почему. В той же степени скрытный — и об этом мы тоже знаем. А здесь, в Австралии, с тех пор как приехал, жил более или менее в отдаленных местах и занимался физическим трудом, в основном неквалифицированным. Все время переезжал с места на место, тоже по известным нам причинам. Был ловцом жемчуга в районе Брума, работал в эвкалиптовых и прочих лесах, на животноводческих фермах на севере, рыбачил в районе Джералдтона. И вот что я подумал...
— Что он ходил на ловлю китов? — быстро сказала Джейн.
— Да, он никогда мне об этом не говорил. Но это работа в его стиле. Видишь тот мыс? Как раз за ним залив Френчмен, и там Чейниз-Бич — китовая база. Перт — самый удаленный из крупных городов мира, он находится на расстоянии двадцати тысяч километров от другого большого города. А от Перта до Олбани четыреста двенадцать километров.
— Сколько это в милях?
— Примерно двести пятьдесят. Ты же инженер! Теперь смотри: залив Френчмен находится далеко даже от Олбани, такая небольшая благополучная колония. Во всяком случае, была такой, когда я ее знал. И мужчина-китобойцы почти все время находились на китобойных судах.
— Удаленных даже от китобойных баз! — подсказала она.
— Вот именно.
— Сохранились ли у кого-нибудь архивы?
— Может быть, но я думаю, они нам не нужны. «Олбани — тяни — толкай», — вот что написано на глине. Мы сейчас в Олбани, и могу поспорить на что угодно, он оставил лист на китобойной базе. Это была знакомая ему территория.
Лодка подошла к причалу, и матрос помог пассажирам выбраться на берег. Мы вернулись к «лендроверу» и сели в машину.
— Показывай дорогу, — сказала Джейн.
Я повиновался, и она добавила:
— Кто-нибудь следил за нами, как ты думаешь?
Я покачал головой.
— Я тоже не думаю. — Джейн слегка дернула плечом. — Но с трудом верится, что нам удалось уйти, ведь верхом мы двигались очень медленно.
— Западная Австралия огромна, ее трудно обыскать всю.
— Они обязательно будут разыскивать нас, — сказала Джейн. — Для них это очень важно.
Глава 18
Охота на китов прекратилась в 1978 году. Теперь охотятся на доллары туристов и получают их. Странно, но весь мир испытывает что-то вроде отвращения к убийству китов, и в то же время нет недостатка в людях, которые желали бы увидеть орудия их смерти. Так же, как в лондонском Тауэре: чтобы увидеть топор палача и плаху, стоят огромные очереди, а там, где показывают оружие, народу меньше.
Покупая билеты в «Мир китов», можно поглазеть на висящую там схему, предварительно ознакомиться с такими объектами, как разделочная палуба, подъемник туш, палуба, где их свежевали и добывали ворвань и внутренности.
Прослушав объяснения о технологическом процессе, можно прогуляться по берегу, стараясь не просмотреть резвящихся в заливе китов и дельфинов. Экскурсии отправлялись каждые сорок минут, и мы присоединились к одной из них.
Технология промысла, о котором нам рассказывали, была очень проста: в пятидесяти километрах от берега, на континентальном шельфе, киты кормились на своих пастбищах. Высылался самолет, который находил скопления китов и по радио вызывал китобойное судно, оснащенное гарпунной пушкой. Туши буксировали в залив Френчмен, рубили и варили. Жир из головы животного был такой чистоты и качества, которые невозможно получить из других источников, будь он животного или растительного происхождения. А остальное, то есть мышцы, кости, внутренности и хрящи, — все перерабатывалось. По прошествии полутора десятков лет, когда промысел заглох, бездействующее металлическое оборудование начало разрушаться из-за ржавчины и яри-медянки, старые деревянные палубы — под воздействием дождей и ветров.
Когда экскурсия закончилась, мы с Джейн еще походили одни, без экскурсовода, пытаясь определить, где Питеркин мог спрятать лист.
У входа в перерабатывающий цех я сердито заметил:
— Не положил же он его в один из этих проклятых огромных бункеров. В них нельзя проникнуть.
Джейн задумчиво посмотрела на следующую экскурсионную группу.
— Джон, видишь того мужчину в синем?
— В бушлате?
Она кивнула.
— Похож на одного из тех двоих, что были вместе с русской женщиной на концерте.
Я поглядел. Он, несомненно, походил на моряка и, несмотря на жару, был одет в теплый синий бушлат. Кроме того, у него был низкий узкий лоб.
— Не могу сказать, что его лицо мне знакомо, — заметил я.
— А я думаю, это он, — сказала Джейн.
— Насколько ты уверена?
— Совсем не уверена. Это ощущение. Будто мороз по коже.
— Давай уйдем.
— В таком маленьком месте, как Олбани, идти особенно некуда, — справедливо заметила она. — Городок слишком маленький, чтобы в нем спрятаться, поэтому нас и нашли. Вопрос в том, что они предпримут.
— Ничего, — сказал я. — Потому что ничего не изменилось, ведь так?
— Мы не нашли ответа на проклятую загадку Питеркина, и, пока не найдем, они ничего не посмеют сделать, чтобы не подвергнуть нас опасности.
Джейн задумалась.
— Будет совсем другое дело, когда мы найдем, правда?
Я промолчал, и она продолжила:
— Я не имею права прекращать поиски. А ты не обязан мне помогать. Мне кажется, стряпчие ведь не дают клятвы.
Я ответил с пафосом:
— Это вопрос справедливости, а не шпионажа!
Мы отправились назад, в город. Вскоре справа показался знак, указывающий на узкую боковую дорогу, ведущую в Гэп.
— Нет, только не сегодня, — запротестовала Джейн.
Я ничего не ответил, но она была абсолютно права: когда смотришь вниз на огромные бурлящие волны, накатывающиеся на Гэп, меньше всего хочется думать, что сзади тебя мог притаиться враг. Насколько мы могли судить, пока за нами никто не следил.
Вечером делать было, в общем-то, нечего. Мы поехали через перешеек у Кингз-Пойнт в ресторан, знакомый мне чуть не со дня рождения, чтобы попробовать экзотических блюд.
— Только не бифштексы из китового мяса! — предупредила Джейн.
— Бифштексов из китового мяса не будет, — пообещал я.
Мы заказали бифштексы из местной говядины и пили каберне, тоже местное, темно-красное и приятно крепкое. Когда мы уже заканчивали, дверь в зал открылась, я оглянулся и увидел входящего парня. Его лицо было чем-то знакомо. Он поймал мой взгляд и подошел прямо к нам, протянул руку и сказал:
— Ах ты, негодяй!
