психоконтактов непрерывно расширяется. При таких темпах Андрей скоро сумеет прозондировать каждого внутри Поля… и даже вне его?..
Ход рассуждений Андра вдруг прервал протяжный зевок, а затем и недовольный голос напарника:
«Предупреждал же: не поминай имя мое всуе! Теперь вот не засну…»
«Здесь храм, а не курорт, — ответил Андр. — Отоспишься потом — если доживешь».
«Ну-у, оптимист!.. Уж не решился ли ты на штурм? И где будешь прорубаться?»
«Да уж, штурм… Слишком тщательно оберегает себя Отец, даже огнестрелы в Столице изъял из употребления! И это при том, что на людях он почти не появляется. У него что, мания преследования?»
«Свежая мысль, — ленивым со сна, но уже язвительным голосом откликнулся Андрей. — И кого же это он так испугался? Уж не нас ли с тобой?»
«Почему же нет? С его стороны это было бы разумно».
«А у тебя, похоже, мания величия! Много ли мы узнали за это время?»
«А разве мало?»
«Ну да, мелкие бытовые подробности этого славненького общества государственного садизма!.. А в чем его цель?»
«Не все сразу».
«Черт возьми, у меня отпуск на исходе! Не хватало еще, чтобы меня хватились на работе и взломали двери, когда я… Бр-р-р! Ладно, что же мы все-таки будем делать?»
«Ждать».
«У моря погоды? Говоря откровенно, этот ваш Отец нравится мне все меньше, в его возне проглядывается какая-то жуткая система. Но суть ее я никак не могу ухватить, настолько захламлена она необязательными мелочами…»
«Ты мог нацелиться не на ту систему».
«А у тебя есть что-нибудь взамен? Нет? Ну так не копай под недостроенное здание моей гипотезы! Критиканов всегда в избытке, с идеями вот…»
«Тихо!»
Напротив, во мраке одной из ниш, обозначился бледный силуэт, через секунду материализовавшийся в истерзанную нагую женщину. Тоненько поскуливая, она сделала несколько шатких шагов вдоль коридора, потом, вдруг обессилев, съехала по стене на пол, но еще два-три метра проползла, будто стремясь убраться подальше от страшного места.
С минуту Андр выжидал, размеренно стискивая пальцами подлокотники и игнорируя горестные ругательства Второго. Затем шагнул из ниши и склонился над Невестой. Она тихо всхлипывала, уткнувшись измученным лицом в камень. Сейчас ей было больно и страшно, и вряд ли она помнила тот восторг, с которым сегодняшним утром встречала Выбор.
«Бредятина! — возмутился, чуть не плача, Андрей. — Ну откуда в этом винегрете столько варварской экзотики, я с ума сойду!..»
Андр молча завернул женщину в свой просторный плащ и понес к выходу, в Храмовый гарем. На этом он мог считать свое дежурство завершенным.
Два мероприятия в режиме жизни храмовников соблюдались неукоснительно: не слишком обременительные вахты во внешних покоях Храма и ежедневный боевой тренинг, разделенный послеобеденным отдыхом надвое. И если утренние нагрузки не содержали в себе ничего принципиально нового, то вечера целиком посвящались освоению совершенно необычного способа фехтования, при котором на конечности надевались толстокожие перчатки и сапоги с прочно закрепленными в них клинками. Приемы его были чрезвычайно сложны для усвоения, требуя от бойца совершенной координации и змеиной гибкости, однако в результате тот становился неуязвимым для любого числа атакующих — во всяком случае, пока у него хватало сил поддерживать вокруг себя сплошное кольцо обороны.
Остальная часть тренинга мало интересовала Андра, и здесь он предоставлял двойнику полную свободу действий, тем более что чрезмерная умелость свежеиспеченного храмовника могла разбудить подозрительность жрецов. Зато новому фехтованию Андр обучался с удивлявшей тренеров одержимостью, оттесняя измотанного к тому времени Андрея на второй план. Уникальная физическая одаренность и обширный запас боевых навыков позволили Андру уже через декаду сражаться на равных с лучшими бойцами Столицы, а затем и превзойти почти всех.
