Филипп одарил брата всеми высшими наградами Арции, и каждая из них — память о какой-то боли. Не надо думать об этом! Ссоры, ошибки, непонимание остались в прошлом, а у его новой победы нет привкуса горечи.
Впервые, уходя в бой, Александр не ждал удара в спину, не боялся, что скрестит меч с другом, не думал о том, на чьей стороне правда и стоит ли победа пролитой за нее крови. В Корбутских горах он не прорубал себе дорогу домой, как думал вначале, он схватился со злом, о котором даже не догадывался. Теперь с Билланой и Тарской покончено, Таяна и стражи Вархи в безопасности. Больше никто не будет похищать и приносить в жертву клыкастому оленю людей, гоблинов и эльфов. Рука с мечом, много лет занесенная над восточными землями, отрублена и не отрастет.
До того как они с Ежи верхом конь о конь ворвались в главное капище Монтайи, Сандер думал, что его друзья преувеличивают ройгианские зверства, а они преуменьшали. Белые жрецы пытались разбудить своего бога и умолить его вступить в войну и не щадили ради этого никого.
Захваченных таянцев и южных орков не хватало и в ход пошли свои. Александр собственными глазами видел, как на алтаре исходили кровью белокожая билланка и смуглая орка, а в углу с позволения сказать божьей обители были свалены десятки, если не сотни обескровленных девичьих тел. Орка еще была жива, и ею занялся один из вбежавших вслед за ними эльфов-разведчиков, а трое северных гоблинов встали рядом с целителем, готовые, если что, прикрыть его собой. Сандер с ними не остался — во дворе капища шел бой, стражи храма огрызались до последнего. Меч сам скользнул в руку Александра Тагэре, он убивал — нет, не с наслаждением, с чувством того, что так нужно и правильно, и никто не должен уйти. Именно ему удалось зарубить огромного гоблина в молочно-белых доспехах, на шее которого болталось опаловое ожерелье. «Белый» сражался как бешеный, спереди его защищала груда трупов, а по бокам кружили «Зубры», словно гончие, травившие матерого секача. Тагэре не помнил, как сиганул на кучу мертвецов и скрестил свой меч с мутным клинком «рогатого».. На мгновение Сандеру показалось, что в руках у него не сталь, а черный луч, в глазах противника мелькнул ужас, и он, даже не пытаясь отразить удар, рухнул на колени и склонил голову. Александр хотел было остановиться — пленник представлялся важной персоной, но не смог удержать разогнавшийся клинок. Голова покатилась по камням, и по странному совпадению в тот же миг с крыши храма обрушились венчавшие его чудовищные рога. Все было кончено. Последние из защитников кто упал на колени, прося пощады, кто бросился на собственный нож. Сандер все еще рассматривал свою добычу, когда подошел Ежи и сказал, что Тагэре ждут корбутцы. Их глаз Александр не забудет никогда.
Марграч говорил о крови Инты, Истинных Созидателях, клятве Уррика и грядущих походах, а за спиной горел храм Ройгу. Тагэре не сомневался, что подожгли его эльфы, уж слишком быстро охватило каменную громадину пламя, а в рыжей огненной гриве нет-нет, да мелькали небесно-синие пряди. Это был конец одной войны и начало другой, предсказанной старым Эриком, но между ними будет полгода мира и счастья, именно счастья, хотя Сандер и понимал всю неуместность этого слова. Время было кровавым, будущее — туманным, но Последний из Королей хоть и отдавал себе в этом отчет, но жил, как в волшебном сне. Отлученная от Церкви Таяна сразу стала для него близкой. Здесь чтили понятные ему законы чести, друзья были друзьями, а враги — врагами. В Гелани и Гар-Рэнноке не было места Рогге, Тартю, Батарам, Вилльо, эта земля их просто бы отринула. Он же среди всех этих Ласло, Золтанов, Ежи, Грэддоков чувствовал себя как рыба в воде…
Дорога кончилась у подножия горы, и воины остановились, не доходя десятка шагов до встречной процессии. Что от него требовалось дальше, Сандер не знал: гоблинский этикет был арцийцу внове, и он боялся невольно обидеть союзников и, что было много важнее, друзей. Настоящих, до последней капли крови. Александр Тагэре стоял на черных, поднятых над головами щитах и смотрел, как к нему приближаются двое орков средних лет и совсем молодой.
