Мой особый рецепт. Спать нам не придется. К восьми утра нас ждут на слушании Парламентского Комитета. В присутствии Президента. А до этого нам с капитаном предстоит посетить как минимум два довольно сложных объекта. А вы, Стивен, как я полагаю, должны немедленно отбыть в Первый Национальный?
– И поэтому обойдусь без твоего кофе, Кай. Уж не будь в обиде. Примите во внимание только, что по городу болтается двойник Джакомо Якопетти и, думаю, ищет Шишела. И он вовсе небезопасен.
И Стивена как ветром сдуло.
– Я ничего не понимаю в этой жизни, Следователь, – сообщил, обжигаясь
крепчайшим кофе, Гвидо. – Весь день я иду по следу, раскручиваю уголовных хмырей и торгуюсь с криминальной полицией – та еще шайка, поверьте – а вы – уж извините меня – занимаетесь, на мой взгляд, совершеннейшей чепухой: болтаетесь по департаменту науки и перебираете замшелые бумажки. И вот в результате вы заявляете, что что-то поняли в этой ситуации, а я не понимаю ни черта! Что это, например, за сборище в местной говорильне, перед которым мы должны поутру отчитываться?
– Не совсем отчитываться. Мы приглашены проконсультировать
Парламентский Комитет по безопасности относительно обстоятельств
политического характера, вскрывшихся в ходе расследования дела Посла Окамы. События невероятно ускорились... Уже в десять Президент докладывает Парламенту о проекте Экстренных Мер...
– Что за Экстренные Меры?
– У вас, я вижу, не было времени слушать политические новости.
Фракция Саранчи потребовала начала массированных акций усмирения против аборигенов. А в Лесу начались активные боевые действия. Банды Большого Питона, похоже, решили разделаться с Учителями. Раз и навсегда. В том же духе выступили и сторонники Тайного Пророка. Братства Скваттеров считают, что пока аборигены впали в междоусобицу, самое время нанести решающий удар и навсегда обезопасить окрестности Периметра. По всей столице развешан текст послания Советника Лэшли Президенту и Парламенту...
– Все это пахнет керосином... Пока мы колесили по городу я заметил, что народ взбудоражен, но подумал, что это не касается нас... Спасибо, я не буду второй чашки. И от одной глаза на лоб лезут... – Гвидо скомкал пластиковый стаканчик и определил его в утилизатор. – Если вы хотите двигаться ночью в город, то я прихвачу с собой людей из нашего филиала. Не верю я здешним законникам. Пусть земля будет пухом лейтенанту Айвору Брюсу, но готов поклясться, что его ко мне приставили не с проста... Кстати, куда вы намереваетесь тащить меня на ночь глядя?
– В офис Посла. Должны же мы узнать, какой замок открывает ключ, который нам в зубах притащил верный Ронни... Но сначала мы посетим центральную тюрьму.
6. ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЙ
– Все эти бумажки, господа, может быть и имеют силу где-нибудь у вас, на Земле, а здесь вы находитесь в Колонии 'Гринзея-2', – служащая центрального исправительного заведения Периметра небрежно бросила на стойку идентификационные карты Кая и Гвидо. – Будьте добры не мешать нашей работе, пока я не вызвала охрану...
– Ну а распоряжение за подписью секретаря Президента вас ни в чем не убеждает? – осведомился Кай, возвращая в поле зрения углубившейся уже в чтение иллюстрированного еженедельника дамы в синей униформе.
– Да хоть самого Президента... Заключенный Лисецки – вне доступа посторонних. Распоряжение Советника Лэшли... Разговор окончен, господа...
Гвидо направился к выходу, но вместо того, чтобы покинуть помещение, просто кивнул ожидавшим в коридоре людям в штатском. Те деловито, но без излишней поспешности рассыпались по офису. Демонстрировать стволы они не торопились, но тюремным охранникам этого и не требовалось – с индифферентным видом они разрешили незваным гостям блокировать ходы и выходы и вывести из довольно далеко расположенной камеры сутулого, остриженного 'под нуль' заключенного. Капитан вернулся к столу, криво улыбнувшись, расписался где надо и вернул на место ключи, без особых разговоров положенные перед ним ранее насмерть перепуганной мегерой.
– Вы ответите за свои действия, – для порядка заявила она и попыталась вернуться к чтению журнала, но через пару секунд в гневе отбросила его и погрузилась в мрачное созерцание происходящего безобразия.
Федеральный Следователь, тоже не одобрявший подобных методов работы Планетарной Контрразведки, постарался сохранить нейтральное выражение лица. В конце концов радикального метода борьбы с бюрократией не изобрел еще никто.
– Куда вы меня везете? – осведомился энергично загруженный в резко взявший с места глайдер заключенный Лисецки.
Выглядел он неважно. Не столько больным, впрочем, сколько опустившимся, махнувшим на себя рукой человеком. Обреченным и чувствующим свою обреченность. Свой вопрос он задал как-то в пространство, не рассчитывая на ответ.
– Вы находитесь в распоряжении регионального представительства Планетарной Контрразведки Метрополии 'Земля'. А едем мы на ваше предыдущее место работы – в Этнографический Музей Департамента Науки. Там вам будет удобнее давать показания, – пояснил капитан дель Рей. – Справа от вас сидит Следователь Федерального Управления Расследований. Кстати, Герлах, снимите наручники с господина Лисецки... Вы не хотите сделать никаких заявлений, приват-доцент?
– Я могу заявить только то, что заявлял уже миллион раз. Я невиновен, и мой арест и осуждение – произвол чистой воды...
Начав свое заявление твердым голосом, Лисецки окончил его на какой-то неуверенной ноте, весь как-то сжавшись, словно приготовившись к окрику или удару. Это подсказало Каю следующий вопрос.
– Вы не имеете претензий к режиму вашего содержания в заключении?
– Я не имею... желания предъявлять претензии.
До мрачноватого – гораздо мрачнее чем функциональной архитектуры
центральный застенок – здания музея они доехали молча. Даже ночного сторожа не полагалось нищей как церковная мышь гринзейской этнографии.
Пустое здание сторожила автоматика, послушно капитулировавшая перед
стереотипной полицейской карточкой универсального доступа. В родных
стенах, скисший уж было вконец, гуманитарий встрепенулся.
В мягком свете флуоресцентных панелей перед вошедшими предстала
небогатая, но довольно хорошо организованная экспозиция. Были в ней и
вполне земного вида истуканы из камня и дерева, воплощающие неведомых
тотемов, и страннейшего вида инструменты – не выточенные, выращенные из
разных пород здешних деревьев, и некие совершенно непонятные предметы,
заботливо расположенные в ряды по убыванию взаимного сходства, и
голограммы, запечатлевшие панорамы туземных поселений, и какие-то
письмена, в изобилии покрывавшие самые разнообразные предметы, в
большинстве для этого, вроде, не предназначенные... Все это содержалось в образцовом порядке и создано было, видно, с большой любовью.
– Как мило, однако, – всплеснул руками этнограф. – Они сохранили мое рабочее место нетронутым... Только пыль смахивают...
Он устало опустился в удобное, какое-то домашнее кресло. Прикрыл глаза:
– Итак, что вам угодно знать, господа? – Наш разговор не так прост. – Гвидо, не дождавшись приглашения, занял место напротив Лисецки. Кай разместился несколько сбоку.
– Скажите, вы связываете ваш, как вы говорите, незаконный арест с теми отношениями, которые