И сегодня, безжалостно забив трех партнеров до состояния невменяемости (правилами это не возбранялось), Андр возвращался в свою многокомнатную келью почти удовлетворенным, хотя знал, что отъявленные головорезы, на которых он отводил душу, обладают цепкой и долгой памятью на обиду — несмотря на амнезию.
Дверь открыл служка — тихий застенчивый подросток, обреченный в недалеком будущем на отсев в работники.
— Предупреди Дану, — сказал Андр, расстегивая кольчугу. — Ужинать буду через час.
Служка бесшумно растворился в сумраке коридора, Андр неторопливо пошел следом. Сбросив в предбаннике одежду, он открыл дверь и окунулся в горячий воздух парной. Дана, крепкая и ладная девушка-массажистка, уже ждала его, присев на широкий лежак. Улегшись, Андр отдал свое побитое-таки за день тело ее искусным рукам и прикрыл глаза, убаюкиваемый простодушной воркотней девушки.
Прежде чем попасть к нему, Дана служила в монастырских банях, где работы было не в пример больше, но выделилась среди банщиц неправдоподобной добросовестностью, виртуозной умелостью пальцев и неординарной внешностью и была переведена в персональные массажистки. В нарушение образа храмовника — полубезумца-полузверя — Андр не злоупотреблял своей властью над девушкой, хотя не сомневался, что Дана с готовностью согласилась бы на любые сопутствующие услуги. Такую рабскую, почти патологическую покорность Андр ненавидел — в принципе, но на это наивное ласковое создание, покорное не из выгоды или страха, а по своей сути, сердиться было трудно.
Сквозь приспущенные веки Андр наблюдал за игрой мышц под распаренной кожей девушки, за ее полудетским кукольно-хорошеньким лицом, странно контрастирующим с сильным зрелым телом, и блаженно ощущал, как уходит из мускулов усталость.
«Не передумал подрывать устои? — ехидно поинтересовался Андрей. — По-моему, тутошние порядки не так уж тебе отвратительны. Ну разве плохо ощущать себя господином?»
«Отвлекаешься, — с неудовольствием заметил Андр. — Не о чем больше говорить?»
«О чем же, например? После твоего бурного романа с Кимой мы не узнали ничего существенного».
«А „пленка“? — возразил Андр. — По крайней мере, теперь нам известен способ экранирования Поля».
«Чушь! Это открытие без будущего. У ваших ученых образцы „жидкости“ киснут годами, а много они о ней узнали, научились синтезировать? То же будет и с „пленкой“. И кстати, „пленка“ никоим образом не объясняет устойчивость к Полю самого Отца, уж он-то свою блистательную плешь ничем не прикрывает. Вот где загадка! Как быть нам с исключительностью Отца, с его поразительной живучестью, с его неутомимостью и чудовищной плодовитостью… с его гипнотизмом, наконец? Он будто и в самом деле полубог. Такие возможности не вяжутся с версией о гениальном изобретателе, опередившем свое время».
«А по-моему, наоборот. Вяжутся».
«Отец? Вряд ли. Я тщательным образом изучил все его поступки и решения, но творческого потенциала там не обнаружил. Отец основателен, дотошен, решителен, обладает, видимо, абсолютной памятью, многофункционален, видит на много ходов вперед… но с воображением у него туго, на качественный скачок он не способен. Да и не верю я в гениев-злодеев, на таком уровне мышления все эти ваши интриги, заговоры, перевороты кажутся мышиной возней».
«Выходит, мы зашли в тупик?»
«А о чем я тебе толкую? Знаешь… Шел бы ты спать!»
— Достаточно, — сказал Андр вслух и сел. — Умница, Дана.
Он провел ладонью по ее стриженым волосам, и девушка расцвела преданнейшей из улыбок. Андр