Не знаю, как Джейн, но спросить ее было неудобно. Я думал: все, что она сказала, было в основном верно, но, чтобы получить пулю в спину, нам не нужно знать все. Часто даже малого знания бывает достаточно для этого, а мы знали больше, чем немного. Мы знали, что в Кремле есть секретная дверь. Мы могли не знать и действительно не знали, где она находится, но знали, где это можно выяснить. Совершенно достаточно, чтобы смерть была единственной гарантией нашего молчания.
Я высказал все это вечером.
Джейн выслушала, а немного подумав, сказала:
— Есть еще клятва.
— Ее величеству?
— Да, она. Джон, что же мы будем делать?
Я ответил:
— Есть только один способ отделаться от этого.
— Кому-нибудь все передать? Нашей стороне, а не их?
— Что-то в этом роде.
— Тогда пойдем дальше. Постараемся получить информацию. И прежде, чем ты спросишь: «Кто мы?», я отвечу: «Британия и Австралия».
— Джейн, ты знаешь, кто я?
Она усмехнулась:
— Более или менее. Тебе нужно, чтобы я описала детально?
— Я — орудие в руках Питеркина. Я был его адвокатом. Может быть, им и остался. Но в действительности я его агент. Я взял деньги, чтобы сделать то, что он хотел, чтобы я сделал. Я должен подумать, чего же он хотел.
— Ну, и что ты думаешь? В общем-то, мы — две части одной и той же страны. Если оба наших правительства получат информацию, я не вижу, почему Питеркин возражал бы против этого. В конце концов, Британия приютила его, когда он был беженцем.
Мы посмотрели друг на друга. Мы уже не улыбались. Эта сельская идиллия была приятна, и я хотел, чтобы она длилась вечно. Но это было невозможно... Люди, которые стремились заполучить тайну в свои руки, все еще продолжали нас искать.
Но Джейн была права, и теперь она сказала:
— Что мы, в конце концов, ищем? Какой указатель оставил нам Питеркин и где мы можем найти его?
— В Олбани, — ответил я. — И все, что мы имеем, — это два слова: одно — «толкай», другое — «тяни».
Глава 17
До Олбани мы добирались шесть дней. Мы подъехали к городу со стороны безлюдной местности национального парка Поронгоруп-Рейндж. С тех пор как нас выследили на том концерте, мы не встретили никого. Мы с Джейн все еще не были женаты, ни фактически, ни юридически. Однажды, я надеялся, может такое произойти, но пока это были лишь мои мечты.
Мы почти час сидели, рассматривая мой родной город сверху. Я мысленно пытался предугадать, где и как начнут происходить дальнейшие события. Но сначала необходимо познакомить майора Джейн Страт с городом и основными сведениями о нем. Город, на который мы смотрели, тянется вдоль бухты Принсесс Ройал, одной из самых закрытых бухт в мире. Олбани — огромный порт, безопасный для судов даже в самый сильный шторм. Он может сравниться с Гонконгом или с Сан-Франциско, с Саванной или с Сиднеем. Во времена парусного флота Олбани был раем для кораблей, натерпевшихся лиха в южных морях, а позднее местом, где они могли запастись углем и продовольствием. После того как угольные копи иссякли, бухта Олбани потеряла свое прежнее значение. В дни моей юности из нее отправлялись суда, груженные зерном, шерстью, древесиной и фосфатами. Кроме того, в то время процветал промысел китов, их было множество, поскольку континентальный шельф тянется здесь на пятьдесят километров от берега и китобоям не приходилось уходить далеко в море. Потом началось движение в защиту китов. Протест против истребления разрастался, и в 1978 году китобойный промысел на Чейниз-Бич закончился. Теперь там музей, где рассказывают, как на континентальном шельфе киты даже голодают, потому что их стало больше, а корма меньше, и криль, которым они питаются, теперь собирают и продают, компания же в защиту криля не ведется.
Я описал Джейн весь город, от залива Френчмен на западе до пляжа Нанарап на востоке, где занимаются серфингом. Там и я некогда проводил беспечно время.
— Очень красиво, — пробормотал я, — но нигде нет знаков «толкай» или «тяни».
— Может, это двери универмагов?
— Да тут всего один приличный. Нам придется поискать.
— Пабы?
— То же самое.
— Но двери где-то должны быть, — сказала она. — Признаюсь, я никогда не смотрю на указатели, всегда толкаю от себя, когда надо тянуть к себе. А потом чувствую себя идиоткой.
— Все так делают.
Джейн улыбнулась, чтобы сделать мне приятное, но вообще-то ей это не особенно удавалось.
— Что еще, кроме дверей, толкают люди?
— Испортившиеся машины, — сказал я. — Косилки для травы. Коляски. Велосипеды на крутые склоны.
— А что мы тянем?
— Есть и жаргонные выражения. А так — веревки, цепи. Телегу, если ты лошадь, корабль, если ты буксир. Зубы, если ты дантист.
— Наверняка это все-таки двери, — сказала Джейн. — Итак, нам нужно...
— Продавцы толкают товар, — вспомнил я.
Она покачала головой.
— Опиши мне Питеркина.
— Большой, сильный, спокойный.
— Нет, не это... Он был умный?
— Эйнштейном, конечно, не был.
— Насколько хорошо он знал английский?
— Питеркин? Почти прилично. Говорил с сильным акцентом и не совсем правильно, сразу было видно — иностранец. Всю жизнь занимался физическим трудом. Не ваял скульптур и не писал театральных рецензий. Почему ты спрашиваешь?
— Ведь он оставил ключ к разгадке, правда? Только два слова, поэтому необходимо быть очень точным. Он должен хорошо понимать их значение, знать наверняка, что они будут правильно поняты нужным человеком, а именно тобой, Джоном Клоузом, адвокатом.
Я задумался.
— Ты имеешь в виду, точно ли он знал значения слов? Дай-ка мне подумать. Хотя, должен признаться, рассказ о побеге написан весьма неплохо. — Я вздохнул. — Там все понятно. Он записал, что с ним случилось, и сделал это толково. — Я еще немного подумал, вспоминая. — Он писал так, как говорил. Даже в прозе у него был сильный иностранный акцент.
— Ты понимал каждое слово? Не припомнишь каких-либо серьезных ошибок в употреблении слов? Были случаи, когда совсем нельзя было понять?
— Нет. Правда, я читал уже давно, несколько недель назад...
— Не имеет значения. Последний вопрос: он точно понимал значения двух слов — толкать и тянуть на себя?
— Да, несомненно.
