обзавелся этим «ожерельем», я попал. Ох, и надерут мне уши и кое-что пониже ушей… Но все равно — приятно. Сказал, что хотел, а не стал притворяться великодушным и всепрощающим. Наверное, так и надо поступать: пусть люди сразу получают представление о том, каким я могу быть. Хватит ситуации с принцем и его телохранителем — теперь ни один, ни другой прохода не дает. Да еще доктор… Положим, Гизариус хочет выяснить, откуда я взялся, исключительно в научных целях — как это, в самом деле: Мастер меня где-то нашел, а ему, своему приятелю, не сказал, где и как это произошло. Что касается Борга, то он уже почти уверен в моей принадлежности если не к Орлиному Гнезду, то к любой другой «братской» Службе и намеревается при ближайшем удобном случае обсудить со мной дела, касающиеся безопасности трона и отдельных членов королевской семьи. О, я мог бы доставить ему удовольствие беседой, состоящей из намеков и двусмысленностей, но зачем мне лишняя головная боль? Я — тот, кто я есть, и не хочу, чтобы меня принимали за нечто большее. Лучше уж — за меньшее… Хотя если выбирать из двух зол, то я конечно же хотел бы быть большим Злом! Ну да, есть у меня мания величия, пока незрелая, но тщательно взращиваемая…
С бляхи гном снова перевел взгляд на мое лицо. Ох, как же мне не понравился этот взгляд! И коротышка туда же… Ну почему все они на развилке с указателем: «Налево — дурак, направо — совсем НЕ дурак» выбирают правую дорогу?!
— Я тебе нравлюсь, да? — Я скорчил кокетливую мину.
Гном поперхнулся:
— С чего это ты взял?
— А на кой фрэлл заставил меня нагнуться? Поцеловать хочешь?
«Клещи» мигом разжались. Хм, как, оказывается, просто избавиться от повышенного внимания… Я выпрямился, потирая шею.
— А зря передумал, сладенький… — От «воздушного поцелуя» гнома перекосило так, что я даже испугался: не хватил бы его удар из-за моих дурацких шуток.
Ничего, все обошлось. Гном сплюнул, что-то пробормотал в бороду на непереводимом наречии Горного народа и, энергично печатая шаг, направился на задний двор. Я проводил его коренастую фигуру насмешливым взглядом, готовый в любой миг, если гном обернется, послать ему еще несколько «поцелуйчиков», но он не обернулся. На его же счастье, как я полагаю, потому что мое настроение в эти минуты колебалось в диапазоне от просто зловредного до крайне мерзопакостного, и неизвестно, какие извращенные формы могла бы принять в дальнейшем моя фантазия.
Вообще-то, шутки подобного рода крайне рискованны, и их нужно использовать исключительно в том случае, когда ваш оппонент не может отреагировать иначе, как оскорбиться или испугаться. Лично я знаю одного типа, который развил бы предложенную мной тему до таких пределов, что пугаться впору было бы вашему покорному слуге…
— Зря вы так… — Ой, еще один подкрался! Да что такое сегодня со мной — никого и ничего не замечаю…
На сей раз ко мне подошел сам кузнец. Роста он был, что интересно, невысокого и на медведя вовсе не походил — скорее он был сухим и жилистым, но тугие змеи вен не позволяли усомниться в силе его натруженных рук. Кузнец был сравнительно молод — около сорока лет, — но все же старше, чем ваш покорный слуга, и я не сразу понял, почему он обращается ко мне на «вы». А когда понял… Сделал себе зарубку на память: закатить старосте истерику с выяснением, почему он довел мои «подвиги» до сведения каждого человека в этой треклятой деревне. Не знаю, как вас, а меня коробит уважительное обращение со стороны людей, перед которыми полагалось бы пресмыкаться мне…
— Что — «зря»? — хмуро спросил я, предчувствуя очередное сетование на мои «плохие манеры», но кузнец меня удивил:
— Почтенный Гедрин тяжело переживал случившееся.
Пе-ре-жи-вал? Я не ослышался?
— Что же заставило его переживать?
— Когда ему рассказали, как обстояли дела, он понял, что встал не на ту сторону…
Вот как?
— И что именно ему рассказали, позвольте узнать?
— Ну… — Кузнец наморщил лоб, припоминая подробности. — Что вы помогали Рине дойти до дома лекаря, что не хотели ее пугать… А потом вы спасли ребенка…
Мило. Уж не знаю, какими словами гному поведали всю эту историю, но рассказчик постарался, раз бородатый коротышка начал «что-то» переживать. Впрочем, возможно, кузнец преувеличивает, и «переживание» не имело места. Хотя… Он же подошел ко мне с намерением поговорить. Неужели хотел извиниться? О-хо-хо… Тогда я вел себя как последний болван и подлец. Но ведь мне было приятно? Было. Тогда зачем терзать себя раскаянием? Э, у меня ведь есть дело…
— Доктор, именующий себя Гизариусом, просил забрать его заказ. Это возможно?
— Конечно. — Кузнец кивнул и на минуту скрылся за створкой распахнутой двери. Послышалось звяканье, шорох, стук — и я увидел предмет, столь необходимый доктору именно сегодня.
Лом. Толщиной в два пальца и длиной почти мне до плеча. Ну, Гизариус, я тебе это припомню — заставить меня тащить железную чушку в разгар полдневной жары!
— Надеюсь, он один? — на всякий случай спросил я.
Кузнец шутки не понял и пожал плечами:
— Больше заказов не было.
— И то ладно…
…Нести лом было неудобно. Тащить волоком — тоже, потому что дорога не отличалась гладкостью шелка и на каждой кочке железяка подпрыгивала и больно дребезжала в пальцах. К тому моменту, когда я доплелся до усадьбы, я чувствовал себя не просто кретином, а очень злым кретином. Потому что догадался, зачем доктор отправил меня к кузнецу.
Гизариус, узрев злорадное выражение моего лица, правильно оценил результат разговора с гномом и горестно вздохнул. А я, прислонив лом к стене, сел на дощатую террасу, разминая натертые пальцы.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — вкрадчиво поинтересовался доктор.
— Просто замечательно! Гном на завтрак — моя любимая диета, — съязвил я.
— О чем вы говорили? — Какие мы любопытные!
— Ни о чем. Мы не говорили.
— Почему? Гедрин хотел… — Недоумение на лице.
— Извиниться? Это нужно было делать иначе.
— Иначе?
— Не таким тоном. И не подкрадываясь.
— Подкрадываясь? — Доктор явно ничего не понимал.
— Пусть ваш приятель сам рассказывает, о чем и как мы беседовали. Если рискнет. — Я довольно ухмыльнулся. Пожалуй, почтенный гном не станет открывать все подробности нашей недолгой беседы. Слишком уж она получилась… занимательной.
— Ты не принял его извинения? — Полная растерянность.
Я широко улыбнулся:
— Он не успел их принести.
— Ты… ты… Ты нагрубил ему?!
Я сделал вид, что задумался.
— Я сказал чистую правду.
— Правду?.. — Доктор понял мой намек и осекся.
Несколько минут он молча смотрел на меня с таким укором, что в другое время я бы устыдился своего поведения, но сейчас… Сейчас мне даже море было — по колено. Гизариус качнул головой, скорбно поджимая губы:
— Я был о тебе лучшего мнения… Я думал, что ты — благородный человек, заслуживающий уважения, а ты…
— Кто? — Я с искренним интересом уставился на доктора.