Воины, державшие щиты, слаженно опустились на колени, а подошедшие протянули руки. Сандер мог спрыгнуть и сам, но послушно принял помощь. Между двумя огромными горцами он чувствовал себя хрупким подростком, но это не унижало.
— Горы склоняются перед кровью Инты, — низкий, рокочущий бас старшего был достоин его внушительной фигуры, — пришло время вернуть долги. Мы тебя ждали, и ты пришел.
— Горы склоняются перед доблестью воинов, взявших Монтайю, — мягко возразил Александр, — Я счастлив дружбой твоего народа.
— Мы помним все, — торжественно сказал Горный Король.
ЭСТЕЛЬ ОСКОРА
Предосенняя Тахена казалась зеленой стеной — непролазные заросли барбариса, за которыми виднелись увешанные созревающими ягодами рябины. Войти в лесную крепость можно было либо с помощью топора, либо с помощью магии: Я мило улыбнулась воинам, взяла Ванду за руку и шагнула вперед. Колючие, густые ветви расступились, узнав меня, как собака узнает хозяина. Я была в здешних краях всего однажды, но прекрасно знала, куда идти. Это были мои владения, мой дом, моя колыбель, где бы ни родилось мое тело и откуда бы ни прилетела моя душа.
Где-то здесь по звенящей от птичьего щебета чаще бродит Лупе, защищая заповедный край от чужаков, трогает отягощенные ягодами ветви, гладит рыжих лисят. Я должна исполнить просьбу Шандера и передать этому счастливому созданию слова, которые оно не поймет. Могла ли я, Эстель Оскора, хотя б на миг пробудить в Хозяйке Тахены человека и хотел бы этого Шани?
— Я никогда не видела такого леса, — шепнула Ванда, не выпуская моей руки, хотя сторожевые заросли кончились и мы шли по невысокой, мягкой траве среди старых рябин. Обилие ягод обещало суровую зиму.
— Тахена — не лес, — объяснение было глупым, но девочка, похоже, поняла, что я имела в виду. Год неминуемо катился к осени, свечи лета note 38 отгорели, и по воздуху плыли их семена — маленькие, оперенные серебром стрелы, в наконечниках которых таилась будущая жизнь. Сквозь заросли все еще цветущей таволги замерцало одно из множества озер. Мы спустились к таинственной, темной воде. Водяные лилии горделиво белели среди крупных кожистых листьев, а дальше, на чистой воде, резвились молодые лебеди, сменившие серенький детский пух на роскошные белоснежные одеяния.
Ванда замерла от восторга, и я воспользовалась этим, чтобы вырвать девочку из настоящего. Теперь королевна будет грезить наяву — лес, заросший цветами берег, словно вырезанные из белого камня лилии, горделивые птицы — все это станет ее сном, лучшим сном расцветающей жизни. Тахена не тронет ту, что находится под защитой Эстель Оскоры. Ванда в полной безопасности, а я могу делать то, зачем пришла.
…Кэриун меня ждал на поляне у границы топей. Я бы никогда не узнала в этом богатыре прежнего худенького юношу. Лицо последнего Хозяина Тарры изменилось мало, но больше о его эльфийских предках не напоминало ничего. Тахена взяла свое, и Кэриун казался порождением Древней Тарры.
— Я приветствую Хозяина окрестных лесов, — произнесла я ритуальную фразу. Дружба дружбой, но призванный не может первым заговорить с призывающим.
— Леса склоняются перед Эстель Оскорой. Твоя дорога оказалась долгой.
Долгой, очень долгой и очень страшной. Сейчас мне дарована передышка, но скоро я вновь пойду в никуда, переступая через смерти и не оглядываясь назад. Да смилостивятся Великие Братья над теми, кого я оставлю…
— Здравствуй, Кэриун. Ты прав, я задержалась дольше, чем следовало. Где другие Хозяева? Как вышло, что Тарра осиротела?
Я опустилась на траву и протянула руку. На нее тут же уселась соловьиха — серенькая, с блестящими темными глазками. Скоро она отправится в Мирию, Эрасти рассказывал о птицах, отдыхающих на острове, прежде чем пуститься дальше, за Сартахену, но соловьи и иволги зимуют возле Кер-Эрасти…
— Хозяева ушли в осень и не вернулись. У них не стало сил проснуться, остался только я, ведь меня
