из Олбани к заливу Френчмен, а на другой, более подробной, еще и другой. По нему мы и поехали, никого не встретив, с выключенными фарами. На шоссе Болд-Хед мы снова их включили. После наступления темноты людей там мало, поэтому сразу обнаружились бы огни, появись они позади нас.
Было уже, наверное, одиннадцать вечера, когда я повернул наш «лендровер» к стоянке у «Мира китов». Машину спрятать в этом месте невозможно, но мы постарались поставить автомобиль так, чтобы его не сразу заметили. Потом вышли и огляделись.
В этот час Олбани светился тонкой полоской огней вдоль бухты. Здесь ложатся спать рано и спят долго. Мы наблюдали, как один за другим гасли огни. Позади нас, на дороге, по который мы приехали, стояла сплошная темнота. Все было неподвижно. Все, кроме неутомимого свирепого Индийского океана.
Когда мы днем ходили по «Миру китов», то не заметили, как искусно он огорожен. Огонек на приборной доске был нашим единственным освещением, и в темноте мы не нашли места, через которое можно проникнуть внутрь.
Джейн достала маленькую схему всей территории и тщательно ее рассмотрела. Интересовавший нас большой ангар находился всего в нескольких футах от забора. Земля здесь образовала небольшую горку, и ограждение казалось ниже.
— За несколько минут мы должны обернуться туда и обратно, — прошептал я.
— Ты можешь перелезть?
Душа моя ушла в пятки: ведь если меня поймают лезущим в музей, я лишусь права работать юристом. Вряд ли приличествует адвокату быть взломщиком.
Однако я не смог засунуть ногу в ячейку сетки — спортивные туфли были слишком широкими. Джейн наблюдала, как я несколько раз безуспешно пытался подтянуться на заборе, потом положила руку мне на плечо и легонько толкнула:
— Дай я попробую.
Кроссовки Джейн были будто специально предназначены для лазания по сетчатому забору, их носки аккуратно вошли в отверстия сетки, и она полезла по ограждению, как опытный скалолаз. Наверняка сказывалась армейская тренировка.
Прошипев ей вслед напоминание об осторожности, я увидел, как она пробежала по траве и выбежала на извилистую бетонную дорожку, приблизилась к ангару, помеченному на схеме цифрой «10». Через минуту послышался шум отодвигаемой двери, она оказалась внутри!
Я стал ждать, прислушиваясь и проклиная себя за свою неуклюжесть. Конечно, я умею довольно хорошо бегать, прыгать и лазать по скалам, но мне далеко до Джейн, обладающей прекрасной физической подготовкой.
Повернувшись, я посмотрел на ленту дороги, исчезающую в черноте ночи. Все так же тихо, не видно ни огонька. На противоположной стороне залива в Олбани уже почти во всех домах погасли окна, лишь уличные фонари еще светились желтыми шариками. Всматриваясь в ночную темноту, я понял, почему именно это место выбрал Питеркин для устройства тайника.
Интересно, возникло ли у Крейга Бриндела хоть малейшее подозрение, почему мы заинтересовались его рассказом о самолетах. Он сказал, что для обнаружения китов обычно использовались самолеты разных типов, но всегда с надежными двигателями. Конечно, если летали на двухмоторных, то работы у Крейга бывало в два раза больше... Он нам об этом тоже сообщил. Самый лучший из них «сессна», двухмоторный и надежный. Неразумно летать над водой на одномоторном. Нужно совсем свихнуться, чтобы летать над водой с одним двигателем. «Сессну» мог заменить разве что старина «Миксмастер-337». Этот мог целый день на одном работать, а второй включали в случае необходимости.
Так всегда делали, когда шли на двухмоторном, но летчик чувствует себя несколько неуверенно, если моторы по бокам и один из них вдруг выходил их строя. А вот у «миксмастера» они в линию, то есть один толкает, другой тянет. Это гарантия полной безопасности...
