самое время поговорить с ним по душам.
– Когда вернёшься?
– Как получится, – пожимаю плечами и оставляю Кэла погружённым в сборы.
…Старания Мантии не прошли даром: убедившись, что в пределах гостиницы обиженного на весь свет эльфа не наблюдается, я вышел за ворота и, неспешно направившись вниз по улице, прислушался к гомону города.
Жизнь кипела ключом, и счастье, что я мог воспринимать настроение очень ограниченного количества людей и участка земли, иначе легко было бы сойти с ума, заблудившись в дебрях чужих мыслей, внезапно ставших твоими. Рассуждения о сделках и иные практичные вещи сразу отошли на задний план (уверен, что без помощи Мантии не обошлось, потому что мне самому для углубления навыков в балансировке потребовался бы не один год непрерывных занятий), и я сосредоточился на эмоциональном фоне города. В принципе, работать с эмоциями гораздо легче, чем с рассудочными проявлениями, но есть одно маленькое неудобство: нужно совершенно точно знать, что ищешь. А мне нужна была… даже не обида, а что-то более тонкое и простое одновременно. Мне нужен был эльф на пороге разочарования в жизни. Именно на пороге: листоухие в очень редких случаях решаются на то, чтобы добровольно умереть, но вот всё время ходить по этой острой грани – пожалуйста! Тоже Игра, в своём роде…
Как ни странно, Вайарда в пределах досягаемости моего сознания была городом вполне довольным собой – ни тебе ссор, ни тебе обид, даже завалященькой злобы не нашлось, поэтому пепельные следы грусти, которые Мэй оставлял за собой, были найдены почти сразу, и через квартал я догнал ребёнка, который не желал становиться взрослым.
Эльфы слабо чувствительны к холоду и теплу в том смысле, что могут регулировать жар собственного тела по своему усмотрению, но Мэй, находясь в расстроенных чувствах и мучительных раздумьях, пожалуй, меньше всего думал о здоровье, и я поспешил накинуть плащ на тонкие плечи, пока кончики ушей оставались розовыми.
Он вздрогнул и обернулся, готовый к атаке, но, наткнувшись на мой спокойный взгляд, уныло вздохнул.
– Рассчитывал, что придёт брат?
Эльф не ответил, но по глазам было понятно: именно об этом и мечтал. А мечта опять не сбылась…
– Я испросил разрешения прийти вместо него.
– Зачем? – в мелодичном голосе столько горького льда, что я поёживаюсь, хотя маади греет на совесть.
– Поговорить.
– О чём нам говорить?
– Есть одна тема.
– Какая же?
– Давай, направим стопы в сторону гостиницы, потому что у меня и твоего брата есть неотложное дело… Ты не против?
– Мне всё равно, куда идти, – он старается казаться безразличным.
– Хорошо, – киваю, пряча улыбку в пушистом воротнике.
– Так что ты хочешь мне сказать? – ну зачем так церемонно себя вести, малыш? Как это… по- детски.
– Много. И – мало. Только то, что ты способен услышать и понять… Ты обижен на своего брата, верно?
Он гордо отворачивается.
– Обижен… Ты считаешь, что он поступил недостойно, подвергая риску не столько свою жизнь, сколько выполнение важного поручения Совета. Я прав?
Ответ не звучит, но я, по крайней мере, не слышу и возражений. Уже славно…
– Не буду ни в чём тебя убеждать, потому что рано или поздно ты сам придёшь к тому, что я скажу… Есть случаи, в которых обязательства – даже самые почётные – отступают назад. Иногда речь идёт о сохранении жизни, но в данном случае… Кэлаэ'хэль рассказал тебе, почему бросил вызов vyenna'h-ry, несмотря на поручение Совета?
– Рассказал, – буркнул эльф. – Он услышал Зов Саа-Кайи и не смог удержаться…
– А что было дальше?
– Поединок, – пожал плечами листоухий.
– И?
– Никто не пострадал, кроме него самого.
– Это всё, что ты знаешь?
– Было что-то ещё?
– Ты слышал что-нибудь о vere'mii?
Мэй замедлил шаг и нехорошо сузил глаза.
– Причём здесь «призрак»?
– Твой брат не казался тебе странным в последнее время?
– Кэл? Ну, он… Может быть, иногда… – неуверенно признал эльф.
– Ему приходилось бороться с vere'mii погибшей сестры.
– Что?! – в лиловом серебре взгляда плеснулось потрясение.
– Если он не рассказал тебе о главной причине брошенного вызова, что ж, могу только позавидовать: у тебя замечательный брат. Он был готов, хоть и сам не понимал этого, умереть, но не впустить зло в себя и свою семью.
– Кэл… – мигом растеряв всё высокомерие, Мэй стал похож на растерянного маленького мальчика.
– Он не хотел тебя тревожить, и это очень… по-братски. Тебе не за что обижаться на него. Согласен?
– Но…
– Есть ещё одна причина, верно? Ты боишься взяться за то, что поручалось ему, потому что считаешь себя недостаточно умелым? О, прости, я неточно выразился: недостаточно взрослым?
– Может быть… – он ещё не признаёт, но уже не гонит прочь истину.
– А вот это совсем глупо! Если Совет заинтересован в выполнении поручения, они не стали бы выбирать того, кто не способен с ним справиться. Логично?
– Да…
– Идём дальше. Я более, чем уверен, что члены Совета выбрали тебя именно потому, что успех младшего поможет старшему снова поверить в себя.
– Но разве Кэл…
– Он едва не проиграл тени собственной сестры – как он может по-прежнему считать себя сильным? О нет, Кэлаэ'хэль полон сомнений на свой счёт, и ранение пойдёт ему на пользу: даст время и пищу для размышлений, по завершении которых твой брат снова станет таким, каким ты его любишь – сильным, отважным и мудрым!
– Ты думаешь… – в лиловом серебре появляются робкие ростки надежды.
– Я уверен! Время врачует раны души лучше любого лекаря… И тебе стоило бы не обвинять брата во всех грехах, а с пониманием отнестись к его трудностям и помочь преодолеть имеющиеся препятствия.
– Я… не знаю… что делать…
– Научиться понимать, что ошибаются все. Даже боги. И не стоит обвинять, пока не представил себя в схожей ситуации!
– Ты… Откуда ты столько знаешь? – пытливый ум – их семейная черта? В таком случае мне стоит опасаться «разговоров по душам» с представителями Клана Стражей Сумерек…
– Учусь.
– У кого?
– У любого, кто способен учить. И тебе советую делать то же самое. Пригодится! –
