Она навалилась на Катерину и, придавив ее к подоконнику, мощными руками выпихнула в окно.
К приемному отделению подъехала машина «скорой помощи» с вращающейся красной лампочкой и гудящей сиреной. В этот момент из окна седьмого этажа выпала женщина, лицо ее было закутано в пурпурный газ. Она падала очень долго, но никто не успел заметить ее, пока она не ударилась о крышу «скорой помощи». Потом тело ее еще раз дернулось и успокоилось навсегда.
В ту же минуту на Черветерском кладбище наступила тишина. Могилы были засыпаны, и собаки убрались в кусты…
Торн ужасно устал и сразу же заснул. Его разбудил телефонный звонок. Было темно, Дженнингс еще не вернулся.
— Да? — сонным голосом ответил Торн.
Звонил доктор Беккер, тревожный голос выдавал его состояние.
— Я рад, что застал вас, — сказал он. — Название гостиницы было записано на ночном столике у Катерины, но я с трудом разыскал…
— Что случилось?
— Катерина выбросилась из окна больницы.
— …Что? — еле выговорил Торн.
— Она умерла, мистер Торн. Мы сделали все возможное.
Комок застрял в горле у Торна, он не мог говорить.
— Мы не знаем точно, что произошло. Она хотела уйти из больницы, а потом мы нашли ее на улице.
— Она умерла?.. — с трудом произнес Торн.
— Сразу же. У нее был разбит череп.
Торн застонал и прижал трубку к груди.
— Мистер Торн…
Но Торн уже повесил трубку. Он плакал.
В полночь вернулся Дженнингс, его неуклюжая фигура была сгорблена от усталости. Он взглянул на Торна, лежащего на кровати.
— Торн?
— Да, — прошептал Торн.
— Я ходил в библиотеки, в автоклуб, а потом справился в Королевском Географическом Обществе.
Торн не ответил, и Дженнингс тяжело опустился на кровать. Он увидел, что кровавое пятно на рубашке Торна увеличилось.
— Я выяснил насчет города Меггидо. Название взято от слова «Армагеддон». «Конец света».
— Где он? — безучастно спросил Торн.
— Боюсь, что это порядка пятидесяти футов под землей. В пригороде Иерусалима. Там сейчас идут раскопки. По-моему, от какого-то американского университета.
Ответа не последовало, Дженнингс лег и расслабился. Он выглядел очень усталым.
— Я хочу поехать туда, — шепотом сказал Торн.
Дженнингс кивнул и протяжно вздохнул.
— Если бы вспомнить имя старика…
— Бугенгаген.
— Бугенгаген?
— Да. И стихи я тоже вспомнил.
Дженнингс недоуменно взглянул на Торна.
— Имя человека, с которым вы должны были встретиться, — Бугенгаген?
— Да.
— Бугенгаген — это человек, изгоняющий из людей дьявола, он жил в семнадцатом веке и упоминался в одной из наших книг.
— Именно это имя, — безучастно ответил Торн. — Я вспомнил все. Все, что он говорил.
— Аллилуйя! — выдохнул Дженнингс.
— «Когда еврей в Сион придет… — почти шепотом начал Торн. — И небеса пошлют комету… И Рим познает свой восход… Мы больше не увидим света».
Дженнингс напряженно слушал его в темноте. Потом, завороженный безжизненным тоном Торна, он понял, что в нем что-то резко и бесповоротно изменилось.
— «Из Вечного Моря Зверь тот восстанет… — продолжал Торн. — И войско придет, чтобы биться до смерти… Убьет брата брат и свой меч не оставит… Пока не умолкнет последнее сердце».
Он замолчал. Дженнингс переждал, пока стихнет сирена полицейской машины, проезжающей внизу, и подошел к окну.
— Что случилось? — спросил он.
— Катерина погибла, — безразлично ответил Торн. — И я хочу, чтобы ребенок тоже умер.
Они прислушивались к звукам на улице, так и не уснув до самого рассвета. В восемь часов Торн позвонил по номеру ЕI-АI и заказал билеты на дневной рейс в Израиль.
Торн часто путешествовал, но в Израиле никогда не был. Все его знания об этой стране сводились к новостям из газет, а также к его недавним поискам цитат из Библии. Он удивился, что Израиль оказался современным государством. Страна, существовавшая еще во времена фараонов, но родившаяся вновь только сейчас, в век асфальта и бетона, была похожа на огромный кусок штукатурки, брошенный посреди сухой пустыни. Это небо было когда-то свидетелем бегства евреев из Египта; теперь же его сплошь и рядом протыкали высотные здания и гостиницы.
Отовсюду доносился шум строек. Огромные краны наступали, словно механические слоны, перенося грузы в своих «хоботах». Город как будто стремился побыстрее разрастись во всех направлениях. Асфальт во многих местах был разбит, и дороги, выстроенные совсем недавно, но уже устаревшие, теперь заново перестраивались. Повсюду висели объявления, зазывающие на экскурсии по Священной Земле. У полиции тоже хватало работы: они проверяли чемоданы и сумки, выискивая потенциальных диверсантов.
Торна и Дженнингса задержали в аэропорту: их ссадины и синяки вызывали подозрение. Торн предъявил свой гражданский паспорт, чтобы скрыть принадлежность к американской администрации.
На такси они добрались до гостиницы Хилтон, потом в магазине мужской одежды купили себе легкие костюмы. Жара усиливалась. Пот проникал в рану Торна и вызывал сильную боль. Рана до сих пор кровоточила, и Дженнингс, заметив это, предложил Торну обратиться к врачу. Но Торн горел единственным желанием — найти старика Бугенгагена.
Торн и Дженнингс направились в сторону рынка, спрашивая всех подряд, слышал ли кто имя «Бугенгаген». Это имя никому ничего не говорило, и они продолжали поиски. Торн был на краю отчаяния, он еле передвигал ноги. Дженнингс, напротив, был бодр и носился по городу, забегая в магазины, на фабрики, проверяя телефонные справочники и даже один раз побывав в полиции.
— Возможно, он сменил фамилию, — со вздохом сказал Дженнингс на следующее утро, когда они с Торном уселись на лавочке в парке. — Может быть, теперь он Джордж Буген. Или Джим Гаген. Или Иззи Гагенберг.
Через день они переехали в Иерусалим и сняли там комнату в небольшой гостинице. Снова и снова продирались они сквозь толпы людей в поисках того, кто хотя бы раз слышал это странное имя. Но все было тщетно.
— Похоже, пора сдаваться, — сказал Дженнингс, выглядывая из окна гостиничной веранды.
В комнате было жарко. Торн, обливаясь потом, лежал на кровати.
— Если здесь всего один-единственный Бугенгаген, то у нас нет ни малейшего шанса его отыскать. А пока мы стоим перед фактом, что его вообще не существует.
Он прошел в комнату и стал искать сигареты.
— Черт побери, этот маленький священник все время кололся морфием, а мы все его слова принимаем на веру. Слава Богу, он не посоветовал тебе отправиться на Луну, иначе бы мы уже отморозили себе задницы.