Джейн опомнилась первой, пока я еще переводил дыхание, и спросила с вежливым удивлением: «Вы сказали, что один толкает, а другой тянет?» Я был уверен, ей казалось, что говорит спокойно, но в голосе слышалось волнение. И Крейг терпеливо объяснил: «Да-а, его называли старина тяни-толкай. Разумеется, двигатели вытащили, когда охоту запретили. Старина „миксмастер“ установлен на опорах в ангаре, а двигатели стоили немало, поэтому их наверняка продали. Кто их купил, не знаю».
Я спросил: «А Питеркин мог об этом знать?» Он на минуту задумался: «Ага, он обычно помогал, когда вытаскивали двигатель, а я всегда называл его Танитомсаем. Да, мог он знать». Крейг усмехнулся и добавил: «Но почему это интересует тебя, Клоуз? Ты мне об этом ведь расскажешь, а?»
Вот тогда-то мы с Джейн очень неловко и некрасиво, почти невежливо расстались с Крейгом.
Ожидая возвращения Джейн, я то и дело вертел головой по сторонам, оглядывая сушу и море вокруг. Ночь была очень темной. Тоненький серпик месяца прятался за толстым облаком на юго-западе, вода казалась такой же темной, как и земля, только вдали на черной поверхности вроде бы светилась легкая линия.
Я начал волноваться за Джейн. Я мысленно себе представлял, что там происходит: на переднем плане разложены гарпуны, а сзади на возвышении стоят старые самолеты «миксмастер» и «сессна». Сейчас Джейн карабкается по самолету, ползает по крыльям, исследует фюзеляж, ощупывает основания соединительных тяг у крыльев. Хотелось быть с ней там, за оградой, самому обыскивать самолет или хотя бы держать фонарик. Фары зажигать рискованно. Вполне возможно, что ночной сторож на дежурстве или какой-нибудь хранитель музея живет на территории. Но нам лучше было находиться именно там, где мы и были: один внутри, пытаясь что-то найти, а другой — на страже снаружи.
Стальные стены ангара не пропускали света, земля темная, море черное, и даже воздух казался тяжелым и влажным.
Дверь открылась бесшумно, послышался тихий шелест и шепот Джейн:
— Эй, соня!
Я подошел к сетке. Она стояла по другую сторону, держа что-то в руке.
— С тобой все в порядке?
Она победно прошептала:
— Нашла! — и подняла это что-то кверху.
— Что это?
— Догадайся.
— В отгадайку будем играть на этой стороне, — сказал я. — Давай перелезай. Быстро!
Она перелезла, спрыгнула на землю, рванулась к «лендроверу» и забралась в него. Я уселся на место водителя и зажег свет.
— Еще один проклятый лист! — Я почти застонал от разочарования, когда увидел, что она держала в руках.
— Подожди, смотри! — Она перевернула лист. На обороте, как и на предыдущем, были нацарапаны слова: «Велл Инто Ннос».
— Тебе это что-либо говорит? — спросила Джейн, глядя на меня. — «Велл Инто Ннос», — ты понимаешь, что это означает?
Я сидел, задыхаясь от душившего разочарования, от того, что проклятые тайны Питеркина все еще не кончились.
— Это бессмыслица, — сказал я. — Во всяком случае для меня.
— 'Велл Инто Ннос', — медленно произнесла Джейн. — Они должны что-то значить. Послание оставлено специально для тебя!
— Нет, — взъярился я. — Вся эта история чересчур затянулась. По вине Питеркина и его проклятой тайны меня крутило, как бетон в бетономешалке, меня преследовали, ловили, я убегал, неделями пребывал в опасности, потому что этот глупец решил, что я — его послушное орудие! Ну, с меня хватит! Я не собираюсь идти всю оставшуюся жизнь по длинному следу, который он мне оставил. И мне ничего не говорят эти слова.
Она долго пристально смотрела на меня. Потом приказала:
