и в отчаянии стукнул кулаком по водосточной трубе. Она загудела. «Ладно. Я им покажу… Я им докажу!» – думал он, шагая к общежитию. Внезапно он увидел Машиного брата – Кольку Белоусова, который со всех ног мчался по тротуару.
– Колька, стой! – крикнул Юра.
Колька остановился, тяжело дыша.
– Ты откуда такой?
– Из школы. У нас сегодня такое было!
И Колька, размахивая руками, вращая глазами и подпрыгивая, рассказал Юре об уроке труда, на котором появился маленький зеленый человечек, напугавший до смерти Светлану Николаевну.
– Так это же Пататам! – воскликнул Юра. – Как он у вас очутился? Я дал его Маше.
– Нет, его звали по-другому, – Колька потер лоб. – Мататам. Нет, Маманат.
– Мананам! – закричал Юра. – Значит, это – его братец! Нужно скорее сообщить Пататаму!
И он со всех ног кинулся к Вычислительному центру, где работала Маша. Колька с удивлением смотрел ему вслед.
А Маша с Пататамом в это время с увлечением работали. Маша очень любила свою машину. Вернее сказать, уважала ее, потому что математика всегда была для Маши наукой не совсем понятной, а машина
